«Халифат». Стало быть, второй из восьми. Ничего плохого сказать не хочу, но тех ли партнеров Оружейник выбрал? Хм, а Рувим — это не восточное имя.

Ладно, разберемся.

— Веди, — сказал я Тору и последовал за ним.

Глава 4

Внутри здания было прохладно и куда менее многолюдно, чем на рынке. Еще там обнаружились просторная площадка, видимо, для ожидающих аудиенции, лестница, ведущая наверх, и четыре свирепого вида араба, стоящие около нее, причем неплохо вооруженные.

На левом боку у каждого из них висели широкие кривые сабли без ножен, справа болтались интересного вида кобуры — широкие, почти прямоугольные, причем висели они не на поясах, а на ремешках, переброшенных через плечо. Это какого же размера там пистолеты? Любопытно было бы на них глянуть.

— Куда? — рыкнул на скверном английском один из них, с массивной золотой серьгой в ухе.

Значит, есть тут все-таки золото? А Грэй сказал, что ничего такого они не нашли.

— Туда, — показал на лестницу я и повернулся к Тору. — Ведь туда?

— Не совсем, — ответил «волк». — Не так все тут просто.

Он сделал несколько шагов вперед и сказал арабу, который уже положил руку на кобуру:

— Пошли кого-нибудь наверх, к владетелю Али-Садаху. Где-то там сейчас находится человек по имени Лев Антонович, пусть ему скажут, что прибыл его повелитель.

Одессит за моей спиной присвистнул, Фрэн хихикнула — похоже, ее рассмешило само слово «повелитель». Видимо, не слишком оно вязалось у нее с моей персоной.

— Все верно, — тихонько сказал Голд. — Другая ментальность. У них нет понятия «командир». Тор?

— Да? — вернулся к нам «волк», убедившись в том, что один из арабов отправился наверх.

— Понимаю, что в двух словах всего не расскажешь, но пока к нам не присоединился Оружейник, освети нам хоть немного — что здесь вообще за место? — попросил его Голд, как всегда, опередив меня.

— Может, лучше дождемся? — И Тор мотнул подбородком в сторону лестницы.

— Это само собой, — вступил в разговор я. — Но мне бы хотелось услышать разные точки зрения на один и тот же вопрос. И потом, ты сказал, что его как-то начало заносить. Поясни свои слова. Нет, если есть желание сделать это при Оружейнике…

— Моя точка зрения не меняется от его присутствия или отсутствия, — пожал мощными плечами Тор.

— Уважаю за позицию, — без тени иронии произнес я. — И тем не менее чего зря время терять? Пока его найдут, пока он спустится к нам… Давай, рассказывай.

Тор понятливо кивнул, и мы отошли от арабов-охранников, которые с интересом прислушивались к нашей беседе.

По словам Тора, первое, что произнес Лев Антонович, войдя в город, было: «Недооценили мы их потенциал. Ошибочка вышла».

Это относилось не конкретно к мощным стенам вокруг Нового Вавилона, или к народу, который мотался по улицам, или даже к инфраструктуре. Это было признание того, что он неверно оценил ситуацию в целом.

Впрочем, я его понимал. Я изначально был уверен в том, что это некрупный городок, в котором живет двести — триста человек и который пытается доказать, что он самый большой в этом мире. Даже рассказы Щура не разрушили у меня уверенности в этом, только поменяли картинку в воображении, заменив ее на более глобальную, да подкорректировали численность населения. И в этом была наша общая с Оружейником ошибка — в прогнозировании ситуации. Штука в том, что тут никто ничего доказывать не пытался. Те, кто здесь взял власть в свои руки, сделали то же, что и мы, — просто стали жить в новых условиях, строя то, что приемлемо для этого мира, и практически не оглядываясь на предыдущий опыт умершей Земли, особенно в части моральных и этических норм.

Рынок поверг Оружейника в состояние восторга, смешанное с разочарованием. Какой мед? Какое вяленое мясо? Какая рыба? Местные жители уже прекрасно с этим управились и без нас. Ну, если не с медом, то со всем остальным — это точно. Мало того, тут был сумасшедший (по нашим меркам) выбор овощей и зерна. Все это продавалось по более чем умеренным ценам, то есть сделать на этом бизнес было если не сложно, то проблематично в любом случае.

