Событие сорок пятое

— А вас как зовут, молодой человек? — сделала вид, что не услышала последней фразы, Фурцева.

— Тишков Пётр Миронович, — поклонился Пётр.

— Что это вы мне кланяетесь, будто я королева английская?

— Екатерина Алексеевна, а вы знаете, как вас за глаза называют? — решил сыграть ва-банк Пётр.

— И как же? — нахмурился министр.

— Екатерина Великая, или Екатерина III, — снова изобразил поклон Пётр.

— Вот ещё! — вздёрнула нос Фурцева и приложила все силы, чтобы не улыбнуться.

Ну, Пётр-то стоял в шаге и заметил, что женщина осталась довольна.

— Пётр Миронович, я эту кассету забираю с собой. У вас ведь есть тексты и ноты этих песен? — и ткнула плёнку чуть не под нос Петру.

— Есть. И этих, и ещё нескольких песен, — подтвердил Штелле.

— Так у вас и другие написаны?

— У меня есть кассета с детскими песнями. Я сейчас пытаюсь написать детскую музыкальную сказку-детектив, вот там одна песня из этой сказки.

— Можно услышать? — уселась на освобождённый Смирновой стул Екатерина III.

— Магнитофон нужен.

— Да вон он, в приёмной, — открыл дверь Федин.

Пётр вышел в приёмную, взял со стола «Яузу» и занёс в кабинет Смирновой. Потом достал плёнку из портфеля и поставил. Включил, и только когда заиграла музыка, понял: он не перемотал кассету после прослушивания её в Свердловске. На этой стороне были другие песни.

И снится нам не рокот космодрома,

Не эта ледяная синева,

А снится нам трава, трава у дома,

Зелёная, зелёная трава.

— Извините, это не те песни. Детские на другой стороне, — попытался Штелле остановить воспроизведение.

— А ну стоять! — рыкнула Фурцева.

Следующей была нетленка Пахмутовой «Надежда».

Светит незнакомая звезда.

Снова мы оторваны от дома.

Снова между нами города,

Взлётные огни у космодрома…

Здесь у нас туманы и дожди,

Здесь у нас холодные рассветы,

Здесь на неизведанном пути

Ждут замысловатые сюжеты…

Припев:

Надежда — мой компас земной,

А удача — награда за смелость.

А песни довольно одной,

Чтоб только о доме в ней пелось!

Единственное, что они с Викой поменяли — так это слово «аэродрома» заменили на «у космодрома». Такая малость — но теперь это точно была космическая песня.

За этой последовала песня «Трус не играет в хоккей». Опять у Пахмутовой украли. Гости и хозяйка кабинета сидели заворожённые. Это были не военные песни, которые они только услышали — но ведь они тоже были шедеврами. После зазвучали «Снегири» Трофима.

За окошком снегири

Греют куст рябиновый,

Наливные ягоды рдеют на снегу.

Я сегодня ночевал с девушкой любимою…

И напоследок вдарили «Снегири» Виктора Королёва.

А щеки словно снегири, снегири, на морозе все горят, все горят.

Кто-то снова о любви говорит уж который год подряд.

А щеки словно снегири, снегири, на морозе все горят, все горят.

Кто-то снова о любви говорит уж который год подряд.

Зашипела пустая плёнка.

— Нда. Пётр Миронович, а вы с этой планеты? — через долгих пару минут стряхнула оцепенение Екатерина III.

— Как это?

— Ну не может композитор писать только шедевры. У вас плохие песни есть? Эту кассету я тоже забираю, скоро ведь День космонавтики.

— Ну, я не совсем композитор. Я скорее поэт. А музыку мы вдвоём с приёмной дочерью придумываем. Я ведь даже нот не знаю, — отмахнулся Тишков.

— Правда, не знаете нот? — все шестеро хором возопили.

— Правда, не знаю. Я напеваю, а Машенька музыку подбирает. Сидим так весь вечер и мучаем гитару, пока не получим приемлемый результат, — сделал вид, что скромно потупился, Пётр.

— Каждый день новую песню? — Екатерина Великая аж со стула соскочила, — Постойте. Вы сказали — приёмная дочь. Сколько ей лет?

— Десять.

— Ни х… себе! — ахнула министр культуры, — Эти песни написал человек, который не знает нот, нигде не учился, ни на какого музыканта, и девочка десяти лет?

— Ну да. Мария Нааб ходит в нашу музыкальную школу. Ну, ещё ведь и аранжировки придумывал Отто Августович Гофман, руководитель нашего симфонического оркестра.

— Почему такие фамилии странные? — скорчила гримасу Фурцева.

— Краснотурьинск — это маленький город на севере Урала. Его строили пленные немцы и трудармейцы из бывшей немецкой республики. Многие остались в городе. Примерно треть населения Краснотурьинска — немцы.

— Интересно, ни разу о таком не слышала. И у вас есть свой симфонический оркестр?

