— Значит, судьба у него невезучая, — и не подумал соглашаться я. — Плюс — нечего просто так, без дела, по кладбищам шляться. Это не парк, тут аттракционов нет и мороженым не торгуют.

Костяной царь наклонился к могиле, шепнул себе под нос нечто неразборчивое, как видно, некий заговор, без которого эту травку не возьмешь, после сорвал десяток стебельков «зверобоя» и протянул их мне.

— Бери. И не забудь — сила в стеблях, а не в цветках. С дозировкой аккуратней. Этот негодяй силен, как ты видишь, в нем много загробной злобы. Если ошибешься, то отведавший зелья может навсегда потерять часть своей сути, зато приобрести кое-какие склонности вот этого мерзавца. Например, может пойти и кого-нибудь убить. Просто потому, что это покажется ему нормальным поступком.

— Ясно. — Я убрал зверобой в заранее приготовленный пакетик. — И сразу в тему — вы мне еще обещали дать заговор, который устраняет последствия этого отвара?

— Обещал — продиктую, — кивнул умрун и обратился к отцеубийце: — Постоял на земле? Поглядел на небо? И все, давай обратно, еще лет на десять.

— Отпу-усти-и-и! — проскулил призрак, глядя на меня. — Отслужу!

— Давай-давай, — убрал я пакетик в карман. — Вали в могилу. И скажи «спасибо» за то, что мне трава с нее была нужна, без этого бы ты вообще на белый свет не вылез. Я же знаю, каково твое наказание. Тебе заповедано веками пребывать во тьме, без надежды на помилование.

Ох как он на меня глянул перед тем, как снова под землю уйти. Страшное дело! Прямо мороз по коже прошел.

— Может, не так все плохо, — подытожил Хозяин Кладбища. — И я могу ошибаться. Ну ладно, ведьмак. Дело сделали, пошли, продолжим беседу.

Глава вторая

А вот дальнейший разговор с умруном у нас не задался, что меня очень расстроило. Он ходил кругами, изрекал какие-то непонятные фразы, в которых, несомненно, имелось второе дно, но нащупать это самое дно, распознать его, мне никак не удавалось. То ли ума не доставало, то ли знаний, то ли усталость начала сказываться.

Впрочем, удивителен сам факт того, что это существо, от которого даже у меня, человека более-менее привычного, иногда мороз по коже пробегает, в этот раз предпочло кривые пути вместо прямой дороги. С чего бы? Раньше за ним ни деликатности, ни толерантности не замечалось. Он что думал, то и говорил, что хотел, то и делал. Потому что здесь, на кладбище, он царь и бог. Нет над ним другой власти — ни людской, ни духовной.

И даже сейчас, в машине, мне было немного неприятно от осознания того, что я его не понял. Костяной Царь — фигура, без которой мое существование станет куда более невеселым, и в плане знаний, и в плане безопасности, потому любая шероховатость в отношениях фатальна. Ну, может, я и сгустил краски, но только самую малость.

Это вон Вагнера можно послать куда подальше, и ничего для меня в системе координат не изменится. А умрун… Это совсем другая история.

Надо будет выспаться как следует, снова нагрянуть на кладбище и там расставить все по своим местам. На худой конец честно признаться, что я не так умен, как он обо мне думает, потому лучше прямо объяснить, что ему от меня нужно.

— Приехали, — снова заелозил по сидению Петр Францевич. — Я же говорил, что быстро доберемся, потому что утро. А вот вечером… С тех пор, как честным бизнесменам запретили проблесковые маячки приобретать, так сложно стало ездить. Вот зачем это сделали? Кому мы мешали?

И столько недоумения было в голосе этого человека, что я на секунду усомнился в том, что он так умен, как про него говорят. Ну невозможно же не осознавать абсурдность сказанного?

Или возможно? Может, просто он и ему подобные настолько привыкли жить с обычными россиянами вроде бы и в одной стране, но при этом в разных ее измерениях, что иные вещи им видятся в абсолютно другом свете? Ну вот не могут они понять, почему обычным людям не нравится, когда кто-то на них сверху поплевывает? Отчего им так дискомфортно?

Впрочем, делиться с ним этими мыслями я не стал, поскольку смысла в этом нет совершенно никакого. Сытый голодного не разумеет, я это за годы службы в банке отлично осознал. Иронизируй, не иронизируй — все одно результат не воспоследует, тебя просто не услышат. Потому я молча выбрался из остановившейся машины и, упершись руками в поясницу, потянулся, разминая затекшие мышцы.

А хорошо потомок ландскнехтов устроился. Ну оно и понятно — престижное направление, элитный район, серьезная клиентура. И хорошо мне знакомый запах больших денег. Больших, но чужих.

