Деревня выглядела почти так же, как и весной. Дом Прасковьи стоял на том же месте, но само место было малоузнаваемо: не стало огромного дуба рядом с домом, не стало корявой березы. Зато справа от дома появилась целая дубовая роща, а слева пристройка — то ли сарай, то ли хлев.
— Прасковья! — тихонько позвала Маша, увидев сгорбленную фигурку, копошившуюся в земле.
Фигурка выпрямилась и вперила в Машу цепкий, внимательный взгляд. Взгляд был кусучий. Маше показалось, что ее мозг полностью отсканировали.
— Померла Прасковья, — скрипуче ответила женщина.
Маша ахнула и закрыла рот рукой.
— Дюже давно померла, — добавила старуха, — моя бабка ее хоронила.
Тут Маша даже ахнуть не смогла, только хлопала глазами и пыталась понять хоть что-нибудь.
— Я — Фёкла, — скрипнула старуха еще раз, продолжая буравить гостей цепким взглядом. — Давненько Прасковью не искали, а раньше к ней шли что хромой, что слепой. Многих исцелила.
Бабка еще раз внимательно осмотрела Машу с ног до головы.
— Что ж тебя привело, красавица? — спросила она. — Хворей у тебя нет. На лицо красива. Ко мне такие редко захаживают. Замуж хочешь?
— Домой хочу! — ляпнула Маша.
— Домой… — Фекла задумчиво посмотрела в небо. — Говорят, здесь твой дом, но идти тебе далече.
— Это как? — спросил Мишка.
Фекла пожала плечами.
— Мне говорят, я повторяю, — сказала она.
— А где мы? — спросил Мишка.
— Да в Кучково, — бросила через плечо Фекла. — Мне говорят, я должна вас приютить. Затирка в печке, хотите — ешьте. А я пойду, там князь с дружиной пожаловал, поглядеть на него хочу.
— Ну вот, ни в какой мы не в Москве, мы в Кучково! — прошептал Мишка. — Я понял! Передачу «Розыгрыш» смотрела? Нас просто разыгрывают! Интересно, кто ж это столько бабла заплатил за инсценировку? И как они так быстро успели здесь все перестроить?
— Ты умный, — вдруг проскрипела Фекла, — но говорят, что дурак!
Маша нервно хихикнула.
— А кто вам все это говорит? — спросила она.
Фекла выразительно посмотрела на небо.
— Прасковья с ними балакала, она научила мою бабку, та меня. Мне говорят, я должна идти.
— Можно с вами? — спросила Маша.
— Можно, — ответила Фекла, — ежели молча. Скажу, мол, божьи странники, скажу — обет молчания у них. Слово скажете непонятное — убить могут. Идете?
Миша скривился, а Маша быстро кивнула. Фекла на удивление резво пошла по дорожке в сторону деревни.
Деревня изменилась. Стала заметно больше, ее огораживал деревянный забор с высокими воротами. Появилось несколько строений, напоминающих дома, а не развалюхи. Во дворе одного из них расположилась княжья дружина — там ржали кони, за столами на грубых деревянных лавках сидели воины и шумно жрали. Зрелище это было настолько завораживающе неэстетичное, что Миша и Маша застыли с разинутыми ртами.
Вокруг двора, где пировала дружина, собралась, похоже, вся деревня. Дети сидели в первых рядах, бабы и мужики стояли поодаль.
Все были так поглощены зрелищем, что на незнакомцев никто не обратил внимания, зря Фекла за них опасалась.
Вблизи «главный» воин, которого называли князем, оказался совсем несимпатичным: бледный, с маленькими глазками и огромным кривым носом, он хмуро исподлобья смотрел в одну точку.
...КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. Мы не знаем точно, как выглядел Юрий Долгорукий. До наших дней дошло всего несколько очень приблизительных портретов. Но почему-то этот князь видится нам таким…
— Плохой знак! — изрек он. — Не к добру…
Тут же рядом с князем возникла девушка, которая, низко кланяясь и пряча глаза, поставила перед ним огромный кувшин.
Князь хлебнул, задумался и внимательно осмотрел местных жителей, цепляя глазами молодух.
— Или к добру? — то ли спросил, то ли констатировал он.
