Кольца и разные цепочки в квартире тоже нашлись, но немного. Очевидно, хозяйка сама в свет наряжалась. Ну, больше не будет. Утопили. И ни капли жалости. Сколько советских людей в Ленинграде обокрала, скольких их банда убила. Муж с братом своё получили, а эта гадюка ушла от возмездия. При отправке на Большую Землю колонну разбомбили, и Дейч Фаина Львовна пешком по льду вернулась в город, отрыла захоронки и продолжила обирать умирающих от голода, только с двойной осторожностью.

С шофёром машины поступили некрасиво — только не было другого выхода. Видел в лицо при свете дня, и легко сможет опознать. Поэтому, как только выехали из Москвы, Вадим попросил остановить, мол, ну, в кустики прогуляться. Прогулялись вместе с шофёром, специально газировкой угостили. Там в кустиках Ваню хлороформом и усыпили (где-то добыл Тишков). Связали, закатали в ковёр и положили в кузов. После этого поменяли маршрут — пусть ищут потом в этом Лыткарино. Доехали до Переделкино, разгрузились. Стол со стульями даже соседские пацаны помогали носить. Всё чин чином — переезд на лето. Машину отогнали до этого самого Лыткарино и бросили на просёлке. Шофёра Ваню из ковра извлекли, развязали и приладили на законное место к рулю. Спит. Проснётся — сюрприз будет. А сами стали попутки останавливать. Повезло — остановили рейсовый автобус пригородный. На нём до Москвы и доехали.

В это время Марк Янович в гостинице алиби, как мог, организовывал. В своём номере громко включил магнитофон и звенел посудой. Громко смеялся. Вдвоём с Кошкиным постарались, изобразив пьяных, проскользнуть незаметно, когда много народу входило. Может, и получилось.

Событие сорок второе


Домо-о-ой, домо-о-ой, домо-о-ой.
Там так сладко бьётся сердце северных гор,
Домо-о-ой.
Снова остаётся бесконечный простор за спиной.
Позади ночная брань чужих городов.

Дома красили траву в зелёный цвет. Почти шутка. Пётр ведь позвонил Романову и предупредил, что приедет семейство Брежнева, правда, без главного «семьянина» — вот и развили бурную деятельность. Травы ещё нет, зато есть поребрики и тополя. Есть куда известь изводить. Ещё мели. Вот это правильно — после зимы полно мусора осталось, одних собачьих какашек — тонны. Белили бы и без Брежневых, всегда город прихорашивают к Первому Мая, но тут вдвойне.

Успел остановить одно действо. Проезжая мимо гостиницы «Турья», увидел, как разгружают краску и всякие извёстки. Рядом и председатель горисполкома горлом (не руками) руководил.

— Михаил Петрович! Рад тебя видеть живым и здоровым.

— Ну наконец-то ты вернулся! С ног после звонка из Москвы сбились.

— Михаил Петрович, а ты когда-нибудь ночевал в комнате, которую только окрасили? — Романов заозирался.

— Так ещё пять дней! Высохнет.

— Высохнет. Только запах останется. Ну и нельзя Брежневых селить в этот клоповник.

— Там нет клопов! Только что разговаривал с директором.

— А тараканы?

— И что делать? — Романов пнул ведро с цементом.

— Поселим у меня, а мне на пару дней подбери из тех квартир, что для капремонта держишь, — Пётр ещё в самолёте это обдумал. Брежневых, правда многовато, но ведь и квартира трёхкомнатная. Два-три дня потерпят друг друга — нужно только пару кроватей завезти.

Были минусы. Во-первых, в шкафах полно вещей — не перевозить же их. Во-вторых, мебель. Нет, Штелле не боялся, что дети поцарапают — да даже если и поцарапают, то одну-две детали можно и заменить. Боялся эффекта. В кухне встроенный гарнитур, опередивший время чуть не на полвека, с мойкой из нержавейки, шаровыми кранами и отдельным краником для супер-пупер воды. Сначала она проходила через череду фильтров, обычных для XXI века — поролон, уголь активированный, шунгит. Еле достал. Пришлось отправлять директору БАЗа Кабанову человека в командировку в Петрозаводск, и дальше на север Онежского озера — к месторождению в селе Шуньга. Шунгит добывали, но кустарно, и совсем в незначительных количествах — так, для поделок. Привезли. Административный ресурс. И последний изыск — омагничивание воды.

В большой комнате — стенка в стиль кухонному гарнитуру. Вообще вынос мозга для современников. Плюс мягкий диван с огромной спинкой и подлокотниками, и в комплекте — два кресла с резным журнальным столиком из белой акации. И никаких круглых столов и стульев! Простор. На стенах ковры не висят — там добытые Мкртчяном итальянские обои с видами какого-то морского города. Кусочек моря, обвитые плющом дома, площадь с летним кафе. Красиво.

