Ванька вытянулся в высокого и плотного парубка. Пятнадцатый год Жукову пошёл. Уже и сапоги себе приобрёл, рубаху кумачовую. Чуб отрастил. Жених. Вон девчонки с матерями заходят в лавку башмачки померять и косятся на видного помощника приказчика. И не Ванька он теперь. Крестьянское имечко. Другое себе выбрал Жуков, когда метрику справляли. Взял новое имя Георгий, в честь мастера, который батьку пацанёнку заменил.
Отчество же своего Георгий не знал. Мать-то Пелагеей кликали. А батьку? Отец Парамон посоветовал дедовское отчество взять. В честь Константина Макарыча. Так и стал Ванька Жуков. Георгием Константиновичем Жуковым. Будущим маршалом Победы.
Но это уже совсем другая история.
— Нда, — жена Лия отложила листок, — Ты не попаданец Петя, ты и правда — инопланетянин.
— Написал? — из детской выскочила Татьяна.
— Обещал ведь.
— Про Ваньку?
— И про Ваньку тоже.
28
Что надо сделать, если вам навстречу бежит окровавленный негр? Перезарядить.
Что вы скажете, увидев негра, по шею закатанного в бетон? Бетона не хватило. (Я не расист. Просто смешно.)
— Поезд Хельсинки-Ленинград прибывает к первому перрону, — ещё бы международный поезд прибывал к девятому.
— Пётр Миронович, хватит тебе метаться. Все живы, здоровы. Мне ваш Пётр Михайлович Суббота звонил, по старой памяти. Все долетели без приключений. Сели в поезд. Вот сейчас двери откроют, и сам убедишься, — успокаивала Фурцева. Кого? Себя, прежде всего.
Тишков, ещё когда соглашался на эти неподготовленные гастроли, то предчувствовал, что этот экспромт добром не кончится. Был ведь план покорения Англии и Америки. Европа не в счёт. Там в смысле музыки неандертальцы живут. Разве что французы в каменный век просочились. А тут рывок. Потом чуть успокоился. Газеты эти, будь они неладны, притупили чувство опасности. Как же, рыцари в светлых одеждах несут в массы (американские) любовь к СССР.
В Нью-Йорке уже звякнул последний звоночек. Потасовки переросли в межрасовые. Нужно было прекращать гастроли. Остановил Громыко.
— Никто ещё для пропоганды нашего строя больше не сделал. Обязательно нужно закончить в Вашингтоне.
Закончили! Нет, не правильное слово. Покончили! Ближе. Сплясали на могиле империализма. Вставили своё «ля» в Реквием.
— Екатерина Алексевна, точно пятый вагон. Какие-то бабки выходят.
— Товарищ Тишков! Успокойтесь! Говорю же, все живы здоровы.
— Бл… дь! — из двери вагона выскочила Маша-Вика с огромным синяком под глазом. Это не Пётр сматерился — Великая. Оба. Хором.
Заключительный концерт давали на стадионе «Гриффит». Бейсбольном стадионе. Новенький стадион уже отметился скандалом. Игра 1963 года между школой Сент-Джонс, преимущественно белой школой на Северо-Западе округа Колумбия, и Восточной, школой с преобладанием чернокожих, всего в нескольких кварталах от стадиона, закончилась бунтом на расовой почве всего через три дня после похорон президента Кеннеди.
Снаряд обязательно попадёт в ту же воронку. Это не про пушку «Берта». Там рассеивание, поправки на деривацию, увеличение канала ствола после каждого выстрела, да ветер порывистый, наконец. Нет. Это про жизнь.
Концерт уже подходил к концу. Вика по просьбе зрителей пела с Сирозеевым и Богатиковым нетленку группы «Ногу Свело» «Мамбуру». Вот и поклоны и овации. И тут на сцену выбегает здоровущий негр, вырывает у девочки микрофон и отталкивает её. Сто килограммов негра и пушинка Маша-Вика. Девочка летит по сцене и ударяется о стоящие высоким столбиком колонки. Те падают и хоронят под собой малявку. К придурку кидается смелый человек и очень хороший певец Богатиков, но улетает следом. Горилла чего-то орёт в микрофон, но тут на сцену забегают копы, прозевавшие его прорыв. Так-то оцепление было на уровне. Не первый концерт, и последствия органы правопорядка предчувствовали. Билетов продали с избытком, на 45 тысячный стадион набилось ни как не меньше 60 тысяч человек.
И негров было большинство. С кидателем девочек справились, вырвали микрофон, повалили на сцену и стали охаживать дубинками. Стадион замолк на мгновение. На беду полиции, микрофон упал в непосредственной близости от действа и транслировал на все 60 тысяч про чёрных… Не будем уподобляться.
Неудачный удар дубинки проломил височную кость. Дебил помер. Дебилизм продолжился.
— Майк, посмотри да он мёртв. Мы его убили. Пи. дец черно. пому!
Всё.
Восемьдесят семь трупов. Из них пятеро полицейские. Надо всё же сказать спасибо копам. Они ценой здоровья и жизни вывели артистов и отвезли их в гостиницу, а оттуда в посольство СССР.