— Вы слышали музыку на кассете. Между прочим, Екатерина Алексеевна, я обещал этим людям, что именно они будут исполнять эти песни по радио и на концертах в Москве. Вот певец, который поёт «Журавлей», «День победы» и «Трус не играет в хоккей», согласился переехать в Краснотурьинск на этих условиях. Если вы заберёте у меня кассеты и отдадите их другим певцам, то это будет нечестно — выходит, я лжец, обманул людей. Коммуниста это недостойно. Придётся написать заявление о выходе из партии, — Пётр это не в запале говорил. Фурцева сейчас могла поломать весь задуманный им план. Он, конечно, может и других песен кучу вспомнить, но эффект уже будет не тот.

— Как вы смеете такими словами разбрасываться! — взревела Екатерина III.

— А что мне делать? Сказать, что министр культуры СССР забрала у меня песни, чтобы раздать их «настоящим» певцам и музыкантом, а вы в своём захолустье не достойны таких песен?

— Да что вы себе позволяете!

— Да что вы себе позволяете? Орёте тут на меня. А ещё коммунист и женщина, — совершенно спокойно, с улыбкой, проговорил, подойдя вплотную к Екатерине Великой, Пётр.

Подействовало. Пару минут она отпыхивалась, но потом всё же взяла себя в руки.

— И что вы предлагаете?

— По радио и по телевизору показывать только тех, кого я разрешу. Всё-таки это мои песни, и я лучше знаю, как их надо исполнять.

— Допустим, но ведь второй мужской голос явно не подходит для некоторых песен. Да и детский, хоть и очень хорош, но тут тоже нужен голос взрослого человека, — ух ты, а ведь не зря столько лет культурой руководит.

— Давайте так поступим. Я вам сейчас называю свои хотелки. Вы их не принимаете, и дальше всё по первому варианту. Или вы их принимаете, и тогда я вам обещаю, что лучшего исполнения не добиться, даже используя все административные ресурсы. И ещё, — остановил снова начинающую вскипать Фурцеву, — Я обещаю вам, что за несколько лет ансамбль «Крылья Родины», который мы сейчас с вами создадим, заработает для страны 320 миллионов долларов и покроет весь кредит на постройку Волжского автозавода.

Молчание. Выпученные глаза у всех присутствующих. Огромные деньги. Где АвтоВАЗ, и где мелкий захолустный Краснотурьинск со своими самодеятельными немцами?

— Говорите ваши хотелки. Выслушаю, не каждый день заводы предлагают, — прямо корёжило Екатерину Алексеевну.

— В Москве живёт начинающая певица Валентина Толкунова, по-моему, она сейчас в ансамбле «ВИО-66». Ещё она учится в Московском государственном институте культуры. Мне нужно, чтобы вы отправили её в понедельник вечером со мною в Краснотурьинск. Ну и чтобы она полетела с радостью, а не под принуждением.

— Почему именно она?

— Послушайте её. Второго такого голоса нет в стране.

— Запишите, Вера Васильевна, — ткнула пальцем в карандаш Фурцева.

— Вторая певица живёт в Ленинграде. Людмила Сенчина. Про неё знаю только, что она поступила в этом году в музыкальное училище имени Н. А. Римского-Корсакова. Это лучшее сопрано в стране, может, и в мире.

— А вы откуда знаете? У вас же нет музыкального образования — да, как я поняла, вы и не слышали её пения, — впилась глазами Екатерина Великая.

— Слышал от знакомого. Её тоже нужно как можно быстрее отправить в Краснотурьинск.

— Посмотрим. Дальше.

— Дальше сложнее. Мне нужна негритянка, а ещё лучше — мулатка. Кубинка или эфиопка. К ней такие требования: должна быть высокой и худой. Высокой — обязательно. Она должна быть выше Сенчиной и Толкуновой. Она должна уметь хоть немного петь. Лучше всего — победительница какого-нибудь музыкального конкурса молодёжи этих стран. Если знает английский, то очень хорошо. В принципе можно обеих — и кубинку, и эфиопку; тогда эфиопку обязательно кудрявую. Обратитесь в посольства этих стран и выберите девушек, желательно красивых — ведь они будут представлять нас в капстранах.

— Аппетиты растут. Но пока, наверное, осуществимо, — Фурцева успокоилась и теперь внимательно слушала.

— Ещё мне нужно, чтобы вы отобрали музыкальные инструменты у Государственного Симфонического оркестра и передали их на постоянное пользование в наш оркестр. Можно вместе со званием «академический».

— А не до х… ли? — опять начала заводиться министр.

— Этот коллектив будет деньги зарабатывать за границей — и над нами будут смеяться. Типа, да у них валторны все мятые и ржавые. Заработает Светланов 300 миллионов? А мы заработаем. Страдивари и Гварнери не надо, на них сами заработаем — но ведь и не на скрипках из полена играть.