Потом хлебанул еще, шумно отрыгнул и вытер рот рукавом.
— Что скажет мой волхв? Где он?
На другом конце стола странный человек с точеными чертами лица, который до обращения князя интересовался исключительно девицей, разносившей кувшины, вздрогнул, закатил глаза и изрек:
— Будет тут город заложен! Огромный.
— Какой, к бесу, город? — поморщился князь. — Ты мне про пса трехголового расскажи.
— Так я про него и говорю, — продолжил предсказатель, — три головы означает, что город будет треугольный.
— М-да? — с сомнением спросил князь. — А еще плешивый и разноцветный.
— Нет, — быстро нашелся предсказатель. — Масть у пса такая была, а это значит, что сойдутся в этом городе разные люди со всех концов земли.
— Складно брешешь, — вздохнул князь и загрустил. — Но зачем тут город, а? Местечко, конечно, неплохое, реки сливаются, но чтоб прямо что-то тут строить…
Где-то снаружи ударил надтреснутый колокол — негромко, словно стесняясь привлекать к себе внимание в присутствии великого князя.
Это, видимо, был сигнал для молодицы с кувшином, которая подскочила к столу и пропела:
— Князюшка светлый, Юрий Владимирович, изволь в терем пройти, уж к вечерне зазвонили, а ты, поди, устал с дороги.
— И то верно, — изрек князь, — чего ж не отдохнуть.
— Юрий? — ахнула Маша. — Потом испугалась, зажала рот рукой и зашептала Мише на ухо: — Юрий Владимирович? Долгорукий! Как же я сразу не догадалась, я ж читала про трехголового пса. Это легенда такая…
В ту же секунду задул ледяной ветер, листья на деревьях пропали, обнажив голые ветки, картинка перед глазами поплыла и сместилась.
Миша и Маша оказались на большом дворе. Перед глазами у них стоял терем, из которого раздавались бодрые звуки пира. Посреди двора в большой деревянной клетке спал огромный барс.
— Что опять случилось? — запаниковал Мишка. — Голова кружится! Нас куда-то перекинуло?
Маша взяла инициативу в свои руки и потащила его к сараюхе, стоявшей поблизости. Впихнула внутрь, залезла сама, захлопнула за собой дверь. Внутри было тихо.
— Надо подумать, — сказала Маша.
— Ну-ну, думай, мыслитель, — фыркнул Мишка.
Пару минут Маша сидела, уткнувшись взглядом в одну точку.
— Это не игра, — сказала она, — так быстро декорации никто не сменит. Это не наркотики — мы уже давно ничего не ели.
Подтверждая это, в Мишкином животе угрожающе забурчало.
— Может, нам газ подпускают, типа наркоза? — предположила Маша.
— На свежем воздухе? — с сомнением спросил Мишка.
— Городовой говорил, помнишь? — спросила Маша. — Что нас история не наказывает, а наоборот.
— Не помню, — буркнул Мишка. — Я его не слушал. Если ему верить, то мы в какой-то глубокой древности.
— Миш, — всхлипнула Маша спустя пару минут раздумий, — но ведь это очень похоже на правду. Одежда, дома, люди вокруг… Я никогда не думала, что Долгорукий мог быть такой…
— Да я вообще про него никогда не думал! — взорвался Мишка. — Делать мне больше нечего, только про него думать!
— Я думала, что князь — это князь, — продолжала Маша, — высокий такой, красивый, благородный…
— Ты, правда, думаешь, что это Долгорукий? — спросил Мишка. — Бред!
— У тебя есть другие версии? — съехидничала Машка.
— Сейчас будут!
Мишка решительно встал, огляделся, подобрал с пола несколько камней и толкнул ногой дверь сарая.
— Сейчас я им устрою! — заявил он. — Будут знать, как меня разыгрывать!
Мишка широким шагом отправился к терему. За ним, обмирая от ужаса, бежала Маша. Мишка шел на звуки, туда, где гудела пирушка.
— Посмотри на этих лохов, у них даже охраны на дверях нет, — с этими словами Мишка пнул дверь и вошел в зал.
На крестьянина-отрока никто из сидящих за столом не обратил внимания, все продолжали жрать, пить и петь как ни в чем не бывало. Мишка осмотрелся.
