Время было подключаться Гавриле. Друзей-боссов надо было как-то «отмазывать», а с другой стороны, с парнями-пролетариями я ведь сейчас бок о бок работал.

— Да ладно, парни, — хоть и невпопад, но стал «разруливать» я, — сейчас уж, главное, до тепла нам додержаться, а тут осталось-то: всего — ничего! Будет работа! Будет ещё и такой завал, что не будем за заказами этими успевать! Сейчас — по камню обязательно что-то выстрелит!.. И объявления — в газете, по столбам… Проеду ещё по старым клиентам — в почтовые ящики им от себя весточки побросаю: может, кому-то, по старой памяти, надо чего-то ещё сделать: а так и будет!.. Во — у Ланских надо два столба телеграфных камнем обрамить — он давно хотел, да только я с Ушакова вырваться не мог.

— А это кто?

— А это, Слава, помнишь, я тебе фотографии дли-инного такого забора показывал, богатого! Вот, это работа у Ланских. Добрый дядька! Солидный! Сейчас ещё и депутат. У него денег — мешками. Так что, парни, будет работа — даже через меня будет!.. Чуть-чуть только и потерпеть!.. Ну, попали мы так — в такое время: кризис этот хренов, да ещё и зима непролазная. Но — прорвёмся: куда денемся?! Надо всё-таки как-то по-человечески нам выгрести…

Золотые, Гаврила, слова!

А Ланских действительно были хорошие люди — и хозяин, и хозяйка. И работа у них, шесть лет назад, шла легко и радостно. Забор с «Канарским» — тем самым, невиданным здесь узором, получался такой, что проезжающие машины, случалось, приветственно сигналили, а проходящие старушки зло грозили: «Посмотрим ещё, как зиму простоит». Приехали мы с Альвидасом серым декабрьским днём на просмотр — пару лет спустя: стояла мозаика! Работа Альвидасу, видимо, понравилась, потому что хаял он её потом при каждом упоминании, обзывая не иначе, как «народное творчество». Так и говорил, кивая на своё «гениальное»:

— Но, согласись, это совсем не то народное творчество, что ты мне показывал.

Ушлёпок, чего с него взять?!

На его-то замысел на Ушакова своя бабушка нашлась:

— Вот хожу я, смотрю, сколько ты мучишься: взять бы того, кто это придумал, да прибить!

А к Ланских я ещё в первое ушаковское лето по выходным отбегал — тайком друг от друга: «серьёзные» люди ревнивы. Личная хозяина просьба была: подпорные стенки камешком облагородить, и «лужу» — совсем уж небольшую — уложить.

Хозяйка мне, заслышав по окончании мою цену («Да это мало!..»), чуть не на сто евро больше дала: они, видимо, обвыклись уже, что все тут беззастенчиво три цены — как три шкуры! — драли.

В общем, хорошие это были люди! А Гаврила всегда заявлял гордо: «Хорошая работа — только для хороших людей!» Всем, причём, подряд он это говорил.

Хозяйский угодник!

Но ведь и делал!..

* * *

— Вон, смотри, объявление: требуется посудомойка, два через два, оклад — восемнадцать тысяч… Не фигово, да — тарелки себе мой — за тысячу с лишним в день!

Володя шелестел талмудом «Из рук в руки», дожидаясь Славы, — чего-то ему для работы не хватало.

— Так, Вован, там надо медкомиссию с санминимумом — неделя беготни и половина того заработка. Тоже всё — не так просто: я бы и сам пошёл сейчас тарелки мыть!.. Я уже, вон, полдюжины агентств этих, по трудоустройству, обошёл, где-то даже и деньги заплатил. И ничего путного насчёт временной, или ночной, работы — всё какую-то шнягу подгоняют, за восемь, а то и за шесть тысяч.

— Да, — откладывая шелестящий талмуд, вздохнул Вовка, — если бы литейка не развалилась, я бы оттуда не ушёл. Там нормально было.

— Чего не развалилось?

— Литейка: цех литейный.

— А где это у нас такая металлургия?

— На территории домостроительного комбината — литейный цех. Ты чего — не слышал, что ли: шум вокруг него постоянно идёт! Жители тамошние возмущаются: дым-то ядовитый. А этим всем — по фигу! Я из-за чего и ушёл — хозяин новый появился. Жлоб такой! Два метра ростом. Москвич. Мама там где-то — по Госдуме депутат! Охраны пять человек. Начал там свой террор наводить! Девчонка-бухгалтерша по ошибке на замороженный счёт два миллиона перевела, так он её так приложил — сотрясение мозга! А там — девчонка, двадцать пять лет… И платить перестал.

— А чего с прошлым хозяином? Грохнули?

— Да нет! Тот-то хорошо платил: тридцать — сорок тысяч в месяц выходило постоянно. Но он изначально в компаньонах с венгром был, а тот борзеть начал: за счёт литейки домой ездить каждый месяц… В общем, стал хозяин его прижимать, а этот венгр в Москву, уже головному боссу настучал: мол, деньги ворует. Ну, оттуда, не разбираясь: продавай литейку, не колышет!.. А полтора лимона евро в месяц доход был!

