…За спиной Леденцова, в реальности, о которой он уже не помнит, раздаётся несколько коротких сухих хлопков.

9

— Ещё раз спрашиваю, — следователь бубнил уже безо всякой надежды, — где и когда вы познакомились с этим гражданином?

Леденцов даже не стал делать вид, что смотрит на протянутую фотографию. Он монотонно, в тон вопросу, сказал:

— Этого гражданина впервые я увидел сегодня ночью. В мёртвом состоянии. В состоянии трупа.

Следователь вздохнул и переложил голову с левой руки на правую. На шутки Емельяна Павловича он уже не реагировал.

— Вы же понима-а-аете… — загундел он, но был перебит протяжным:

— Я все понима-а-аю. Но ничем помочь не могу.

Следователь подпёр голову двумя руками. Некоторое время они молчали. Потом следователь встрепенулся, помотал головой и широко, с хрустом, зевнул.

— Курите? — спросил он нормальным голосом.

Леденцов посмотрел страдальчески.

— Ах, да. Вы же говорили, что не курите. Я тоже не курю.

— Я помню, — сказал Емельян Павлович.

— Кофе выпить, что ли? — следователь поднялся со стула и потянулся.

Суставы затрещали, как сковорода с попкорном. “Совсем молодой парень, — подумал Леденцов, — а уже весь в остеохондрозе. Вылечить, что ли?”

— Емельян Павлович, ну не бывает так, — следователь сел на стол и преданно заглянул в глаза, — совершенно незнакомый вам человек выскакивает, как чёртик из табакерки, из-за вашей спины, стреляет в другого совершенно незнакомого вам человека, пускает себе пулю в лоб…

— В висок.

— В висок. И вы ничего о нём не знаете?!

Леденцов закрыл глаза и растёр веки. После того, что случилось прошедшей ночью, ему бы напиться в сизый дым, а не на допросе торчать три часа подряд.

— Мы же вас ни в чём не обвиняем!

— Ещё чего не хватало.

— Но помогите же и вы нам! Вы же явно что-то скрываете! Давайте ещё раз посмотрим плёнку.

Емельян Павлович снова потёр веки. Запись с камер слежения “Жар-птицы” он помнил наизусть. Следователь же впился в монитор так, как будто за последние полчаса на плёнке могли вырасти новые факты. Досмотрел. Перемотал назад. Снова стал смотреть.

Ничего не изменилось: вот Леденцов перестаёт делать ставки, отворачивается от стола, смотрит на коренастого “отбойника”. Долго смотрит, минут пять. “А показалось, — в очередной раз подумал Емельян Павлович, — что полгода прошло”. Народ, который поначалу лезет поближе, инстинктивно отодвигается. Леденцов и его визави остаются один на один, словно дуэлянты. Сходство усиливают “секунданты” — мужчины, торчащие у “дуэлянтов” за спиной. Один, понятно, Саня. Второй, как выяснилось позже, управляющий казино.

Вот момент, который следователь уже засмотрел до дыр и потёртостей. “Дуэлянты” разом отшатываются один от другого. В следующую секунду из-за спины “отбойника” выскакивает пожилой тип и бросается… На записи кажется, что к Леденцову, но Емельян Павлович хорошо помнит ощущение — пожилой пытается заслонить собой мастера сглаза. А за спиной у Леденцова невероятным образом возникает фигура с пистолетом наперевес…

Емельян Павлович отвёл взгляд от монитора. Ему никогда не нравились фильмы Тарантино с морем крови и кучей трупов.

— Ну вот откуда он появился? — спросил следователь у потолка. — Что за Копперфильд? Черт, частота кадров слишком низкая, не видать ни бельмеса.

— Может, я уже пойду?

Следователь промолчал, безо всякого вдохновения наблюдая за происходящим на экране. Собственно, обычный кавардак: люди носятся, женщины сидят на корточках, плотно закрыв глаза ладонями, или лежат в элегантных обмороках. Необычны только фигуры “дуэлянтов”. Они расходятся в разные стороны — медленно, словно наощупь. Только слегка покачиваются, когда на них натыкаются бегущие.

Следователь щёлкнул выключателем и сказал:

— Ладно, сегодня мы уже ничего не выясним. Вы у нас по делам фирмы?