— Вон он, твой князь, — хмыкнул он и через весь зал отправился к нему.
— Ну что, типа Долгорукий, — громко заявил Мишка, — хватит тут представление устраивать, домой всем пора.
За столом потихоньку устанавливалось нехорошее молчание.
— Ну что вылупились? — продолжал Мишка. — Все, гейм ова, все домой!
И Мишка запустил камушком в князя. Камень попал в железную бляшку на его груди, звякнул и в полной тишине отскочил на стол.
— Аааааа!.. — взревел стол.
Через секунду все столы были перевернуты, Мишка лежал мордой в пол, а над ним стоял десяток мужиков с обнаженными мечами.
Еще через секунду пространство подернулось рябью, все застыло и в комнате возник Городовой.
— Вставай! — крикнул он Мишке, и начал помогать ему выползать из под кучи-малы. — У нас есть пять минут, больше я не продержу.
— Что не продержишь? Что случилось? Они спят? Ты запустил газ? Где мы? — выпалила Маша.
— Я остановил время, — ответил Городовой. — А вы вне времени, поэтому вам все равно. Вылез? Я отматываю на полчаса назад.
Машу опять замутило, потому что пространство отчетливо закачалось, завертелось и… ребята оказались в сарае. Только с одним отличием — рядом с ними, согнувшись в три погибели, сидел Городовой.
— Где мы? — спросила Маша.
— В сарае, — ответил Городовой, попытался выпрямиться и треснулся головой о крышу.
— Зачем ты меня спас? — спросил Миша.
— Я не тебя спас, — сказал Городовой, — а историю. Я — страж времени.
— Но ты же Мишку вытащил, а не историю, — подала голос Маша.
— Ну да, ну да, — сказал Городовой, — но после такого наглого покушения Долгорукий бы решил, что это место проклято, развернулся бы и уехал. И кровная месть на пару веков, потому что он решит, что это кто-то из своих напал. И никакой Москвы еще лет пятьсот. А этого я допустить никак не могу. — Городовой вздохнул и развел руками. — Такая вот у меня работа.
— Отпустите нас домой! — попросила Маша.
— Не могу, — сказал Городовой, — не в моих силах.
Только Маша собралась что-то еще спросить, как Городовой скорбно спросил:
— Да что ж за день сегодня, а? — свистнул и исчез.
После пережитого шока ребята досидели в сарае до позднего вечера.
Мишка истерил, матерился и кричал, что все равно папа придет и во всем разберется.
— А без папы ты вообще что-нибудь можешь? Что ты ноешь, как девчонка? — не выдержала Маша.
— А сама кто? Мальчишка?
— Я не ною. Я пытаюсь думать.
— Ой-ой-ой… Надумала уже. Толку от твоих думаний! Делать что-то надо. Выбираться отсюда надо.
— Ну так выбирайся, что ты орешь.
— То есть ты рассчитываешь, что я все сделаю…
— Я на тебя не рассчитываю, — перебила его Маша. — На мужиков вообще рассчитывать нельзя. Вы только о себе думаете. А если что посерьезнее, ты просто сбежишь — и все.
Сказано это было так буднично, что Мишка даже не смог оскорбиться.
И только когда все угомонились, путешественники по времени тихонько вылезли, поминутно оглядываясь и прислушиваясь, выбежали с княжьего двора и рванули в лес. Там с большим трудом разыскали избушку Прасковьи-Феклы, благо ночь была лунная, светлая. Забились внутрь и, к собственному изумлению, заснули. Прямо сидя в углу, под мерный храп старухи.
Фекла растолкала их на рассвете. Гости проснулись со стонами — от сна вповалку все затекло и ныло. Ни о чем не спрашивая, хозяйка поставила перед ними грубую миску с затиркой, из которой торчали две темные деревянные ложки. Еда выглядела не слишком аппетитно, но есть хотелось сильно. А может, просто Мишка с Машей стали привыкать к этому странному миру — на еду набросились с жадностью. И даже отсутствие соли не испортило им аппетит.
— Зря мы вчера от затирки отказались, — сказал Мишка, облизывая ложку.
— Вчера? — Маша с сомнением покосилась на оконце.
Даже сквозь мутный бычий пузырь было видно, что на улице никак не осень. Скорее всего — весна.
