— Я не женат.

Сказал как отрезал. Стоит как скала, зубами скрипит.

— Ну, бывшую жену, любовницу, с кем вы тут жили, я не знаю.

Я начала злиться. Зачем меня во все это впутывать? Я ни в чем не виновата, я вообще к Наташке шла. Кстати, как оказалось, она в соседнем доме живет.

— Послушайте, меня ваши проблемы не интересуют. Я очень благодарна за вчерашнее, сейчас отдам ключи, а вы уж сами разбирайтесь со своими женщинами. Только охраннику объясните, что я не та Катя, а то он меня из подъезда не выпустит.

— Какая Катя?

— Не знаю и знать не хочу. А хочу я домой, то есть к подруге, а вы мне с вашими друзьями охранниками голову морочите. Он меня принял за Катю, которая с вами жила, а потом ушла, а я…

На лице Сергея явно читалось удивление.

— Какая Катя? Первый раз слышу. Я никогда здесь ни с кем не жил.

***

Может, она на что-то рассчитывает? А почему бы нет? Я москвич, с квартирой, не урод… Совсем даже не урод, особенно когда живот втягиваю. Зарабатываю неплохо. По крайней мере, по меркам той глухомани, где Екатерина живет и процветает.

Точно, положила глаз. Ишь какая неприступная! Уставилась на кнопки лифта, как будто я ее силой к себе тащу. Надо же, охранников приплела. Ну, если Петрович пошутить решил, я ему устрою! Хотя нельзя. В прошлый раз он меня просто спас: не стал при Машке говорить, что меня возле двери в квартиру Юлька дожидается, а отвел в сторону, шепотом предупредил. Представляю, чем бы это все закончилось.

Пришлось вести Катю внутрь. Не доставлять же Петровичу дополнительное удовольствие за те же деньги!

Безобразная сцена, которая могла произойти между ранимой до беспощадности Машкой и психопаткой Юлькой, окончательно привела меня в мрачное расположение духа. «Ну ничего, — решил я, — будем вежливы, но неподатливы». А Петровичу все-таки надо будет сказать. Мальчика нашел. Шутить он вздумал.

Преодолев дверь и запустив гостью внутрь, я собрал в кулак природную галантность и предложил чаю. Катерина очень кокетливо отказалась, чем утвердила меня в моих подозрениях.

Я уже совсем придумал вежливую, но твердую фразу на прощание, когда моей гостье позвонила подружка. Они битый час трепались о всякой ерунде. Катя явно тянула время, лишь бы просидеть у меня подольше.

Я начал звереть. В довершение всего эта девица, глядя на меня в упор, заявила: «он не в моем вкусе», или что-то подобное.

Еще секунду — и я бы нарушил все мыслимые законы гостеприимства. Но секунды мне не дали: позвонила Машка (иногда мне кажется, что у этих баб пакт о всеобщей взаимопомощи). Мария щебетала как канарейка, извинилась (!) за бестолковые звонки, намекнула, что в прошлый раз я был особенно хорош и она хотела бы повторения прямо сейчас. Мы договорились, что через час я буду у нее, и когда я положил трубку, то неожиданно понял, что моя гостья не так уж меня и раздражает (нет, у них точно пакт!). Оставив ее пить чай, я быстренько собрался и, взяв с Катерины слово, что она дождется подружки и свалит, умчался.

***

Идиотская ситуация. Сергей явно не хотел меня видеть и со мной разговаривать. Я тоже явно не хотела его видеть, и тем не менее мы дошли до квартиры, он открыл дверь, я зачем-то вошла.

— Чаю?

Интонация все сказала. Если бы он предложил яду, все бы выглядело намного естественнее.

— Нет, спасибо.

Я постаралась не отстать от гостеприимного хозяина и тоже вложила в эти слова все, что думала о нем, об охраннике в подъезде, о жаре на улице, о переполненном метро… Короче, нашла, что вложить.

После этого я решила гордо молчать. Пусть сам выкручивается. (На самом деле я просто не представляла себе, что говорить.)

Ситуацию разрядил зазвонивший у меня телефон. Это оказалась Наташка, которая очень жизнерадостно сообщила, что на МКАДе авария, грандиозная пробка, стоять ей там еще час, как минимум, но она меня все равно любит и очень надеется, что я найду чем заняться, пока она до меня доберется.

Я заверила, что, конечно, найду, конечно, займусь. И нечего ехидничать, все равно до нее доберусь, как она от меня ни пытается отделаться. Аварию даже на МКАДе устроила.

Так искрометно мы пошутили еще минуты три, после чего Наташка спросила:

— А ты где?

— В соседнем с твоим доме. Представляешь, я, оказывается, ночевала в соседнем доме!

— М-м-м… Так, может, тебе уже и не звонить? В смысле, не мешать?

— Нет, мешать-мешать. Я уже ухожу. Это не тот случай.

«Не тот случай» стоял в коридоре напротив меня и внимательно слушал наш разговор, причем явно не получал удовольствия.

— Ладно… Не тот, говоришь, ну-ну. Я все поняла.

Наташка повесила трубку, не дав мне возразить.

Только я открыла рот, чтобы объявить Сергею, что ухожу и не буду больше мозолить ему глаза, как зазвонил его мобильный.

— Слушаю. Нет, еще свободен. Нет, лучше я к тебе. Через час. Пока.

Сама романтика!

— А ты, оказывается, со всеми женщинами так разговариваешь. Не только мне так везет.