Буквально месяц назад ведь был Дейтройт, штат Мичиган. Событие началось ранним воскресным утром 23 июля этого года. Началом для беспорядков послужил полицейский рейд и закрытие бара типа «слепая свинья», находившегося на углу 12-й улицы и Клэрмаунт-стрит. Эти беспорядки длились пять дней. Результатом беспорядков стало около 43 погибших, 467 раненых, 7200 арестованных и более чем 2000 разрушенных зданий.
А в следующем году полыхнёт. Убийство Мартина Лютера Кинга приведёт к волне беспорядков на территории всей страны, в более чем 100 городах, в том числе таких крупных, как Вашингтон, Чикаго и Балтимор. В Вашингтон и Балтимор будут введены федеральные войска. Погибнет два десятка человек, несколько тысяч будут ранены в уличных столкновениях с полицией и армией, десятки тысяч будут арестованы. Беспорядки продолжатся с 4 по 8 апреля.
Вот, а тут началось на полгода раньше. Ещё может и не отлита пуля для чернокожего правозащитника. И возможно теперь даже жив останется мистер Кинг. Дело ведь не в нём. Дело в расовой ненависти в Штатах. Ещё нет толерантности. Ещё белые и пушистые в основном и не родились. А теперь кое-кто и не родится. Полыхнуло на всю Америку. Только за первый день больше тысячи убитых. В десятки штатов вводят войска.
И апофеоз. Гимном негритянского «сопротивления» стала убийственная вещь Максима Покровского «Хару Мамбуру».
Америка пылает и стреляет, Америка в хаосе и из каждого окна, где живут чернокожие, несётся непереводимая игра звуков. Президент Columbia Records Клайв Дэвис по телефону обговорил с Петром дополнительный контракт на сингл с этой песней. Пять миллионов экземпляров и ещё два в случае быстрой распродажи. Что ж, страна пылает, но доллары ещё никто не отменял. Вы хотите песен. Их есть у меня. Миллион долларов на дороге не валяется. Пустим на что путнее. Построим в Краснотурьинске новую хорошую птицефабрику с их оборудованием.
— Маша, как ты себя чувствуешь, — бросилась к девочке Фурцева, обняла. Женщины!
Тоже слезинку смахнул и пошёл обниматься. Джанетта, Жоржета, Иветта, Лизетта, ах, Мариетта. Молодец Миронов. Надо не забыть дать ему авансом заслуженного. Хотя бы за «Берегись Автомобиля». Отлегло от сердца. Живы-здоровы, а что подожгли Америку, так и бог с ней. Нет. Так и чёрт с ней.
— Давайте в автобус, вон тот, красненький.
Интермеццо 6
— Ко мне сейчас сестра приедет. Мне её покормить надо. В общем, часа в 4, думаю, её уже не будет.
— Чем ты её кормишь?
— Девчонки, вы так похожи! Вы случайно не брат и сестра?
María Mercader Fordada в простонародье Мария Меркадер ехала в СССР с огромной неохотой. После рождения детей она вообще стала затворницей. Устала от публичности, от съёмок. От богемной жизни известной актрисы. Лет десять никуда не выбиралась. И тут приглашение от Рамона. У младшего братишки Луиса родилась внучка. Она не видела братьев сто лет. А если быть точной, то тридцать два. Даже подзабыла о них. Письмо нашло её. Письмо позвало в дорогу.
Может, и врут всё про страшный СССР, вот оба брата живут же. С 1939 года она жила в Италии. В 1942 году на съёмках фильма «Гарибальдиец в монастыре» познакомилась с Витторио Де Сика, за которого вышла замуж в 1959 году в Мексике. Брак не был признан итальянским законом, что вечно коробило Марию. Дети: Мануэль и Кристиан тем не менее носили фамилию отца. Витторио Доменико Станислао Гаэтано Сорано Де Сика — четырежды Оскароносец, прочёл письмо Рамона и расплылся в свой очаровательной улыбке.
— Мы едем. Всей семьёй. Русские хорошие люди, почти как итальянцы, только языка не знают. У меня есть задумка по съёмкам фильма про их писателя Толстого. Едем.
— Летим? — поправил старший сын Мануэль.
— Там, наверное, уже морозы? Ti amo da morire. (Ти амо да морирэ) — Я люблю тебя до смерти. И не хочу, чтобы ты там простыла. Возьми с собой ту шубку из русских соболей.
— Горностаев, — машинально поправила Мария.
— Её тоже бери.
Так и собирались целую неделю.
Оказывается, ещё и лететь с остановкой и дозаправкой, и тоже у коммунистов, в Праге. Вылетели третьего сентября. Муж настоял, чтобы Мария взяла шубу с собой в салон. Взяла, разве с этим упёртым итальянцем поспоришь. В Праге на Витторио, с белой шубой под мышкой, выходящего из самолёта, все смотрели, открыв рот. Может, и было чуть холоднее, чем в Риме, но именно чуть.
И вот Москва. Выходят они по трапу из самолёта. Мария шубу по настоянию мужа надела. Прилетели в три часа дня. На лётном поле, чуть мокром, после прошедшего недавно дождя, в лужах отражается Солнце и голубое небо с небольшими белыми облачками. Градусов двадцать температура. А она в шубе. Именно в «шубе», пол подметает. Если на неё и не показывали пальцем, то у виска этим пальцем точно крутили. Интересно, что это означает у русских?
