Глава 5. Внеклассная борьба
Аня сперва хотела отправиться со мной, но я еще не был готов к ее использованию в качестве хоть какого-либо компаньона. Поэтому уговорил девушку остаться дома и не рисковать лишний раз.
Ей я лишь сообщил, что у Ларина есть информация для меня, но надо съездить лично, потому что нужно не только услышать, но еще и посмотреть своими глазами. Не хватало еще, чтобы Аня высмотрела, как отделали помощника.
Я спешно собрался и сел в автомобиль. Ночные улицы с небольшим количеством транспорта и пешеходов радовали глаз. «Патрия» во внутреннем кармане пальто — на всякий случай, вдруг придется на месте разбираться.
На размышления тратить время я не стал, но и торопиться тоже. Нападение на Ларина как-то волновало. Мы еще не отправились никуда, да и моим помощником он официально до сих пор не числился, но вдруг получил по щам так, что его мать даже мне звонила.
Учитывая их взаимоотношения, едва ли у него просто разбитая губа. В том, что его состояние намного хуже, чем я предполагал, мне пришлось убедиться лично через полчаса — ровно столько заняла моя поездка.
Проживали они неподалеку от квартиры Подбельского, через три улицы, дальше от реки, где было спокойнее и тише. Я припарковался в паре метров от входа, убедился, что никого рядом нет, но из машины вышел с рукой за пазухой — предохранитель с «патрии» я снял еще в собственном доме.
На пятом этаже семиэтажного строения, богато украшенного лепниной, светились в ряд три окна. Возле широкой двери расположился ряд кнопок-звонков с номерами квартир, витиевато выписанных на латунной табличке.
Ларины как раз значились на пятом этаже. Впустили сразу, не успел я и пяти секунд прозвонить. Перед входом в дом я еще раз осмотрелся — улица была пустой.
Наверх поднялся лестницей, не пользуясь лифтом. Нога не болела — перелом сросся отлично и не доставлял проблем.
Дверь открыли, едва мои шаги раздались в не большом коридоре. Единственная парадная в доме, четыре квартиры на этаже. Хорошее расположение. Не бедная семья, заключил я.
— Максим Бернардыч? — спросил меня утянутый в костюм мужичок с сединами, стоявший сразу же за входной дверью. — Прошу входить, — добавил он, не дожидаясь ответа.
— Доброй ночи, — поприветствовал я.
— Если бы доброй! — воскликнул человек, повернулся и поклонился, да так, что я начал опасаться за пуговицу на его пиджаке, которой пришлось стерпеть немало — так растянуло его в стороны. — Молодого Евгения Иваныча чуть ли не на руках заносили.
— Где он сейчас? — спросил я.
— Да что же вы стоите, что ты его, дурень, не впускаешь! — немолодая полная женщина в домашнем халате подлетела к нам, схватила меня за руку, потащила в сторону, едва не уронив. — Ой! — отпустила, отскочила в сторону, и сама склонила голову.
— Хватит! Оба! — воскликнул я. Прислуга у двери встала по стойке «смирно». Ту же позу мгновенно приняла и полная немолодая женщина.
— Прошу прощения, Максим Бернардыч! Идемте скорее.
— Вы позвали полицию? — спросил я. Этот вопрос у меня крутился в голове всю дорогу, несмотря на полнейшее нежелание о чем-либо думать.
— Нет, что вы! — тут же выпалила полная женщина.
— Вы Алевтина Семеновна? — уточнил я. Кивок. — А это?
— Мой дворецкий…
— Без подробностей, пожалуйста, — я смерил того косым взглядом. — В моем окружении дворецкие в последнее время долго не живут.
— Боже… — протянул тот.
— Молчи! — прикрикнула на него хозяйка. — Иначе я тебя своими руками… Идемте, Максим Бернардыч, — она поманила меня за собой.
Из небольшой, но светлой прихожей Ларина провела меня через сквозную гостиную, такую же светлую, но куда более просторную, прямо в одну из трех глухих комнат, двери в которые были четко очерчены на темно-синей с золотыми узорами стене.
— Вот он, — прошептала мать, указывая на сына, лежавшего на белоснежной кровати. — Вот он, миленький.
— И что с ним? — в полнейшей темноте ничего видно не было.
— Избили! В кровь избили! Лицо все в крови, разве что не опухло пока что. Лед приложили вовремя.
— Значит, рядом где-то побили? — спросил я сразу же.
— А… О! — Ларина удивилась моему комментарию. — У вас такие познания! Медик?
— Нет. Но доводилось сталкиваться с разными людьми. Можно свет?
— Он спит… Женечка спит, — прошептала Ларина.
— Во-первых, он — мой помощник, поэтому я должен знать, в каком он сейчас состоянии…
Не успел я договорить, а она уже включила ночник. В слабом желтоватом свете я заметил несколько рассечений на лице. Кровь всю смыли, Евгений Ларин был совершенно чист.
— Хоть бы раны заклеили, — сказал я. — Зараза какая попадет.
