— Его нужно доставить в больницу, или это подождёт? — поинтересовался подполковник у врача.

— Ну, в принципе можно примотать руку к груди. Думаю, что операцию делать не надо, главное — руку не тревожить, — махнул рукой доктор, — Выживет.

— Вот и замечательно. Ребята, грузите его, да сильно не церемоньтесь. Нужно узнать, кто его послал и что за это пообещал, — начальник милиции проследил, как мазурика под крики и брань сажают в машину, и вернулся к Петру.

— Колотит немного, — опередил его вопрос Штелле, — Но жив-здоров, и пора мне на работу. Я к половине девятого кучу народа пригласил.

— Всё же, Пётр Миронович, нужно будет потом с вас показания взять и признать потерпевшим.

— Конечно, как освобожусь — обязательно приеду, — вставая со спасительной скамейки, покивал Пётр.

— Может, к тому времени и заказчика узнаем.

Пожали руки, и Веряскин пошёл к своей машине, а первый секретарь — на работу.

Событие двадцать третье

Совещание было нужным. Пётр пригласил на него практически всех имеющихся в наличии художников и архитекторов. Получилось почти тридцать человек — ведь в городе есть художественное училище, и на каждом предприятии есть художник, да плюс в кинотеатрах. Главный архитектор, получив в прошлый четверг команду собрать всех этих людей, потом до конца недели всё пытался выяснить, зачем же Петру Мироновичу понадобились художники. Штелле держался насмерть. Не выдал тайну.

— Товарищи, вы знаете, что с 1962 года население города постепенно уменьшается? — Пётр обвёл взглядом притихших наконец художников.

Народ зашушукался — скорее недоумённо.

— Думаю, молодёжь уезжает. Нет у нас пока института, только строить начали. С жильём проблемы… Да много ещё, наверное, причин. Все эти причины руководство города будет устранять — но вот с одной можете помочь только вы, — народ опять зашушукался.

— Нам с вами нужно сделать наш Краснотурьинск самим красивым городом в стране. И самое интересное, что это не потребует огромных затрат. У меня тут родилась пара идей, — Пётр повернулся к окну и показал на него рукой, — Там, в начале Бульвара Мира, нужно установить небольшую композицию. Выглядеть это будет так. Небольшой постамент с обзорной площадкой наверху, метра три — четыре в высоту. Рядом с ним глобус из медных листов с выступами материков и как-то обозначенной границей СССР. Глобус должен быть наклонён таким образом, чтобы наша страна была сверху. Зашёл человек по ступеням на смотровую площадку, а прямо перед ним наша страна. Должна быть чётко видна Москва, ну — Спасская Башня. И должен быть Краснотурьинск. Например, наша центральная площадь в миниатюре. Понятно, что масштаб Спасской башни и площади должен быть — не на весь глобус. Может быть, чтобы стыки листов меди замаскировать, нужно выделить нарочито какое-то количество параллелей и меридианов. Вот, объявляю конкурс на эту композицию. Лучший проект будет воплощён, а автор получит премию и почётную грамоту. Да, диаметр глобуса метра три-четыре.

Пришлось прерваться на несколько минут — творческую интеллигенцию никто дисциплине не обучал. И выкрики с мест, и обсуждение вслух. Пришлось сначала прокашляться, а потом даже хлопнуть рукой по столу.

— Товарищи, давайте мы пойдём другим путём. Я сначала озвучу свои мысли, а потом предоставлю вам несколько минут на перекур и обсуждения. Ну а после этого вновь соберёмся, и вы зададите вопросы или поделитесь соображениями.

Угомонились, но не сразу.

— Теперь по строящимся у нас домам. Каждый из вас бывал, наверное, в Москве, Ленинграде, Одессе или Львове — и все видели дома с лепниной и разными прочими украшениями. Мы же в последнее время строим скучные серые коробки, которые совершенно не вписываются в тот город, что был построен ранее. Я понимаю, экономия — только ведь если в железобетонной плите предусмотреть пару арматурин, выходящих наружу, а в лепнине — пару железных колец и отверстие для монтажа, то это практически не повлияет на стоимость дома. Навесил лепное украшение, отлитое из бетона с закладными элементами, на арматурины, обварил и заделал отверстие цементом. Ведь несложно? А здание будет и вписываться в уже имеющийся облик Краснотурьинска, и выглядеть гораздо симпатичнее. Так что второй конкурс — это проекты фасадов домов с прорисовкой лепнины. Кроме того, можно ведь предусмотреть, как и в старых домах, лоджии и прочие изыски по торцам. Творите! — Пётр перевёл дух и достал из ящика стола пару листков с эскизами фонарей.

В прошлом-будущем он принимал непосредственное участие в отливке таких фонарей для Бульвара Мира — сейчас как мог, по памяти, восстановил.

