Андрей Тепляков
Черные небеса. Заповедник
Пролог
— Оставайтесь на улице — не заходите в дома! Отойдите от дверей и канализационных люков! Держитесь большой группой!
Яркий, белый луч прожектора разрезал темноту. Он взметнулся к небу, описал дугу и запрыгал по толпе, выхватывая перепуганные лица разбуженных посреди ночи людей. Холодный ветер взвыл, бросая вверх колючие облака снежной пыли. Прожектор повернулся и зашарил по серым обшарпанным стенам домов.
Два милиционера пытались оттащить от двери рыдающую в голос женщину. Она вырвалась, изо всех сил уцепилась за ручку и поджала ноги. Сквозь толпу к ним проталкивался третий страж порядка. Народ расступался, словно боясь коснуться его, и с любопытством провожал взглядом. Добравшись до своих, милиционер рявкнул, стараясь перекричать рыдания женщины.
— Они уже в центре! В здании Администрации! Кишмя кишат!
— И что теперь делать?
— Ноги делать! Ноги!
Он повернулся и снова бросился в толпу. Его коллеги чуть помедлили, потом отпустили женщину и устремились за ним. Она упала, охнула, но тут же поднялась, распахнула дверь и исчезла в темноте прихожей.
Луч прожектора снова взмыл в небо, замерцал и погас. Длинный неуклюжий грузовик-снегоочиститель выплюнул вверх черное облако дыма и осторожно пополз сквозь толпу. Двигатель ревел, и люди испуганно прижимались к стенам, давая дорогу. Выбравшись на свободное пространство, машина увеличила скорость и скрылась за поворотом.
На улице стало неожиданно тихо. Только ветер по-прежнему выл и носился между человеческих фигур, трепя волосы и унося прочь теплые облачка пара. Где-то далеко грохнул выстрел, потом еще один, над домами вспыхнуло красное зарево.
— Нас бросили! — закричал кто-то. — Они сбежали!
Толпа вновь загудела.
Худой человек в длинной рясе забрался на ржавый автомобильный каркас. Полы рясы хлопали, словно черные крылья.
— Люди! — взревел он, перекрикивая шум, и раскинул в стороны руки. — Это кара Божья! Город погряз во грехе, и явились бесы! Они входят в наши дома! Они ждут нас в темноте! Кайтесь, люди! Кайтесь, пока не поздно! — Он ещё возвысил голос: — На колени!
Пару минут толпа не двигалась. Потом вдруг зашевелилась, закачалась, раздалась в стороны: люди опускались на покрытую льдом мостовую.
— В руки Твоего милосердия, Господи, вручаю душу и тело мое! — закричал проповедник. Его слова прогремели над головами, как колокол, и эхом вторила ему толпа:
— Вручаю душу и тело!
— Вход и исход мой! Начало и конец жизни моей! Упокоение души и тела моего!
— Упокоение души и тела моего!
— Ты же, Господи, всего мира Благодать, — избавь от всякого зла!
— Избавь от всякого зла!
За спиной проповедника появился человек в расстегнутой толстовке. Он схватил попа за плечи и толкнул в сторону.
— Жили баранами, так и сдохнете! — закричал он. — Берите продукты, берите сколько унесете и уходите из Города! Идите на восток! В сорока километрах есть база «Поиска»! Идите по колее!
Толпа зароптала. Испуганно оглядываясь, люди поднимались на ноги.
— Бог не допустит! — крикнул проповедник.
— Бог ушел из города! Он ушел до вас!
— Чертов прихвостень! Не слушайте его! Бейте бесова пособника!
Несколько человек забрались на кузов машины и стянули человека в толстовке вниз. Завязалась драка.
— Кайтесь! — орал проповедник.
Но его больше не слушали. Толпа пришла в движение, забурлила: люди бросились к домам.
— По грехам вашим грядет расплата!
Одно из окон на втором этаже распахнулось.
— Они уже здесь!
Людей охватила паника. Человеческий поток отхлынул от домов и устремился вверх по улице, подгоняемый, словно бичом, воплями боли и ужаса. Через минуту пространство между домами опустело и стало тихо. Только несколько тел остались лежать на свежем снегу.
Глава 1
ГОРОД ВЕТРОВ
— Ной, ты не забыл свои бумаги? Здесь на столе какая-то папка.
— Сейчас посмотрю, мам!
Ной поставил сумку на подоконник и, подперев животом, стал копаться в ее содержимом. Он знал, что ничего не забыл, знал, что эта задержка — последний протест матери против его выбора. Она не могла ничего изменить, но и сама измениться тоже не могла. Ной добился своего и теперь должен отдать ей эти несколько минут.
«Но не больше, мама. Не больше».
Пальцы перебирали документы: аттестат высшей школы, характеристика, карточка Комитета по выбору профессии, запечатанный конверт с оценкой личных склонностей, письмо из школы.
— Все на месте, мам! Я пошел!
Она выглянула в прихожую — настороженная; невысокая, немного полноватая, с собранными в пучок седеющими волосами.