К тому же вот так взять и начать что-то продавать было просто невозможно — как и было нам уже сказано Грэем, право на торговлю выдавал Совет Восьмерых, что было вполне объяснимо — за каждым из членов совета стояла его община, а у каждой общины был свой интерес на рынке, своя делянка, которую он окучивал. Если хочешь торговать — договаривайся или шагай за пределы каменных стен — верстах в трех от города находился так называемый дикий рынок, где тоже можно было продать и купить всякое-разное. Вот только там все было дороже и порядок отсутствовал как таковой. И закон — тоже. В Новом Вавилоне всякое случалось, но до разбоя или убийств почти никогда не доходило. Там же это было нормой вещей.

Впрочем, понятия закона и порядка здесь тоже были условными, что опять же не шло вразрез со словами Грэя. Убивать — нельзя, воровать — нельзя, это все так, и за это провинившегося ждала быстрая и безжалостная расправа. Но только в тех местах, которые являются зоной взаимного контроля. А в своих кварталах (Тор в рассказе называл их не только кварталами, но и общинами, дистриктами, а один раз употребил даже заумное и неприятное слово «кластер») закон был у каждого свой. И выдачи оттуда практически не было, каждый случай, когда один район требовал голову человека из другого, превращался в ломку копий на Совете. Хотя такое происходило не слишком часто.

Каждый дистрикт помимо доли на рынке имел еще свой личный интерес, который контролировал он и никто другой.

Собственно, тут Тор перешел к тому, что меня интересовало больше всего, — что это за дистрикты такие и с чем их едят. Рассказ об их интересах он оставил на потом.

В отличие от нашей семьи, в которой как-то не произошло деления по национальному признаку (если не считать амурной страсти Владека к Эльжбете, тут все-таки что-то такое было), в Новом Вавилоне размежевание произошло практически незамедлительно, к концу второй недели проживания людей за каменными стенами.

Всего выделилось восемь дистриктов, практически по количеству кварталов в городе. Чтобы понятней — город был круглым, как торт, и неведомые строители нарезали его на десять частей. Восемь были жилыми кварталами, девятая и десятая представляли собой большой проспект, рассекающий город ровно посередине и ведущий от рынка к главным воротам с внешним портом в одну сторону и к внутренней пристани — в другую, правда, близ нее проспект сужался, становясь, по сути, улочкой. Видимо, так было задумано. Центр города, как и вышеупомянутый проспект, был объявлен зоной взаимного контроля. Там находилась ратуша — самое высокое здание Вавилона. На верхних ее этажах располагался зал заседаний Совета Восьмерых, а в подвалах размещалась тюрьма. Также в центре были рынок и несколько зданий административного характера, в которых, при необходимости, решались внутренние вопросы.

Так вот, районы-дистрикты. Нельзя сказать, что в основе их заселения лежал исключительно национальный признак, хотя во многом именно так определялись группы людей, слившиеся воедино. Все-таки общность культур и схожесть языка — великое дело, подобное всегда тянется к подобному. Впрочем, не обошлось и без казусов, когда географически далекие от Мексики и Латинской Америки испанцы влились в состав квартала, носящего имя «Картель». Думаю, тут дело было в общей ментальности. Да и понять друг друга им было несложно — языки-то, по сути, происходят от одного корня. Хотя проблем с общением в Новом Вавилоне почти не было — английский чуть лучше или хуже знали почти все.

А вообще «Картель» — название говорящее, у меня сразу столько ассоциаций появилось… И что-то мне подсказывает, что они недалеки от истины.

Объединение греков, болгар и турок (да-да, турки и болгары в одной упряжке, воистину этот мир непредсказуем; ведь многовековой конфликт за спиной — однако же вот, сплотились воедино) носило имя «Дом Земноморья». Собственно, здесь территориальный принцип был основным — с кем греки, которых в городе насчитывалось больше других, граничили на той Земле, тех они и вобрали в свою общину. Впрочем, в этом дистрикте жили еще и албанцы, и македонцы, и другие народы, но численность их была очень мала.

Квартал моих земляков звался «Братство»; русские предсказуемо объединились с украинцами, белорусами и другими братскими народами, например сербами. Только гордые поляки не пожелали присоединиться к славянскому блоку и предпочли ему «Латинский квартал», который вообще славился пестротой населения — там в одном котле варились французы, голландцы, швейцарцы, бельгийцы и представители еще десятка разных европейских государств.

Немцы основали «Тевтонский союз», к ним присоединились не только австрийцы и чехи, но и венгры. Похоже, узрев в этом для себя какую-то выгоду.

И англичане не стремились к европейцам, предпочтя им своих дальних родственников — американцев, австралийцев и новозеландцев. Их квартал назывался «Мэйфлауэр», и был этот дистрикт одним из самых многочисленных.