— Нет, просто отдыхаю.

— Почему бы вам дома не отдохнуть, а? Вот подписка о невыезде, поставьте автограф.

Закрывая за собой дверь, Емельян Павлович услышал знакомый звук. Следователь в очередной раз перематывал плёнку на начало.

“В душ, — подумал Леденцов уже на улице, — и спать. Или даже сразу спать”.

— Ну наконец-то, — услышал он за своей спиной, — я уж хотел войти и помешать плавному течению столь приятной беседы.

Емельян Павлович обернулся. Ему улыбался поджарый мужичок в костюме специального “незаметного” цвета. В руке он держал предупредительно развёрнутое удостоверение в одиозной красной корочке.

Несколько секунд Леденцов таращился в документ, как баран на новые ворота, которые выросли поперёк его пути.

— Идите к дьяволу, — наконец поздоровался он. — Вы ведь не официально?

— Конечно, нет, — незнакомец неторопливо убрал удостоверение в карман, — иначе я вмешался бы в ход допроса в самом его начале, забрал бы вас у этого бедолаги… Но в этом нет никакой необходимости. Я просто хочу…

— …выяснить, откуда взялся этот ворошиловский стрелок, — тоскливо закончил Емельян Павлович. — Честное слово, я его видел впервые в жизни.

Незнакомец продолжал улыбаться.

— Я не хочу выяснить про стрелка. Я хочу перекусить. Тут рядом есть неплохой итальянский трактир.

— Меня люди ждут, — Леденцов сопротивлялся из последних сил.

— Ждали бы — встретили б. Пойдёмте, вам срочно нужно выпить.

Улыбчивый человек подхватил Леденцова под руку и потащил за собой. Емельян Павлович почувствовал, что его желудок солидарен с незнакомцем.

— Обещаю, — продолжал тот, — что никаких неприятных вопросов задавать не буду, вербовать не буду. Что там ещё? А! Зомбировать и кодировать тоже не буду. Зато угощу вкусной едой. И не спорьте. Будем считать это представительскими расходами.

Емельян Павлович не спорил. Но потянулся за мобильником, чтобы связаться с Портновым. И выяснить, чёрт побери, почему его не дожидается у дверей застенка заплаканная супруга?

Незнакомец упреждающе поднял руку.

— Прошу вас, подождите полчаса. А то набегут, мешать начнут. Да мы уже и на месте.

“Итальянский трактир” оказался довольно респектабельной пиццерией. Приглашение улыбчивого оказалось очень кстати — наличных у Леденцова не было совсем.

Незнакомец вес себя грамотно. Пока не принесли аперитив, помалкивал в тряпочку. И только после того как блаженное тепло растеклось по организму Емельяна Павловича, позволил себе начать:

— Документы мои, осмелюсь заметить, вы изучили невнимательно. Посему представлюсь ещё раз. Минич Сергей Сергеевич. Подполковник госбезопасности. Вас мы ни в чём не обвиняем и ни о чём спрашивать не будем. Готовы даже помочь информацией.

— А за это… — Емельян Павлович сделал многозначительную паузу.

Сергей Сергеевич усилил улыбку до негромкого смеха.

— Сразу видно человека коммерческого. Да, будет одна просьба.

— Стучать?

— Вы всё-таки невнимательно слушали. Я не собираюсь вас вербовать. Отличный виски. Повторим? Любезный! Повторите, пока несут закуски! Благодарю. Нет, просьба моя будет иного толка. Итак, какие полезные сведения вас интересуют?

— Да уж спасибо, — сказал Леденцов, — никакие. У меня и так от сведений… голова пухнет.

— Как знаете, — Сергей Сергеевич откинулся на широкую спинку лавки и прижмурился.

Почему-то Леденцов представил в руке подполковника дымящуюся сигару.

— Я тут вспомнил, — сказал Минич, — ваш ответ на не заданный мною вопрос.

Емельян Павлович понюхал свежую порцию душистого напитка и решил не реагировать. И так все расскажут. Он не ошибся.

— Вы предположили, что я захочу знать, откуда взялся человек с пистолетом. И ответили: “Видел его впервые в жизни”. Просто чудо, а не ответ!