— Кто был в Ленинграде, видел, наверное, какие там уличные фонари, — Штелле передал листки собравшимся, — Нужно нарисовать красивые фонарные столбы — только стоит иметь ввиду формовочные уклоны и прочую специфику литья. Лучше всего отливать отдельными небольшими фрагментами, а потом нанизывать их на стальную трубу, как в детской пирамидке, — именно так в прошлый раз и поступили.

— И последнее, — Пётр обвёл глазами притихших художников, — Если у вас есть другие предложения по украшению нашего города, то я их выслушаю. Всё, сейчас вам пятнадцать минут на перекур и обсуждение — и снова собираемся в этом кабинете.

После перекура до самого обеда «обсуждали», пришлось даже ещё один перекур устраивать. Из полезных мыслей вслух Петру понравилась одна. Нужно у музыкальной школы соорудить тоже композицию — первые ноты гимна на нотном стане, сделать из той же меди и как-то всё это приподнять на уровень четырёх метров или даже чуть повыше, дабы защитить от вандалов. Неплохо для начала. Главное ведь — разбудить в людях зуд творчества, а там ещё и придерживать придётся.

Событие двадцать четвёртое

Этот разговор состоялся, когда возвращались из милиции. На переднем сиденье устроились два амбала. За рулём был танкист-тёзка, справа от него на дурацком дерматиновом диване расположился старшина Вадим Кошкин. Пётр всё до конца не мог отойти от утреннего происшествия, он притулился к двери на заднем диване и, закрыв глаза, пытался спланировать дальнейшую жизнь с учётом того, что покушение может повториться.

Вопреки ожиданиям начальника милиции, убивец оказался тёртым калачом. Всё отрицал: не было, дескать, никакого нападения — наоборот, бедный мужичок шёл, никого не трогал, а тут вдруг один портфелем бьёт, второй руку ломает. Беспредел! Никто его никуда не посылал, ни на какие убийства, а Зуев Артём Потапович по кличке «Потап» ему, инвалиду, вообще не известен. На ноже отпечатков пальцев нет, «товарищ» был в перчатках.

— Конечно, суд показаниям первого секретаря горкома партии и фронтовика-милиционера поверит больше, чем той ерунде, что этот урка рассказывает, — развёл руками Веряскин, — но оформить ему группу лиц по предварительному сговору не получится. Сопротивление милиции при задержании и попытка убийства — максимум, что мы можем ему предъявить.

— А статья 206, часть 3 — «Хулиганство с применением оружия» — разве не подойдёт? — поинтересовался почти от двери Пётр.

— Так там нужны люди в качестве потерпевших, — скорчил кислую рожицу принимавший участие в разговоре следователь прокуратуры.

— Насколько я помню, люди там были, вон хотя бы моего шофёра можно опросить — и соседи на работу шли, — не сдавался Штелле.

— Хорошо, вменим и эту статью тоже, — нехорошо вздохнул прыщавый следователь с крысиным лицом.

В общем, ничего хорошего, если не считать того, что на несколько лет в Краснотурьинске будет на одного преступника меньше.

— Вот законы у нас, — сетовал старшина, — Ясно ведь, что Потап его подрядил.

— Была бы моя воля, заехали бы сейчас к этому вашему «смотрящему» и «застали» его залезающим в петлю, — мрачно процедил танкист.

— А давайте заедем, — вдруг вырвалось у Петра.

— Как это? — аж нажал на тормоза тёзка.

— Вадим, ты адрес Потапа знаешь? — Штелле повернулся к милиционеру.

— Чего тут знать-то! Каждая собака в Краснотурьинске знает. Он напротив строящейся первой школы в частном секторе живёт. Дом большой, сарай, гараж. «Москвич» у него 408-й, — с едва заметной ухмылкой сообщил старшина.

Пётр ухмылку оценил. Мол, слаба кишка у бывшего комсомольца, никогда не воевавшего, пойти на убийство. Наверное, настоящий Тишков и вправду ни на что подобное бы не пошёл. Только Пётр прожил жизнь в другое время — застал беспределы девяностых, эпидемию СПИДа, разгул наркомафии, насмотрелся фильмов про «мстителей», борющихся с преступностью. Смотрел и замечательный фильм «Ворошиловский стрелок». Другое воспитание. Есть чёткое понимание, что рецидивист — это неисправимый враг. Враг, которого нужно уничтожить. Нет, сам повесить человека он не сможет, но «подсобить» — это пожалуйста.

— Давайте так. Вадим, ты пошляйся сегодня вокруг дома гражданина Зуева. Посмотри подходы. Что там с собаками? Есть ли у него охрана? Один ли живёт или не один? Много ли народу по улице Коммунальной вечером отирается? Когда соседи спать ложатся? Одним словом, проведи разведку, а завтра поговорим, — когда машина остановилась у горкома, глядя прямо в глаза милиционера проговорил Пётр.