Интерлюдия четвёртая

Я тебя рисую ветром

в небе крупными мазками…

(Павел Кашин)

Кто у нас «Солнце русской поэзии»? Наша радость, наша народная слава? Пушкин — наше всё. Никто и не спорит. Нет, правда.

Но у народа Ямато — нет, даже так: у расы Ямато и Вадзин, они же японцы, они же «гуйцзы», то есть черти по-китайски, есть свой Пушкин. И, в отличие от нас, одними красивыми эпитетами их солнце не отделалось. На острове Кюсю, в храме Тэнмангу, что в Дадзайфу, провинция Фукуока, есть храм посвящённый богу каллиграфии и учения. Как ни странно для нас, им стал обычный человек. Когда более тысячи лет назад бог родился, то звали его не «О, Боже». Чуть проще. Да совсем по-простому — Сугавара Митидзанэ.

Родился и вырос бог в семье учёного Сугавара Корэёси. Как и большинство детей из обеспеченных семей, получил он очень хорошее образование, в совершенстве знал китайский язык и начал свою поэтическую карьеру со стихов именно на нем. Достигнув совершеннолетия, Митидзанэ удостоился учёной степени и сыскал благосклонность императоров Уда и Дайго. Поэт добился успехов в продвижении по служебной лестнице, стал известным и почитаемым чиновником, занимал самые высокие посты. И вот тут борьба за власть династии Фудзивара, которая, как ни печально, враждовала и с кланом Сугавара, помешала Митидзанэ продолжить карьеру правительственного чиновника. В начале десятого века поэт был сослан на остров Кюсю, в Дадзайфу, где, никому не мешая и не участвуя в интригах, написал свои лучшие стихотворения. У нас есть «Болдинская осень», у японцев же — «Дадзайфунская ссылка». К сожалению, великому учёному и поэту было не суждено вернуться в родные края — Митидзанэ умер на острове, куда его законопатили. Прожил немало — почти шестьдесят лет. Представляете, сколько бы написал Пушкин, сошли его император в деревню пожизненно? Но вернёмся к будущему богу.

Похоронную процессию сопровождали лишь самые близкие последователи Митидзанэ, и ещё несколько человек. Гроб везли на повозке, в которую впрягли вола. На одном из подъёмов вол внезапно остановился, и ни на какие уговоры и понукания не реагировал. Стоял и не двигался с места. Пришлось похоронить тело Митидзанэ на том самом месте, здесь же через пару лет и — вот ведь неожиданность — был построен храм Тэндзина.

А после смерти поэта стали происходить странные трагические вещи — как в императорской семье, у главных гонителей учёного, так и во многих областях Японии. А именно, наводнения, эпидемии и прочие страсти. Все приняли их за месть духа Митидзанэ. Уже после смерти Сугаваре был возвращён его титул, дана должность министра, а также в честь великого поэта было создано несколько храмов. Не добрячком оказался японский Пушкин. Клан Фудзивара, из-за которого в своё время поэт и был выслан на Кюсю, передал в знак раскаяния деньги одному из храмов, построенных в честь Митидзанэ — Дадзайфу. Однако подношения не были приняты — сооружение в скором времени уничтожил пожар. Позднее храм удалось восстановить, и он до сих пор открыт перед посетителями.

Изаму (что можно перевести как храбрый воин) Фудзивара, последний представитель этого древнейшего в Японии рода, стоял перед храмом и не решался войти. Митидзанэ опять не примет подношение, и у него не будет потомков. Что у первой жены, что у второй, взятой после того, как первая умерла, забеременеть не получалось. Конечно, это продолжается месть ставшего богом поэта! Как заслужить его милость? Изаму ругнулся про себя — зря только в такое неспокойное время сюда в такую даль припёрся, — и повернулся спиной к храму… И в это время лёгкий ветерок толкнул его в спину. Ещё не понимая, что происходит, последний представитель клана Фудзивара обернулся и увидел, как на юго-западе рождается новое солнце. Затем солнце так же мгновенно погасло, а на его месте взметнулся в небо огромный ядерный взрыв. Ну конечно! Проклятому упрямцу Митидзанэ — Дадзайфу мало погубить клан своего врага. Он решил уничтожить всю страну Ямато.

Удар воздушной волны чудовищной мощи разорвал тело Изаму и зашвырнул его от храма на многие ри.