Минич снова хохотнул, но это пока не раздражало.

— Вопрос предполагался “Откуда?”, а ответ последовал “Видел впервые”. Небольшое несоответствие, не находите? А все потому, что любой человек, даже если приходится врать, даёт ответ… скажем так, относительно правдивый. Я знаю, что вы впервые видели стрелка. Более того, его впервые видели и все остальные. Но это не значит, что вам неизвестно его происхождение.

Емельян Павлович не отрываясь смотрел на маслянистую поверхность янтарной жидкости.

— Это фантом, — Минич поднял свой бокал повыше и смотрел сквозь него на солнце, — призрак, пришедший в мир по щучьему велению, по чьему-то там хотению.

Леденцов продолжал слушать.

— Повторяю, — весёлость ушла из голоса Сергея Сергеевича, — вас никто ни в чём не обвиняет. Испуг и попытка защититься суть естественные реакции человека. И всё-таки вы должны согласиться, что последствия испуга оказались не совсем адекватными.

Емельян Павлович залпом допил свою порцию.

— Очень интересная история, — сказал он. — Но вы хотели у меня что-то попросить?

— Да, — Минич слегка покачал бокалом, — просьба очень проста, хотя и не совсем обычна. Пожелайте Николаю Николаевичу крепкого здоровья.

Такого Леденцов не ожидал. Он почувствовал, что его челюсть неприлично отвисла.

— Что? — сказал он. — Кому?

— Николай Николаевич — это тот человек, в которого стреляли сегодня ночью в казино. Он в больнице, в реанимации. Вот его фотография и список повреждений. Думаю, это поможет.

Ошалевший Емельян Павлович принял стопку бумажек безропотно.

— Это ваш друг? — спросил он. — Родственник?

— Не совсем, — подполковник вернулся к выпивке, — просто мне нужно его арестовать.

10

Следующие несколько дней Емельян Павлович пребывал в состоянии хорошо налаженного робота-андроида. Сказали желать здоровья по фотографии совершенно незнакомому человеку — желал. Сказали, что нужно сидеть в номере и приходить в себя — сидел. Но в себя вернуться всё никак не мог. Мысли были окутаны дымкой, желаний не было, глаза ни на чём не могли сфокусироваться. Катенька даже сказала ему как-то вечером:

— Леденец! Ты что, наркотики тайком глотаешь? У тебя зрачки всё время расширены. И, в конце концов, где твоя мужнина ласка?

С мужниной лаской дело обстояло плохо. Емельян Павлович слышал, что после тридцати у мужчин часто возникают с этим делом проблемы, но сам всегда держался молодцом. Теперь-то он понимал, что это заслуга не его, а живущего в нём мастера силы. И раз заслуга перестала работать, значит, мастер силы…

Леденцов облизал пересохшие губы.

Когда-то, в детстве, он страшно перепугался, обнаружив у себя качества “топора”. Потом постарался напрочь забыть о них. А теперь пришёл в ужас от мысли, что его ненормальность могла вдруг исчезнуть.

Емельян Павлович встрепенулся и порывисто обнял Катеньку.

— Придушишь! — взвизгнула она. — Палыч, не рви блузку, я за неё знаешь сколько денег отдала…

Это был самый страстный секс в его жизни. Да и в её, наверное, тоже.

— Хватит, миленький, хватит, — шептала она, — все хорошо, ты самый классный мужчина в мире! Я не могу уже.

Он откидывался на одеяле, закрывал глаза и пытался расслабиться. Это ему понемногу удавалось — но тут же возвращалась серая вязкая дымка, а с ней и страх.

Уснул он от истощения. Весь следующий день проспал До вечера. Правда, несколько раз Катенька его будила и поила чем-то горячим. Емельян Павлович глотал обжигающую жидкость залпом и тут же падал в постель. Зато на ужин вышел в ясном уме и твёрдой памяти, хотя и приходилось придерживаться за Катину руку — пошатывало.