— Будь осторожен, Ной. Храни тебя Бог!
Она перекрестила сына, придерживая на плечах теплый платок.
— Да, мама. — Ной поцеловал ее и вышел.
Утро выдалось морозным и ветреным. По небу, едва не задевая редкие тусклые фонари, плыли тяжелые тучи. Ной поднял воротник, сунул руки в карманы и пошел вперед, осторожно ступая по укрытому снегом льду.
Возле калитки маячила нескладная, долговязая фигура Алона. Он опирался на изогнутый дугой лом и раскачивался в такт порывам ветра. Ной недолюбливал старика — тот был глупым и назойливым, от него вечно воняло дикой смесью помойки и выгребной ямы. Алон жил на окраине Квартала в убогой, продуваемой всеми ветрами лачуге, кое-как собранной из всевозможного хлама. Как ему удавалось выживать в таких условиях, никто не знал. Достоверно было известно лишь то, что он никогда не болел. Если приходилось работать в тепле настоящих домов, он не раздевался — лишь стягивал большие, подбитые мехом рукавицы и, подобрав длинные полы тулупа, размеренно и неторопливо делал свое дело. Алон был такой же неотъемлемой частью Квартала, как Дорога или огромные ветряки, прямой линией уходящие на восток к Городу. Он жил здесь всегда и, насколько помнил Ной, со временем ничуть не менялся. Почти глухой, с тусклым, затянутым бельмом правым глазом, он удивительным образом знал обо всем, что происходит в Квартале. Иногда Ною казалось, что старик — это и есть Квартал.
Алон забирал мусор, чинил канализацию, расчищал дорожки от снега и выполнял еще много разной работы. Он выносил ночные горшки за сливками общества, обитающими вокруг, за это его терпели и старались просто не замечать, общаясь с ним через прислугу. В доме Ноя прислуги не было, поэтому он знал о старике немного больше остальных. Больше, чем хотел бы знать. Он знал о здоровенной бурой крысе — Потрошке, которая жила у Алона в лачуге. Тот кормил ее отбросами из мешков с мусором и подолгу беседовал с ней, усадив на колени и поглаживая маленькую вертлявую голову.
Это было невыразимо мерзко.
— Храни тебя Бог, Алон.
— Храни тебя Бог, Ной!
Старик пожевал толстыми лиловыми губами и неожиданно спросил:
— У вас есть связь с Городом?
— Не знаю, а что?
— У Тверинских не работает аппарат. Меня звали, да я не понимаю в этом ничего. Хотят ехать разбираться, вот я и подумал — давай у Ноя спрошу. У него как?
Ной пожал плечами: телефон у них с матерью не работал уже давно — слишком дорогое удовольствие. Оставались только экстренные номера, но их нельзя было набирать без необходимости. Алон знал об этом, но, наверное, уже успел позабыть.
— Мы не платим за телефон, — сказал Ной.
— И правда — не платите.
Они замолчали. Старик отвернулся и уставился в темноту.
— Ладно, — сказал, наконец, Ной. — Я пойду…
— Младший Декер сегодня будет гоняться по Дороге. Я сам слышал, как он говорил об этом.
Ной поджал губы. Декер тоже был воплощением Квартала — его парадным лицом. Отец парня руководил Объединенными Лабораториями, и его отпрыск мог позволить себе все что угодно. В том числе машину — огромную, уродливую, мощную машину, на которой он время от времени гонял по Дороге, когда не просиживал штаны в школе.
Декер был гаденышем. Но очень влиятельным гаденышем. Ной презирал его и немного побаивался.
— Спасибо! — сказал он с чувством. — Я буду осторожным!
— Может, переждешь? От греха.
— Не могу. Мне назначено.
— О-о… Назначено.
— Я иду на собеседование.
— На собеседование, — эхом отозвался Алон. — В Лабораторию?
Ной ожидал этого вопроса. Ему хотелось, чтобы старик задал его. Ни мама, ни батюшка в группе — никто не одобрял его выбор. Все считали его чем-то несерьезным — юношеским увлечением, которое обязательно пройдет. Сам Ной был уверен в обратном. Жизнь, которую они планировали для него, казалась ему ненастоящей. Казалась ролью, которую он, словно кукла, вынужден будет играть до самой смерти.
— Я иду в «Поиск».
— В «Поиск»? Вот как…
Старик молчал и глядел вдаль, подслеповато щуря единственный зрячий глаз.
— Странные времена наступают, — сказал, наконец, он. — Желаю тебе удачи, Ной. Храни тебя Бог.
И все-таки Ной не любил старика. Глупым был Алон. И странным.
— Храни тебя Бог, Алон.
Ной зашагал прочь. За спиной раздался глухой удар, еще один, еще — Алон принялся колоть лед возле калитки.
Впереди медленно вырастала черная громада ветряка — первого из череды гигантов, питающих Город и Квартал электричеством. На крепком ветру большие ржавые лопасти вращались величественно и плавно; толстые железные балки основания напоминали расставленные ноги. Вот уж кому не было дела до того, что происходит внизу — на земле.
