Глава 3. В сказку попали


Они обошли школу изнутри по периметру. Все двери заклинило намертво. Хуже того — когда Антоха в отчаянии попытался разбить окно в холле стулом, тот отскочил от стекла, как от резиновой стены. Остальные окна тоже оказались невыбиваемыми. В отчаянии Антоха и его команда выскочили во внутренний двор. Тут Лёля, которая все это время молча сопровождала их, вскинула голову и бесцветно сказала:

— Неба нет.

Все невольно посмотрели вверх.

Неба действительно не было. Не только луны и звезд — это ладно, их могло просто тучами закрыть, — вверху раскинулось что-то совершенно черное. Самое темное небо в самую безлунную ночь не бывает таким, в нем всегда есть фиолетовый оттенок, а городское небо постоянно подсвечивается огнями снизу. Но не сейчас. Сейчас все вокруг освещалось словно само по себе. Как будто каждый предмет чуть-чуть светился, но этого свечения хватало, только чтобы разобрать общие контуры.

— Мрак… — сказал Севка.

И потом посмотрел под дуб.

— Мрачный мрак…

Кастрюля, в которой была взрывчатка, стояла целехонькая, но и следов бикфордова шнура нигде не наблюдалось. Севка немедленно полез руками.

— Ай! — заорал он. — Горячо!

— Почему? — спросил Антон.

— Не знаю… — прошептал Севка.

Вдруг сверху распахнулось окно, ведущее во внутренний двор, и раздался истошный крик:

— Кто зде-е-есь е-е-есть? Помоги-и-ите!

Ребята кинулись обратно в школу, толкаясь, взлетели по лестнице и обнаружили Машу-отличницу, всю в слезах и истерике. Маша билась в объятиях Любы Метелкиной. При других обстоятельствах это бы вызвало общий смех: Маша выглядела как воробушек в когтях большой доброй кошки. Но сейчас было не до смеха.

— А вы здесь откуда? — оторопела Лёля.

— А мы математику делали, — мрачно сообщила Люба. — У меня шестерка за четверть, а мама сказала, что если и за год будет, то она… Короче, я попросила Машку помочь. Мы уже собрались уходить, в коридоре стояли, когда свет погас. А потом…

Любу передернуло, а Маша надрывно всхлипнула.

— Что потом? — Лёля спросила это таким тихим, вкрадчивым голосом, что Машины слезы высохли, не успев выкатиться из глаз.

— А потом, — сказала Машка шепотом, — из дворика прилетел большой белый, а потом большой черный… А потом много мелких… И они хихикали…

— А потом?

— Потом всё, — сказала Маша. — Только теперь у меня телефон не рабо-о-отает…

Все лихорадочно захлопали по карманам и вытащили телефоны. Экранчики мобилок почти синхронно засветились, и раздался общий вздох облегчения… Но рано.

— Странно, связь вроде есть, а даже гудков нет… — сказал Антон.

— А время? — воскликнула Люба.

— Что время? — удивилась Лёля.

— Я уже несколько минут пытаюсь дозвониться, и все это время на экране восемнадцать тридцать пять. Сломалось что-то?

— И у меня восемнадцать тридцать пять, — тихо сказала Лёля.

— Мрак, — повторил Севка, глядя в свой телефон.

— Да не реви ты! — прикрикнул Антоха на Машу.

— Мне надо домо-о-ой… Я бою-ю-юсь… Проводите меня до двери-и-и…

— Дверь не открывается, — вяло ответил Мишка.

— Что-о-о? — вскрикнула Маша. — Я домой хочу! — И почему-то принялась кричать на Любу: — Это все из-за тебя! Это ты во всем виновата!

Люба вздрогнула и втянула голову в плечи, и теперь уже Лёля совершенно невежливо бросила:

— Заткнись!

Маша замерла на полуноте и даже стала казаться еще меньше, чем обычно.

— Никто не виноват, — продолжила Лёля. — То есть теперь уже неважно, кто виноват. Нужно понять, что случилось.

Все принялись переглядываться. Сначала посмотрели на Лёлю. Вроде как она задала вопрос, может, она и ответит. Но Лёля, не отводя глаз, гипнотизировала Антоху. И в ее взгляде явно читалось, что разбираться в ситуации должен именно он.

У Антохи аж спина взмокла. А в голове у него была гулкая пустота. Но нужно же людей чем-то занять.

— Давайте свет починим! — нашелся он.

Все с облегчением выдохнули.

— Я знаю, где пробки, — сообщил Севка.

…Через полчаса Антоха понял, что нужно найти занятие всем. Потому что пока Севка ругался и ковырялся в проводках при неяркой подсветке телефона, остальные устроили скулеж. Как только успокаивался один, тут же начинал ныть другой. Пару раз срывался Мишка и шел бить стекла — безуспешно, но хоть душу отводил. Маша впадала в истерику почти непрерывно, на нее уже не обращали внимания, Люба бродила по коридору как тень, периодически пытаясь включить телефон, Лёля…

— А где Лёля? — встрепенулся Антон. — Лёля! Лёль!..