В бывшем кабинете (теперь спальне девочек) — похожий диван и убирающиеся в шкаф кровати. Вернее, не убирающиеся, а превращающиеся в переднюю зеркальную стенку. Всю голову сломал, пока начертил, а главное — понял принцип действия. В кино-то много раз видел, а как дошло до дела — начал тормозить. Особенно с ножками намучился, чтобы после подъёма-переворота они вписались в шкаф. Без левшей с третьей зоны и не справился бы. Получилось даже круче, чем хотел — ещё и письменный стол к этому трансформеру присобачили, а ножки превратили в полочки. Можно книги ставить, если не лень их каждый вечер снимать. Есть где теперь наследницам уроки делать.

В третьей комнате — детская кроватка и тоже диван, плюс к потолку у двери присобачили люльку с длиннющими стропами. Юру укачивает в миг. В ванной и туалете тоже порезвились. Было обложено метлахской плиткой. Сдирать не стали — загрунтовали и нарисовали картины. В ванной оказываешься на дне морском, а в туалете — в лесу еловом (так сказать, «присел под ёлкой»). Может и не Шишкин, но вполне. Сюжет сам рисовал карандашом, а доделывали преподаватели Художественного училища. Понятно, не бесплатно, но ведь есть деньги.

С этой своей новой способностью часто стал людей поражать. Наверное, можно и в художники пойти, уж точно не хуже Малевича. Как-то Пётр разговаривал об этом даре с Викой-Машей. Та тоже удивлялась открывшейся в ней способности восстановить по памяти любую мелодию, даже мельком слышанную. Это если и не ноутбук с тысячей песен, то и ненамного хуже — вместо одного рояля в кустах дали два баяна там же. Даже два с половиной. У Марии Нааб просто божественный голос — куда там всяким Нетребкам. Не колоратурное сопрано — всё же голос детский, зато очень красивый. А если к этому прибавить сорокалетний стаж работы на сцене… Если появится желание — запинаем под плинтус даже того Робертину Лоретти.

И вот в эту квартиру — «Галчонка» и её не по годам развитую дочку. Чем закончится? «Я, Вань такую же хочу». Да, ведь ещё и в прихожей порезвился — сбацал там шкаф-купе с зеркальной стенкой и скрытыми лампочками, зажигающимися при открывании двери, вернее, сдвигании. Разобрали гирлянду, и умельцы с завода чего-то на коленке спаяли. Если это не хайтек, то уж и непонятно, чего ещё нужно для проветривания мозгов хроноаборигенам. А дверь? Стальная, с глазком и интересными запорами, и тоже зеркальная внутри. И когда успел всё переделать? Хотя ведь практически уже четыре месяца робинзоним. Или как это действо называется? Робинзон — робинзонил, а попаданец? Попаданил?

Одним словом, будет, полный попадос.

Обсудили с Викой-Машей культурную программу. Ну а почему бы во Дворце Металлургов не провести концерт? Третьего мая нет праздников? И четвёртого нет? Да фиолетово! Ну или вот повод: 7 мая — День Радио, а где родился изобретатель этого праздника? Ну да, только седьмого. Но если кто спросит, так и ответим: «Кто празднику рад — накануне пьян».

Посмотрели список новых песен. Негусто. Так понятно — всё было брошено на подготовку к праздникам и встрече с продюсерами. Всё удалось и всё получилось. Теперь можно приступать к плановой операции по уничтожению западной поп-культуры, и первым пунктом — смешать с землёй «Битлз». Пётр никогда битломаном не был — чуть позже родился. Другие были кумиры, так что операция отторжения не вызывала. Нужно занять место «Битлов» на Олимпе — ведь нет ни у кого сомнения в первенстве русских в балете, да и конкурс Чайковского регулярно поставляет на-гора гениев из СССР. Значит, тут можно, а песни нельзя? Умоетесь. Для того и забросили на пятьдесят лет назад. Сделать мир лучше! «Битлы», «Роллинги», «Квины» и прочие сделали его хуже — приучили к наркотикам, к беспорядочному сексу, и прочая, и прочая, и прочая. Они вирус. А мы — антибиотик.

В чатах всяких ругают авторов попаданческих романов, где ГГ ворует песни, и обсуждают, какую можно Нобелевскую премию залучить в свой удел. То есть воровать песни — плохо, воровать книги — нехорошо, зато, воровать научные достижения — благо? А в чём, пардоньте, разница? Взять того же Барри Маршалла. Всё та же H. Pylori. После того, как эксперименты по заражению лабораторных свиней не удались, в 1984 году Маршалл сам выпил культуру бактерии, выделенную от больного, и вскоре у него развились симптомы гастрита с ахлоргидрией: желудочный дискомфорт, тошнота, рвота и специфический запах изо рта. Подвиг ведь! Так австралиец — можно и подвиг украсть. Уже и украли. Пусть умрёт здоровым нелауреатом.