В ресторане их ждал Иван Иванович. Он не стал обсуждать подробности, сказал только:

— Ничего не вышло, вы его не погасили. И ещё: вам нужно вернуть контроль над собой. В следующий раз…

— В какой следующий раз? — с неизбывной тоской в голосе сказал Емельян Павлович. — В следующий раз я точно кого-нибудь убью. Ну ладно, не я убью. Мной убьёт. Силой моей, которой я мастер.

— Мастер не тот, у кого много силы. Мастерство — это умение силу использовать. У вас это мастерство было в крови, а теперь вы его теряете. А следующий раз неизбежен.

— Вы меня не заставите… — начал было Леденцов, но понял, что сил на окончание фразы у него недостаточно.

— Я и не собираюсь. Процесс вышел из-под контроля. Вы думаете, этот “отбойник” оставит вас в покое? Теперь, после того как вы покушались на него? Тяжело ранили его учителя?

— А мы уедем, — вдруг затараторила Катенька, — домой уедем. Правда, Палыч? Он же ничего про нас не знает. Мы будем жить тихо, он нас не найдёт.

— Он вас не найдёт, — подтвердил Иван Иванович и потёр переносицу. — И даже пытаться не станет. Незачем.

Емельян Павлович почему-то не успокоился от этих слов Портнова. И был прав.

— Он сделает так, что вы сами будете его искать.

— Не буду, — дёрнул плечом Леденцов.

— Будете. И вы снова сойдётесь в поединке. Только на сей раз он будет сильнее. В первой стычке вы оба проиграли. Он умеет делать правильные выводы из поражений — он ведь мастер сглаза, помните? Не дожил бы ваш соперник до зрелого возраста, если бы не умел держать удар.

— И пусть держит, — сказал Емельян Павлович, — только не мой удар. Хватит с меня, наударялся.

Катенька смотрела на мужа огромными сырыми, как лужи, глазами. И тихонько, кончиками пальцев, гладила его руку под столом.

11

Тягучая пелена апатии все больше охватывала Емельяна Павловича. Все реже были вспышки яростного желания доказать себе и окружающим (в основном окружающей Кате), что он ещё жив, что он по-прежнему мастер силы. Если бы Леденцов смог собраться с мыслями, то сообразил бы, что его пребывание в чужом городе утратило всякий смысл: вылазки в казино прекратились, Иван Иванович перестал донимать своими лекциями, да и их дружная команда разбрелась. Саня исчез на другой же день после стрельбы в “Жар-птице”, а ещё через трое суток Емельян Павлович поймал себя на том, что он давно не видел компенсаторш. На четвёртый день пропал и Портнов.

Единственное занятие, за которое Леденцов держался по инерции, — это рассматривание фотографии пожилого поджарого человека, которому следовало желать здоровья. Каждое утро, пока Катенька была в душе, он доставал из внутреннего кармана пиджака потрёпанную уже карточку и как мог искренне представлял Николая Николаевича — так, кажется? — бодрым и здоровым. По возможности повторял сеансы и днём, если супруга отлучалась куда-нибудь. Однако и это странное занятие по прошествии недели потеряло смысл. Однажды днём Леденцовы прогуливались по окрестному городу и вели ленивый разговор ни о чём. Катенька вроде бы настраивала, чтобы Емельян Павлович прочёл что-то очень модное. Тот неактивно отнекивался. Потом Катя вспомнила, что оставила в номере мобильный телефон — вчерашний подарок мужа. Кому она могла с него звонить? Однако Леденцов не стал спорить, а повернулся и двинулся к гостинице. В лифт одновременно с ним вошёл молодой человек крепкого телосложения. Как только кабина тронулась, он будничным тоном сказал:

— Вам привет от Сергея Сергеевича.

Емельян Павлович уставился на попутчика. Взгляд его ничего не выражал.

— От Минича, — решил уточнить молодой человек, — он просил передать, что о Николае Николаевиче можно больше не заботиться.

Леденцов ничего не отвечал, пока лифт не остановился. Только тогда он вздрогнул и спросил:

— Ага. Значит, этот… Николай Николаевич выздоровел?

— Почти, — улыбнулся молодой. — Он впал в кому. А вы молодец, здорово его подлечили.

Емельян Павлович открыл рот, но тут двери начали закрываться, и он выскочил в коридор. Кажется, человек в лифте слегка его подтолкнул. Леденцов постоял немного, помотал головой, как норовистый конь (даже прифыркнул), и стал опускаться вниз по лестнице.