Севка уронил отвертку, и эхо разлетелось по коридору. Антон сбегал направо, потом налево, потом остановился. Попытался вспомнить, когда видел Лёлю последний раз, и не смог. Побежал к лестнице и наскочил прямо на пропажу, которая выплыла на него из темноты.

— Ты что? — спросил Антон. — Ты куда ходила? Ты нас так больше не пугай!

— Я в комнату сторожа ходила, свечи там нашла.

Тут Антоха слегка посерьезнел:

— Послушай, а ты не могла мне сказать, куда идешь, а? Ты могла хоть кому-нибудь сказать, что уходишь? И как ты шляешься по школе в темноте? А вдруг тут еще кто-то есть?

— Не кричи, — тихо сказала Лёля. — Ты тут главный, и ты должен быть спокоен. Пойдем лучше в столовую, вдруг там еда осталась.

Антон задумался. «Я — главный… Я и спокоен… Это правильно! Но почему тогда Лёля указывает мне что делать? Если я главный, то я должен указывать… Но она же сама сказала, что я главный…»

* * *

Опомнился Антон уже в столовой. Лёля расставила свечи на столе, и все дружно принялись обшаривать холодильники и шкафы. Удалось нашарить только соль, перец и пакет лаврового листа.

— Ссобойки ни у кого нет? — без особой надежды спросил Антон.

Тут Люба густо покраснела, хлопнула себя по лбу (оставив белый след от пятерни) и выбежала из столовой.

— Куда это она? — удивился Севка.

— Не знаю… — начала было Машка, но перебила сама себя: — Ой, у нее же с собой пакет был! Полный…

Мишка мечтательно облизнулся. Больше никто ничего не искал, ждали Любу. И, как оказалось, не зря. Она появилась через пять минут, на ходу извлекая из пакета буханку черного хлеба. Мишка тут же схватил зазубренный нож, отобрал хлеб и принялся его нарезать.

— Что-нибудь сладенькое есть? — Севка еще больше вытянул шею, чтобы заглянуть в пакет.

Антон и Лёля тоже попытались изучить принесенную еду и едва не стукнулись лбами.

— Там только сметана и яйца, — извиняющимся тоном сказала Люба. — Сырые. Я сейчас сварю!

Она осторожно поставила пакет на стол и взялась за самую большую кастрюлю. Люба сунула ее под кран, открыла его… и ничего не произошло. Не полилось, не забулькало, даже не зашипело, как обычно бывает, когда отключают воду.

— Странно, — разочарованно произнесла Люба и понесла кастрюлю на место.

— А кран кто будет закрывать? — строго и вместе с тем горестно спросили из-за Любиной спины.

И тут же из крана захлестала вода.

Все разом повернулись к раковине.

На ее краю сидела Нина Константиновна, заведующая столовой, и старательно закручивала кран. Фантастичность картины заключалась еще и в том, что Нина Константиновна ростом была в полметра, не больше.

— И-и-и, — заверещала на одной ноте Маша, закрывая глаза руками.

— Ни-и-на К-к-константиновна, а чт-т-то с вами? — выдавил из себя Антон.

— А что со мной? — изумилась женщина и поправила прическу. — Грущу. Все шкафы пораскрыли, всё поразбрасывали, кран открыли да бросили…

Из глаз Нины Константиновны брызнули слезы и полились непрерывными струйками.

Пока Антон стоял и размышлял, как на это можно реагировать (честно говоря, больше всего хотелось подставить тазик под слезопад, потому что лужа образовалась приличная), сзади бесшумно подошла Лёля.

— Хозяин-батюшка, сударь домовой, меня полюби да пожалуй, мое угощение прими, — произнесла она нараспев, протянув Нине Константиновне горбушку хлеба, которую она, видимо, только что стянула из-под ножа Мишки.

Слезы завстоловой немедленно высохли.

— Соленая? — спросила она.

Лёля только кивнула.

— Ой, хорошо! — обрадовалась она и принялась лопать горбушку так, будто ее месяц не кормили.

— Это не Нина Константиновна… — сообразил Антоха.

Лёля кивнула.

Теперь было видно, что «оно» очень похоже на заведующую, но не совсем. Сбивали с толку точно такие же прическа, передник и голос. Но при ближайшем и более спокойном рассмотрении обнаружились большие волосатые руки и крупные мужские черты лица.

Все столпились вокруг стола и смотрели на непонятное существо. Только Мишка позорно спрятался за широкими Любкиными плечами.

— Это домовой? — тихо спросила Люба.

— Я столово́й, — сообщило существо и облизнулось. — За горбушку спасибо. Есть захотите, зовите. С холодильниками я договорюсь, они пока без электричества поработают.

— Как? — воскликнул Севка. — Это невозможно!

— Хех, — только хмыкнул столовой.

— А свет? — спросила Лёля. — Может, вы и свет сделаете без электричества?

— Зачем? — удивился столовой. — Свет мне не нужен…