— Что, Чазова вызвали? — обернулся к Черненко.

— Конечно. Сейчас будет. Нитроглицерин вон врач дал, сказал отойти всем и не беспокоить.

Отошёл, а потом и в коридор вышел. Потом приехал Евгений Иванович и сказал, что обширный инфаркт — нужно срочно везти Брежнева к нему в институт. Там оборудование.

— Надо — везите.

Забегали тараканы. Или шавки? Только увезли, как появился Косыгин, поговорил с Черненко и ушёл.

И вот тут к нему подошёл Шелепин.

— Пойдём поговорим, Георгий Карпович.

Чего не поговорить-то. Начальник бывший. Ничего плохого о нём Цинев сказать не мог — ну, разве что сильно нахраписто лез по головам наверх. Там одно место — и оно занято. Нет, команду собирал, силёнки копил. И всё ж против такого зубра-интригана, как Леонид Ильич, слабоват. Пара лет — и нет команды, всю Брежнев разогнал. Когда по одному, а вот в последний раз — так сразу целое кубло вычистил. Пока шли, генерал-полковник понял, что сейчас нужно будет делать выбор.

— Присаживайся, Георгий Карпович, — Шелепин сел не на место во главе большого стола, а сбоку на стул и показал место рядом.

— Здесь пишут. Пойдём в коридор, а лучше до Царь-пушки прогуляемся.

— Твои же пишут?

— Мало ли.

— Хорошо. Пойдём к Царь-пушке.

Опять дорога, и опять время подумать. Ещё не дойдя до шедевра литейца Чохова, понял, что выход один: поставить на Шелепина. Косыгин эту партию играть не будет. У него свои игры. А здесь — Подгорный и Кириленко с одной стороны, Шелепин с другой. И что Подгорный, что Кириленко, что Полянский — они все ведомые. Были Брежнев с Сусловым — тянулись за ними, и тогда этот строй дубов грудью было не прошибить. Теперь нет. Чазов разговаривать не стал, но глаза прикрыл и головой мотнул: мол, ничего хорошего. Это уже второй инфаркт.

Ну, послушаем, что скажет «Железный Шурик».

— Тебя — членом Политбюро. Семичастного — вместо Шелеста. С Гречко я пять минут назад переговорил.

— Косыгин? Он по идее главный.

— К нему сейчас и пойдём. Маршала захватим и Воронова.

Пришли.

— Звонил Чазов. Брежнева ввели в искусственную кому. Даже если выживет — партией, понятно, управлять не сможет. В лучшем случае — сидеть в кресле в Завидово. Или в Крыму.

— Что думаете предпринять, Алексей Николаевич? — Шелепин неопределённо развёл руками, показывая, что в Кремле. Или в стране. Косыгин, как человек практический, решил трактовать вопрос конкретнее.

— Вернуть Маленкова, это раз. Байбакова Николая Константиновича — вместо зарвавшегося Кириленко. Это два. Фурцеву с Полянским гнать на все четыре стороны. Шелеста на пенсию. Пельше тоже. Гришин пусть работает. Подгорный? Тоже остаётся. Генеральным — вижу, хочешь, аж от Чазова новостей не дожидаясь, прискакал. Вот сам и садись в эту крапиву голым задом. Мне того даром не надо — у меня работа есть, её делать надо. И не лезь ко мне с политикой партии, я сам решу, кто у меня в народном хозяйстве коммунист, а кто контра. Всё.

— Семичастного вместо Шелеста? — гнул своё «Шурик».

— Бог с ним. Кого на освободившиеся места в Политбюро?

— Цинева, Семичастного.

— Согласен. Стоп! Кунаев. Что там? — повернулся к Циневу.

— Снайпер из-за забора аэропорта. Сразу насмерть. Ушёл, винтовку бросил. Наша, — коротко доложил Георгий Карпович.

— Туда кого?

— Не думали.

— Я знаю, кого. Есть один товарищ, что надавал тебе недавно на Политбюро по сусальнику.

— Тишков! Молокосос этот! Да его в Африку. В Танзании вон посол умер от малярии.

— Его — в Казахстан и в Политбюро. Это моё условие.

— Не справится!

— Этот — точно справится. Взвоют там все, — поддержал Косыгина Цинев.

Вставил пять копеек и Воронов.

— Конечно, у него морда лица не походит на кунаевскую. Но работоспособности хоть отбавляй.

— Да он капиталист махровый! — не сдавался Шелепин.

— Вот и хорошо! Может, подымет, наконец, Целину. А то у коммунистов пока получается тяп-ляп.

— Чёрт с ним. И в Политбюро?

— Конечно.

Глава 6

Событие двенадцатое

Папа Римский решительно осудил применение пыток и заявил, что виновные в них попадут в ад, где их будут жарить на раскалённой сковороде.