Что колышется там,
Над песчаной косой,
На осеннем ветру? —
То ли белые хризантемы,
То ли пенные волны прибоя…

Поэт Сугавара Митидзанэ

Событие пятое

Подходит Чапаев со своей дивизией к Ганноверу (город в Германии), и встречает его с хлебом-солью старая арабка. Отломил Василь Иваныч горбушку от каравая, макнул в соль, прожевал и спрашивает:

— А что, мать, белые в городе есть?

Пётр Тишков положил на стол трубку правительственного телефона и пару минут слушал короткие гудки. Потом на руках, упираясь в подлокотники, поднялся и, усмехнувшись горько, водрузил вестника смерти на место, ему положенное. Дохромал до двери и приоткрыл её. Постучал в следующую. Чуть не мгновенно, словно секретарь стояла за дверью и ждала этого стука, дверь открылась.

— Тамара Филипповна, две рюмки побольше и коньяка с конфетками, и скажите там всем, чтобы больше сегодня никого.

— Что-то случилось, Пётр Миронович? — Непейвода широкими шагами двинулась к шкафу.

— Мир рухнул. Нужно помянуть.

— Кто-то погиб у вас? — Филипповна остановилась, так и не достав бутылку. Повернулась, растерянная.

— У меня?.. Да нет. Несколько миллионов врагов. Жутко. Заносите, скажу вам первой. Нет, не секрет. Вечером в новостях будет. Всё, давайте коньяк.

Выпили, закусили. Выпили, закусили, выпили, занюхали. Нет. Не зашло.

— Китайцы сбросили на Японию термоядерную бомбу. От десяти до пятнадцати мегатонн, как тысяча Хиросим. Там стояли все американские корабли. У США больше нет надводного флота. Погибли все адмиралы и министр обороны. Половина острова Кюсю, которая западная — в руинах. На другой стороне, что за горами — чуть лучше. Идёт эвакуация, проснулись сразу несколько вулканов, в том числе их знаменитый Ассо, прямо в центре Кюсю. Самый большой на Земле — ну в смысле, у этого Ассо огромная кальдера, самая большая на нашей планете. На Кюсю жило около десяти миллионов человек.

— И что теперь будет? — Филипповна перекрестилась.

— Сейчас ещё по одной выпьем.

— Да я про СССР! — разлила по новой — пролилось много на поднос, рука дрогнула.

— Про СССР? Я бы жахнул половиной ракет по США, и свалил все на Китай. Да шучу! Так, к сожалению, нельзя, — Пётр выпил, крякнул, зашуршал обёрткой «Гулливера», разворачивая.

— А если американцы по нам? — Филипповна посмотрела на потолок. Не летят ли ракеты? Нет, не видно. Пётр тоже глянул.

— Нет. Кишка тонка. Там сейчас, я думаю, импичмент будет. Выгонят президента, да ещё, чего доброго, и с вицей вместе. Могут и досрочные выборы назначить. И вот тут вопрос, кто победит на выборах — ястребы или голуби? Реваншисты или трусы? Посидеть, подумать надо. Всё, Тамара Филипповна, кончилась пьянка наша. Не берёт коньяк. Не пускайте никого — думать Чапай будет.

Думать сильно не получалось. «Туман войны». Или это в голове от четырёх рюмок коньяка?

Могут США сильно разозлиться и несколько сот ракет отправить в гости к ханьцам? Теоретически могут. Наши, Косыгин сказал, пообещали: если радиация доберётся до наших границ, или границ Северной Кореи, или Монголии — то мы ответим. Там визгу поднялось! И это хорошо. Плохо бы было, если бы молча трубку положили. Так с визгом и пар выйдет.

А если не ядрёные батоны? Ну, вот они их уже шесть сбросили, основные города-миллионники, в том числе и Пекин — в руинах, и что? Китайцев — далеко за миллиард, им эти пусть даже пара десятков миллионов — ерунда. Промышленный потенциал крупных городов — вот что важно.

Плохо то, что в Китае не с кем договариваться. С Ден Сяопином встретились наши — он поехал народ охмурять. Неожиданно на связь вышел и Линь Бяо — тоже завтра встреча. Ну а бомбу, как наши предполагают, послал Не Жунчжэнь — больше некому. Ещё одна сила. Где вдова и премьер? Живы ли? Полный, блин, «туман войны» в голове.