— А как фамилия-то хозяина?..

Володька назвал без запинки.

Да — мир тесен, а все пути приводят на Ушакова! Точно, та пацанва, что Альвидасу меня подсуетила, я их уже и как звали-то забыл — они-то и говорили, когда, заранее осторожничая, я о хозяине дома осведомлялся: «Серьёзный. Металлами занимается». Я ещё потом и думал: какие, к бесу, металлы? «Попутали», наверняка, ушлёпки! А оказалось — правда. И с деньгами, припоминаю, как-то ощутимо однажды напряжно стало: Альвидаса начали ревизовать, считать дотошно принялись… Вот оно, оказывается, что!.. Понятно — не единственный это источник дохода шефу был — дочернее, всего лишь, предприятие. Но, если полтора «лимона евриков» в месяц!.. Вот, выясняется — хорошим хозяином-то шеф был! Деньги людям платил. Не жлобствовал, не быковал. Растратчиков щемил. Дело умело вёл… Умный, конечно, мужик — чего говорить!.. А твоего, Гаврила, ума дело — к Восьмому марта что-нибудь вдохновенное сочинить. Да и не что-нибудь: нечто!

Но что-то, воля ваша, всё не то в голову лезло!

Наш Женя был на стройке мэтр,
И труд строителей он почитал!
А потому он каждый метр
В полтинник щедро обсчитал!

— …Сань, Сань, иди скорей сюда, послушай! — кричал в прихожую Вовка. — И в тему всё так!

* * *

А Вовка — он ведь был начитанный! Знал толк в литературе. Рассказывал, как он одно время книги продавал. «Дорогие такие, подарочные. В школах учителя часто брали — надо было только под зарплату попасть. Ну, ещё что хорошо — и сам их читал».

Молодец — всё с толком. Так ведь не каждый ещё сможет ходить вот так, предлагать. Помню, набранное на компьютере объявление на облупленной двери череды офисов серой четырёхэтажки «делового центра»: «Распространителям парфюмерии, косметики, деятелям сетевого маркетинга и прочим коробейникам вход воспрещён!»

«Коробейникам»!

Вот как тут осмелиться — товар-то свой, в заплечной суме несомый, продвигать?

Впрочем — жизнь заставит.

* * *

В четверг я решил не пойти. Решил заранее. Надо было, всё-таки, шпаклёвку одолеть — я уже «тормозил» монтаж конструкций потолка, что должен был делать Адиль — мне в помощь. Уже и Слава как-то бросил ребятам зло: «А то — послушаешь — на словах мастер, а на деле, блин!..»

Раньше он в мою сторону никогда так неуважительно не отзывался.

Кризис!

Да, и заслужил, чего там говорить!

Я отзвонился Любе, как положено — сухо принят был мой звонок. Теперь, главное, пережить половину второго — когда в былые дни я уже срывался на сборы. Ничего, за работой да за ребятами — получится. Тем более, «чёрный строитель» пригласил «на пирожное» свою новую знакомую — по sms они друг друга нашли. Молодец, ученик! Не тяготился ни своим интеллектом, ни видом выдающимся — так и надо! Явившаяся на пятнадцать минут раньше оговорённого пигалица была тоже без комплексов. Галантно засуетившиеся парни подостлали ей самую чистую газету на мешок с клеем и, протянув кружку с чаем, угостили медовым пирожным.

Девице было девятнадцать лет, она была в разводе, сынишке шёл второй годик.

— Нет, сейчас я уже замуж выходить не спешу! — заложив спичку-ногу за ногу и на отлёте держа сигарету, сообщала она.

В случае с Серёгой, наверное, это было разумно.

Удивительно — и Саня, и Вовка, и даже Адиль с ходу нашли разговор с оторвочкой интересным — их беседа лилась непринуждённо и весело.

А я, должно быть, был безнадёжно стар для их тем. Молодая мамаша в мою сторону даже не посмотрела.

Напоследок девица пообещала Володе помощь в трудоустройстве, Саше — содействие в сдаче зачётов на юридическом факультете («Везде свои люди найдутся!»), а Серёге — звонить и заходить. И умчалась, с мешка с клеем кипучей своей жизнью подорванная — деловая!

— Да, нога у неё в сапоге — как моя чайная ложка в кружке, — в точку подметил Володя.

— Теперь, пацаны, ваша жизнь наладится — если такая девка весовая вас под крыло берёт!

Ты стихи к Восьмому марта пиши, язва!

Я спокойно перенёс половину второго — шпаклевал старательно. Не дёргался и в начале седьмого — когда из дома, обычно, на танцы выходил. А вот уже в половину этого часа…

Да, всё равно — работа была на сегодня закончена: очередные полведра заведённой шпаклёвки я выработал, а заводить новый раствор — на ночь глядя?!

Хотя до темноты-то было ещё далеко. Солнце ранней весны уже не спешило закатываться по-быстрому, оставляя прекрасным весенним сумеркам всё больше свободы неподчинения ночи. Впрочем, и та, присмирев, мирила свой серебряный месяц с бледно-лазоревыми рассветами…

Конец ознакомительного фрагмента