Утреннее почти летнее солнышко омывало своими лучами пять аккуратненьких трехэтажных корпусов, стоящих между хрестоматийными левитановскими березками. По вымощенным разноцветными плитками дорожкам неспешно трусило десятка полтора сильно немолодых, но при этом поджарых мужчин в «родных» костюмах «Боско», следуя за девицей-тренером с такими формами, что даже у меня, идейного противника спорта, появилось желание влиться в их ряды.

Еще тут имелись беседки, обвитые плющом, несколько фонтанов, глядя на которые местным пациентам так чудно размышлять не только о времени и о себе, но и о судьбах отечества, пара строений неясного назначения, то ли лаборатории, то ли корпуса для проживания обслуживающего персонала, и много чего другого. Территория позволяла. Иной аэропорт куда меньше места занимает, чем эта небольшая частная клиника.

В такой больничке полежать, это как в хороший отель съездить, скажу я вам. Не удивлюсь, если тут еще и бассейн с морской водой есть.

— Впечатляет? — уточнил у меня Петр Францевич. — Наше с Яной детище. Если бы вы знали, сколько мы сюда сил вложили, сколько души, сколько нервов.

— И сколько денег, — продолжил я иронично.

— Само собой, — и не подумал обижаться Вагнер. — Причем своих, а не заемных. Никаких дотаций, никаких субсидий, исключительно личный капитал.

Нет, надо мне выспаться. Собственно, чего я на него накинуться решил? Делает мужик свой бизнес, и делает. В конце-то концов, не наркотой же торгует, и не дурочек малолетних в Турцию продает для постельных утех? Ну а что до отстраненности данного места от широких народных масс, так подобное всегда было, есть и будет. Можно подумать, что в советское время вожди в районную поликлинику ходили.

— Нам в четвертый корпус, — сообщил мне Вагнер. — У нас там инфекционное отделение.

— Хм… — озадачился я. — Про «инфекционку» вы не упоминали. Если честно, нет у меня желания какую-нибудь заковыристую хворь подхватить, из числа тех, что воздушно-капельным путем передаются.

— Не подхватите, — успокоил меня Петр Францевич. — Просто внешний вид Руслана, он… Специфичен. По этой причине мы именно туда его и определили. Собственно, Руслан один занимает весь этаж, других пациентов там нет. Но его болезнь не носит инфекционный характер, в этом можете быть уверены. Лучшие врачи Москвы уже составили свое суждение по этому поводу, про анализы я и не упоминаю.

— Хорошо, — согласился я и снова зевнул. — Скажите, а кофе в вашем заведении есть? Засыпаю просто на ходу. Так сказать — полцарства за «Нескафе».

— Найдется, — с достоинством ответил Вагнер, а после усмехнулся. — Правда, не для всех. Гипертоникам, к примеру, его не видать как своих глаз, даже за деньги.

— Ну вопрос всегда только в сумме, — усмехнулся я.

— У меня персонал вышколен будь здоров, — покачал у моего носа указательным пальцем Вагнер. — Разумеется, прецеденты были, но нарушители вылетали с «волчьим билетом», их после этого даже в аптечный киоск на работу не брали. А оставшиеся точно знают — если что, никакие мольбы не спасут. Но у вас, мой друг, вряд ли обнаружатся проблемы с сердцем и давлением, не так ли? Кстати, не желаете после кардиограмму сделать? У нас отличное оборудование, в Германии на заказ изготовили.

— Пока ограничимся кофе, — предложил я и глянул на часы. — Но вот если бы к нему прилагалась тарелка пшенной каши на молоке, пара кусков хлеба с маслом и два-три ломтика сыра, это было бы счастье. Но утренняя раздача еды, надо думать, уже закончилась?

Самое забавное — я абсолютно точно указал блюда из «меню № 6» стандартного понедельничного завтрака. Но одновременно в этом и крылась моя ошибка. Вагнер же немец, что я у него попросил, то и получил. Просто в «меню № 3», например, бутерброды с севрюгой фигурировали, а в «меню № 9» паровые куриные котлеты с пюре, так что стоило не скромничать в своих запросах. Может, это и не такая больничная классика, как каша и сыр, но мне котлеты больше по душе. Вот только переигрывать было уже некрасиво.

Все разновидности меню я с интересом изучил в небольшой, но крайне миленькой столовой четвертого корпуса, созданной, насколько я понял, специально для тех, кто любит питаться в компании. Остальным пациентам пищу доставляли прямо в палаты. Воистину — любой каприз за ваши деньги. Сами посудите — я насчитал двенадцать видов. Двенадцать! Как видно, каждый соответствовал своей группе болящих — диететику одно, желудочнику другое, сердечнику третье.

Ну не по толщине же кошелка их формировали? К тому же, за этот забор бюджетники все равно не попадают, если тут оказался, то уже данному меню соответствуешь.