Умирает Папа Римский и просит: «Моё последнее желание — хотелось бы повидать Фантомаса». Говорят: «Ну где же мы вам возьмём?» «Нет, я желаю». «Ну подождите. Может быть, вы праведника какого-нибудь хотите?» «Нет, я хочу Фантомаса». Ему приводят Фантомаса и подслушивают за дверью, что будет. И доносится тихий голос: «Да, Петька, раскидала нас с тобой судьба…»

Утром последнего дня пребывания Петра в министерстве сидели вчетвером у него в кабинете и пили чай. Гагарин, Будённый и Тамара Филипповна. Секретаря Пётр забирал с собой. Куда он без Филипповны? Но пришлось для этого предпринять целую осаду крепости, а потом и решительный штурм (это не то, о чём вы подумали!). Филипповна долго отказывала.

— Понимаю. Муж, дети в привычной школе, квартира в Москве.

— Служебная, но в Москве.

— Тамара Филипповна, а если мужа переведут?

— Нет, его умения в Казахстане не нужны.

— Попробую. Там тепло, яблоки вкусные.

Попробовал. Мелочиться не стал, позвонил Циневу. Долго секретарь соединял — наверное, на совещание попал.

— Когда ты уже улетишь, Пётр Миронович?

— Георгий Карпович, вы…

— Давай, Пётр, уже на «ты» перейдём. Чего как графья выкаем? Я человек простой, да и у тебя не баре в родне, проверял. На брудершафт после выпьем.

— Хорошо, Георгий Карпович. У меня к тебе просьба есть.

— Давай угадаю с трёх раз: прослушку не ставить в новом кабинете?

— Два осталось, — там заржали.

— Охрану приставить в Алма-Ате к тебе и родственникам?

— И так приставите. Одна угадка осталась.

— Ну, не знаю… А, погранцов усилить!

— Ну, надо, конечно — но звоню по другому поводу.

— Проиграл. Говори уже. Времени в обрез.

— Перевезти с собой хочу секретаря своего, а у неё муж в вашем ведомстве. Майор, где работает — не знаю, но дать бы ему подполковника и отправить в Алма-Ату.

— Шифровальщику Непейвода дать подполковника и перевести в Алма-Ату.

— Я фамилию не говорил. Специально, — хмыкнул Тишков.

— Ты непростой человек. Приглядываем. По его должности не предусмотрены две звезды. Разве… — там помолчали, — ну, тебя это не касается. Хорошо, Пётр, будет Афанасию Петровичу повышение и в звании, и в должности, и перевод в тёплые места.

— Спасибо, выручил, Георгий Карпович.

— Подожди спасибкать. В ответ и от тебя кое-что попрошу, — там на минутку прикрыли трубку ладонью и рычали на кого-то. Пётр слышал, что Цинев груб с подчинёнными: и матом их кроет, и кричит, вот как сейчас. Ну, их дело. Может, в армии дисциплину кроме как криком и не привить подчинённым. Только кнут есть, пряников-то немного. — Пётр, вот какое дело, — ну вот уже и не рычит, — Смутил ты меня своими предсказаниями прорыва китайцев через Джунгарские ворота. Там всегда неспокойно. Думаю усилить там заставу — перебросить с Кавказа человек сто. Они к горам привычные. Соберу старшин и офицеров, наберём, в общем. Поможешь обустроить? Зима же.

— Даже если красный снег пойдёт. Первым делом, как приеду, организую туда отправку оцилиндрованного бревна и бригаду строителей. Ну, и другие стройматериалы. Это для офицеров. Для солдат…

— Там нет солдат, там пограничники.

— Вот как? Тогда для пограничников построю казарму по щитовому методу. В Краснотурьинске разработана технология, ведётся производство.

— Всё. Договорились. Но смотри! Люди. Зима.

— Обещал же.

— Всё! Отбой. Дела.

— Георгий Карпович, секунду! Ещё одна маленькая просьба.

— Только быстро, тут по Кунаеву совещание.

— Можете мне подготовить список интересных немцев?

— Это про республику новую? А кто интересует?

— Люди, которые чего-то достигли. Я вот, например, Ольгу Берггольц уговорил министром культуры поехать в новую республику. И в то же время Татьяна Пельтцер и Евгений Евтушенко мне уже не нужны.

— Евтушенко — немец? Не знал. Ну да он по моему ведомству не проходил, он всё с диссидентами заигрывает. Пусть. Хороший поэт. Ладно, считай, Пётр Миронович, я тебя понял. Артистов не надо, нужны на другие министерские посты люди. Вот видно сразу, Пётр, что ты не военный — не можешь правильные приказы отдавать. Может, тебя на сборы на месяцок призвать? У тебя какое звание?

— А то ты не знаешь, — измывается. А говорил — времени нет. Вот поиздеваться нашёл.

— Усёк. Поищем. Срок какой?

— Через час. Я завтра улетаю, — на том конце провода загугукали. Смеялись, наверное.

— Комик. Через два часа позвоню. Кого успеем, найдём. Москвичи ведь нужны, раз срочно?

— Ну, может, с кем успею переговорить.

— Теперь точно отбой — вон полная приёмная народа, сейчас дверь вышибут, — трубка забибикала.

Вот сидели. Отмечали отъезд. Просто чаем с тортиком. Ещё ведь целый суматошный день впереди.

— Юра, слушай, всё хочу тебя спросить, — Будённый перекрестился. В первый раз такое за ним Пётр наблюдал. — А ты там видел чего-нибудь эдакое?