Все дела в этом чёртовом жарком городе были сделаны. Пора было возвращаться домой.

Иван Иванович появился ещё раз, в день отбытия Леденцовых из гостиницы. Катенька заметила его первой, вздрогнула и остановилась. Емельян Павлович проследил её взгляд и тоже замер. Портнов сделал плавный жест рукой, словно извиняясь.

— Я просто попрощаться, — сказал он. — Давайте, Екатерина, вашу сумку. Давайте-давайте, я столько хлопот вам доставил, нужно как-то отрабатывать.

Иван Иванович был тихим и безобидным. И грустным. Леденцов не смог его прогнать. Да и с чего бы? Они взяли частника и очень мило побеседовали весь путь до вокзала. Емельян Павлович расслабился и решил, что на сей раз обойдётся без глубоких мыслей и подробных инструктажей. Так и оказалось до самого вагона.

Но напоследок Портнов умудрился выкинуть небольшое коленце. Поцеловав руку ухмыляющейся Катеньке, он ловко вложил в неё прямоугольную картонку.

— Моя визитка, — пояснил он, — мало ли что. Берегите. Друг друга. И помните, Емельян Павлович, ваша супруга — ваше единственное преимущество в грядущем бою.

Катенька враз перестала улыбаться, хотя это был явно комплимент.

— Нет-нет-нет, — замотала она стриженной головкой, — никаких больше боев!

— Разве что бой с тенью, — Леденцов решил пошутить, но вышло неловко.

— Бой с тенью, — сказал Иван Иванович, — вы уже выигрывали. На сей раз над вами повисла тень боя… Дай бог, чтобы всё обошлось.

В СВ Катенька и Емельян Павлович долго молчали. Только когда пришло время укладываться, Катя спросила:

— Правда, больше никаких боев?

— Никаких. Не боец я.

— А с тенью… Который ты выиграл. Это с кем?

Леденцов помимо воли улыбнулся.

— Не поверишь. С тобой, Солнышко.

— Что?! Я?! Тень?! Вот я тебя по башке подушкой!

И тут же исполнила обещание. Супруг радостно подхватил забаву. Так они резвились ещё минут десять, пока в стену купе не постучали. Леденцовы притихли и уселись на полку, часто и весело дыша.

— Значит, — прошептала Катенька, — ты, гад, со мной бился?

— Не бился. Просто нужно было тебя освободить от эффекта “отбойника”.

— Палыч, хоть ты мне мозги не компостируй, ладно? Хватит с нас Портнова. “Отбойники”, “топоры” какие-то. Туфта все это.

Емельян Павлович глянул в честные глаза любимой женщины.

— Обожди, — сказал он, — такты не веришь в мастеров сглаза и силы?

— Конечно, нет! Ты сам подумай, это ж все бабушкины сказки!

— А Саня? Его умение читать мысли?

— Ну и что? Мало ли в мире гипнотизёров!

В эту ночь Леденцову открылась поразительная вещь: его жена и подруга, его лучший компенсатор, а в девичестве — довольно сильный мастер сглаза, его бестолковая Катенька не верит во “все эти теории” Ивана Ивановича! Емельян Павлович пытался взывать к логике, к её ощущениям, приводил примеры удачной игры в казино… Всё было без толку. На каждый довод мужа она приводила безупречный аргумент одного из трёх типов: “просто повезло”, “я тебя люблю” или “я откуда знаю, но мистика тут не при чём”. Когда Леденцов исчерпал все доказательства, Катенька вдруг мило зевнула, заявила, что полностью сним согласна, и повалилась спать.

Емельян Павлович долго не мог последовать её примеру, лежал и таращился в темноту. Но стоило ему начать задрёмывать, как с Катиной полки раздалось:

— Ладно, про бой с тенью я поняла. А что он говорил про “тень боя”?

— Не знаю, — сказал Леденцов. — Это наверное то, что висит вокруг меня после казино. Мгла какая-то. Точно, тень.

— А-а-а. Тогда ладно. Это я развею. Я ведь Солнышко, правильно? А под солнышком… тени… не бывает…