— Так лекарь еще не прибыл!
— А… — я обвел пальцем его лицо.
— Это он сам. И я помогала, — с легкой гордостью то ли за себя, то ли за сына произнесла Алевтина Семеновна. — А лекарь… задерживается, гад! Я ему устрою, пожалуй!
— Сам, значит. И спать лег? А вы позвонили мне?
— Да. И лед успел подержать.
— Так надо было все же в полицию звонить. Успели бы найти, — ответил я. — А так чего ради я здесь? Я ни помочь уже не смогу, ни чего-то еще.
— Я бы поговорить хотела с вами.
— Посреди ночи. Это касается вашего сына?
— Отчасти, — кивнула женщина. — Пройдемте обратно в зал.
Ларин мирно посапывал на кровати, отчасти сгладив то неприятное впечатление, которое у меня было до того, как его увидел. И потому я спокойно согласился покинуть его комнату.
Его мать попросила подать чаю и несмотря на то, что часы показывали половину четвертого утра, приготовилось все довольно быстро. Но и до того начался наш разговор.
— О чем вы хотели со мной поговорить? — спросил я.
— Вы должны успокоить материнское сердце, — попросила Алевтина Семеновна, как только мы опустились в мягкие кресла, стоящие друг напротив друга возле резного овального столика на четырех изогнутых ножках.
— Постараюсь всеми силами, — ответил я, решив выждать, когда мне укажут более точное направление, как это можно сделать.
— Вы действительно взяли его в помощники, это я уже поняла. Куда вы направляетесь?
— У нас пока ничего не решено, — сказал я, изучая эффектно вышитую салфетку размерами полметра на полметра, лежавшую на резном столике. — Но как только все будет известно мне, сын вам все расскажет. У него ведь нет других повреждений?
— Лекарь придет и расскажет, — вздохнула женщина.
— Старомодно, — тихонько хмыкнул я.
— Он… семейный! Целая династия, как и моя. Вы ведь обратили внимание на мою фамилию? — темы успокоения как-то уж очень быстро ушла в сторону.
— Да, как у Пушкина.
— Именно, — довольно улыбнулась полная женщина. Я заметил, что с сыном они очень похожи, разве что комплекции были разные. — Значит, Женечка расскажет, как только будет сам знать все?
— Да-да, — повторил я. — А его раньше били? Он попадал в такие неприятности?
— Ой, нет, что вы! — тут же замахала руками мать. — Никогда. Он только со мной бунтарь, а со всеми остальными общий язык легко находит.
— Состоит в каких-нибудь обществах? Кружках? — допытывался я.
— Нет, да и зачем! Он прекрасно учился, преподавал даже! Ему ни к чему какие-нибудь кружки.
— А преподавал где? — ухватился я за новую ниточку. Не хотелось получить доказательства того, что парню навешал первый встречный на улице за то, что тот шел со стороны дворца.
— Он ведь сказал вам, что знает четыре иностранных языка? — всем видом показывая восхищение собственным сыном, проговорила Алевтина Семеновна.
— Три, — коротко поправил я. — Он сказал — три.
— Это потому что разговорный мандаринский ему все еще не дается.
— Мандаринский… — многозначительно произнес я, чтобы скрыть вопрос. Я подумал, что речь о китайском, но подробностей не последовало.
— А так он прекрасно говорит на французском, немецком и английском, — тут же добавила Алевтина Семеновна.
— Вероятно, после сегодняшнего ему лучше научиться владеть оружием, — добавил я, стараясь сделать так, чтобы она не услышала шутки в моих словах. Черный юмор при матерях никогда не стоит высказывать.
— Он никогда не любил драться. Всегда спокойным был, — продолжила женщина, как ни в чем не бывало. — Учиться вот он любил. Жаль, что скрипка ему так и не пришлась по душе.
Звонок возвестил о приходе доктора. Он долго поднимался наверх, но, когда заявился, возраст заставил простить его медлительность.
Поскольку Алевтина Семеновна не рассказала о докторе вообще ничего, я ожидал увидеть человека средних лет. Но пришел старичок лет семидесяти с небольшим, внешне бодрый, но сильно хромавший.
Сперва он направился к нам, но, надев на ходу очки, остановился.
— Женечка там, — проговорила Алевтина Семеновна, указывая доктору на дверь темной комнаты. — Да проводи же ты его, бестолочь! — ругалась она на прислугу. — Еще чаю? — предложила дама, а я только что заметил, что к чаю так до сих пор и не притронулся.
— Нет, спасибо, мне больше с вашим сыном интересно пообщаться, если доктор его разбудит.
— Конечно же разбудит, ему ведь нужно его осмотреть! — воскликнула дама, но усидела на месте, лишь наблюдая, как старичок-доктор скрылся в комнате. Там сразу же включился свет, и Алевтина Семеновна ненадолго переключилась на мою персону: — Максим Бернардыч, позвольте спросить… — и, не дав мне дать согласия или отказаться от возможности ответа, — как ваши дела?