— Ладно, — Мишка положил чисто вылизанную ложку в пустую миску, — будем считать, что никакого газа нет. Допустим, Городовой не врет. Мы в прошлом.
Маша с готовностью кивнула и приготовилась выслушать дальнейшие рассуждения. Но с дальнейшими рассуждениями у Мишки как-то не заладилось. Он поскреб зудящую шею, подумал: «Хоть бы искупаться, что ли?» и решительно встал:
— Пойдем?
Но Маша только крепче взялась за скамью.
— Опять пойдем? Чтобы нас опять куда-нибудь занесло?
Мишка почувствовал глухое раздражение. Хорошо, что тяжесть в желудке действовала успокаивающе. Мишка вздохнул и снова сел:
— Допустим, нас занесет еще куда-нибудь…
Маша, которую затирка только взбодрила, тут же продолжила:
— …ты опять вляпаешься во что-нибудь, только Городового рядом не будет, и нас убьют! Или еще чего похуже.
Мишка не стал выяснять, что еще похуже может быть, только покорно сказал:
— Ладно, сидим тут. И чего ждем?
Маша растерялась. Она собиралась опровергать всякие глупости, которые предложит ее товарищ по несчастью, а не предлагать свои варианты.
— Ну не знаю. Ждем Городового!
— А смысл? Он же сам сказал, что не сможет нас вернуть.
Маша насупилась, но спорить не стала.
— И вообще, — Мишка развивал успех, — я обещаю никуда не лезть. Даже если нас перебросит.
Неожиданно Маша вскочила с посветлевшим лицом.
— Точно! Никуда не лезь и про историю ничего плохого не говори! Пойдем!
Подробности чудесного преображения Маши пришлось выпытывать на ходу. Оказывается, она просто сообразила, что после первого раза их все время перебрасывало вперед во времени. А первый раз Мишка ругал историю — поэтому их назад и отбросило.
— …А если не ругать, — закончила Маша, — то все время вперед переносит, ясно?
И остановилась в нескольких шагах от терема, в котором недавно пировал Долгорукий с дружиной.
— Неясно, — ответил Мишка.
— Что тебе неясно?
— Две вещи. Первая — что мы тут делаем…
Маша возмущенно фыркнула.
— Прошлый раз нас отсюда вперед перебросило — и сейчас перебросит!
— Да? — ехидно усмехнулся Мишка. — А теперь вторая непонятная вещь. А с чего ты решила, что нас вообще будет перебрасывать?
Маша нахмурила лоб.
— Давай вспомним, — предложил Мишка, — что мы делали, когда нас вперед по времени перекидывало?
— Ничего… Болтали…
— О чем?
— Я про трехголового пса легенду вспомнила…
И тут их сзади схватили чьи-то цепкие пальцы. Мишка рванулся и смог освободиться. Он отскочил в сторону и развернулся, сжав кулаки. Маша даже не попыталась дернуться. Она с изумлением смотрела на напавшего.
— Вы волхв? — удивленно спросила она у остроскулого мужичонки, который все еще сжимал ее руку.
— Я не волхв, — хмуро ответил тот. — Волхвы все поганцы-язычники. Только светлейший князь так меня зовет. А я — божий человек.
Маша вспомнила, что им говорила Фекла.
— Мы тоже божьи люди! — с вызовом ответила она. — Мы будущее знаем!
«Божий человек» размахнулся с явным намерением отвесить оплеуху. И тут Машка с криком «кья» изо всех сил двинула его ногой по голени, а потом боднула. Прорицатель, не ожидавший такой наглости, выпустил пленницу и схватился за расквашенный нос. В этот момент Мишка, собиравшийся броситься наутек, чуть не налетел на выставленные пики.
Их окружили дружинники.
Князь изволил пребывать в отличном состоянии духа. Он от души хохотал, рассматривая перекошенный нос своего «волхва» и слушая сбивчивый доклад кряжистого бородача — судя по всему, какого-то начальника над воинами. Но когда воевода упомянул, что Машка назвалась божиим человеком, враз стал серьезным.
— Ты, девка, — нехорошо прищурился он, — юродивая?
— Мы не юродивые! — ответила Маша. — Мы божьи люди! Так что нас надо отпустить!
Прорицатель недовольно засопел, вытирая рукавом окровавленное лицо.
— Это я буду решать! — отрезал князь. — И что, божьи люди, в грядущем видите?
— Все! — Маша принялась перечислять. — Вы — Юрий Долгорукий, так?
Князь недовольно покосился на свои руки и даже убрал их под стол — хотя руки были как руки, не длиннее, чем у остальных.
...КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. Князя Юрия Владимировича при жизни не называли Долгоруким. Это прозвище впервые появилось только в письменных источниках XV века, то есть спустя триста лет после правления князя.
— Юрий Владимирович! — гнусаво поправил нахалку «волхв», но князь остановил его сердитым жестом.
— И что? — подозрительно спросил он. — Что ты про мою судьбу видишь?
— Вы — основатель Москвы, — Маша закатила глаза к потолку, с трудом вспоминая уроки истории. — Вы будете жить долго и править тут…
Прогноз князю явно не понравился.
— Не тут, — рявкнул он, — а в стольном граде Киеве!
Маша побледнела. Мишка понял, что пора спасать ситуацию. Историю он помнил смутно, но как разговаривать с Долгоруким, кажется, уловил.
— Киев придет в упадок, — Мишка старался говорить со всем возможным почтением, — а Москва, наоборот, станет самым крутым городом…
...КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. Во времена Долгорукого Киев все еще оставался самым главным городом на Руси. Княжить в нем — занять его «стол» — было мечтой любого князя, в жилах которого текла кровь Рюрика. Остальные не могли претендовать на столь великую честь. Лишь гораздо позже Киев «пришел в упадок», то есть перестал считаться главным городом Руси: сначала в 1252 году Александр Невский, получивший ярлык на «всю Русскую землю», перенес свою резиденцию во Владимир, а затем в 1299 году Киев покинул и митрополит всея Руси. С этого момента номинальный «центр земли Русской» переместился во Владимир. Кстати, все, что «предсказали» Маша и Мишка Юрию Владимировичу — правда.
— Крутым? — не понял воевода.
— Потому что на семи холмах, — подхватила Маша.
И дальше они с Мишкой в два голоса принялись расписывать, какой замечательный город будет заложен Долгоруким, какой памятник поставят посреди этого города, и монеты с портретом князя отчеканят, и вообще будут его чтить-почитать…
— А Киев, — упрямо спросил князь, — в Киеве я сяду?
И тут у Миши в памяти вдруг всплыл параграф из учебника истории.
— Точно! Вы завоюете Киев…
Тут бы ему и остановиться, увидев торжествующее лицо Долгорукого, но он по инерции выпалил:
— …и вас там убьют!
Повисла нехорошая тишина. Дружинники, как по команде, взялись за рукояти мечей. Князь сидел, не шевелясь.
— Точно убьют?
— Кажется, — жалобно ответил Миша. — Вроде как отравят.
— Свои?
Долгорукий окинул присутствующих подозрительным взглядом, под которым все съежились. Подробностей смерти основателя Москвы Миша не помнил, но от греха подальше заявил:
— Нет, что вы! Киевляне!
Все, включая князя, облегченно выдохнули.
— Ладно, — решил он, — оставлю вас при себе.
— Так самозванцы это! — попытался спорить прорицатель, но Долгорукий отмахнулся.
— Ты иди умойся лучше! Были бы самозванцы, сказали бы, что до старости доживу… Накормить их!
Княжий предсказатель ушел с перекошенным от злобы лицом.
Мишу с Машей отвели в небольшие покои, в которых помещались только стол и длинные лавки. Стол заставлен тарелками с едой. Тарелки такие же, как у Феклы — деревянные. И даже погрязнее.
— Ешьте! — объявил их конвоир и захлопнул дверь.
Мишка тут же схватил в руку кусок обжаренного мяса и начал его обгладывать.
— Всю жизнь мечтал так поесть, — прочавкал он, — дома ж не дают, достали уже со своими ножами-вилками. Эх, соли б еще!
Маша скромно грызла кусочек лепешки.
— Этот волхв нас убьет, — тихо сказала она, — мы заняли его место при князе.
— И что? — спросил Мишка, поискал взглядом салфетку и утерся рукавом. — Пойти к нему с повинной?