Сергей заметно повеселел после своего разговора, поэтому пропустил мою колкость мимо ушей, а вместо этого миролюбиво заявил, что у него есть минут сорок, а мне, как он понял, идти пока некуда, так что если я буду вести себя хорошо, в смысле, не мешать ему собираться, то могу посидеть у него.

— Тебе правда в соседний дом? Я кивнула.

— Тогда иди, пей чай.

На меня, наверное, напала болезнь молчанка, потому что я просто сказала «спасибо» и отправилась на кухню.

Следующие полчаса я наслаждалась представлением «Мужчина собирается на свидание». Если когда-нибудь мужчина опоздает ко мне на встречу, я ему ни слова не скажу. Скорее всего, сильно удивлюсь, что ему вообще удалось явиться.

Сначала он брился и принимал душ. Потом долго бродил по квартире в одних брюках с очень озабоченным видом, — как выяснилось, искал рубашку. Нашел ее в грязном белье. Долго рассматривал, явно раздумывая, можно ли ее надевать. Решил, что нет, и сменил брюки на джинсы. Вернулся в джинсовой рубашке и в джинсах, сразу какой-то помолодевший и повеселевший, только с огромным жирным пятном на колене.

Чертыхаясь, Сергей удалился переодеваться в очередной раз. Из комнаты вышел в белоснежной рубашке и черных брюках.

Я потрясенно молчала, мысленно перебирая встречи с мужчинами, которые приходили ко мне на свидание такими же красивыми. Может, зря я тогда так радовалась? Больше, пожалуй, не буду.

Потом Сергей искал носки. Это очень напоминало детскую задачку «Найди десять отличий», только с точностью до наоборот. Из тридцати носков нужно было выудить хотя бы два одинаковых, хотя бы похожих, ну хотя бы по цвету…

Надо отдать ему должное, в сорок минут он уложился.

— Ну что, не звонит твоя подруга?

Вопрос застал меня врасплох, — я так увлеклась зрелищем, что забыла про Наташку и ее звонок.

— Ладно, не суетись. Я поехал, а ты, уходя, захлопни дверь. А можешь и спать здесь, я сегодня не вернусь. Тогда утром, уходя, дверь захлопни.

И хозяин выскочил из квартиры.

***

Всю дорогу я так и эдак прикидывал, чем это в прошлый раз поразил свою боевую подругу и что бы такого сотворить сегодня. И только перед Машкиной дверью в голову ударила мысль: а где гарантия, что моя случайная знакомая меня не обчистит? Я же ее потом хрен найду!

Вторая мысль, с пометкой «привет от совести», была еще хуже. Только сейчас я вспомнил о своей злополучной двери, которую Катя умрет — не сможет открыть. Погибнет на пороге, пытаясь своими коготками процарапать выход на волю. Как Робинзон Крузо. Или это был граф Монте-Кристо?

В уютное Машино гнездышко я ввалился с такой кашей в голове, что ни о каком повторении подвигов речи быть не могло. Если честно, меня постигло полное фиаско. Маша была сама тактичность, несла всякую чушь, мол, «для меня это не главное», но в каждом ее слове явственно звучала издевка. Через час пытки я не выдержал, нагрубил и отправился ловить мотор.

Дверь открывал, предчувствуя самое худшее.

Как и бывает с дурными предчувствиями, это оказалось верным. На моей любимой кровати, свернувшись, как у себя дома, дрыхла Катерина.

Сначала я хотел ее все-таки убить, потом неприлично выругался, потом зачем-то достал из комода подушку, плед и укрыл эту нахалку.

Ворочаясь на гостевой тахте, я вдруг подумал, что если бы на месте Машки сегодня была Катя, у меня бы все получилось. Не успев как следует удивиться этой мысли, я отрубился.

***

Я осталась одна. В квартире, казалось, только что взорвался чемодан с вещами. Они валялись повсюду, где только возможно. А где невозможно, не валялись, а висели или болтались.

У меня так зачесались руки все это убрать, что пришлось на них сесть. Железное правило — ничего не трогать в квартире у одинокого мужчины — я уже хорошо знала. Не дай бог! Почему-то каждый воспринимает это как желание немедленно выйти за него замуж. И совершенно никто не понимает, что женщина не для него старается, а для себя. Я, например, физически не могу долго находиться в такой квартире. Под ногами песок скрипит, чашки все внутри от чая черные… И это далеко не худший вариант.

Я наступила на горло природному инстинкту и ограничилась тем, что ногой задвинула шмотки, которые валялись в коридоре на полу, в угол. По коридору стало можно пройти.

В комнате было полегче, и от нечего делать я принялась рассматривать пачку фотографий, которые валялись на столе. Снимки как снимки, ничего особенного. Честно говоря, я думала, что увижу пару дюжин женщин всех мастей и размеров. Ан нет. То есть женщины, конечно, были, но в основном целыми табунами. Явно фотки с работы, выставок, банкетов, дней рождений. Да и места все знакомые: Ленинские горы, Питер, Гурзуф, Сочи. Я так увлеклась рассматриванием знакомых пейзажей, что чуть не пропустила одну южную фотографию. На первый взгляд, все то же — юг, пальмы, кипарисы. А на второй взгляд меня пробрал священный ужас. На фотографии была я. Правда, я. Лет на пять моложе, прическа другая, но совершенно очевидно я — прекрасно помню и свою одежду, и сумочку, и даже пляжные тапочки. Они живы до сих пор, дома лежат. Я их в баню с собой беру.

Кроме меня, на этой фотографии был Сергей и еще какие-то люди. Лица казались знакомыми, но я, хоть убей, не могла вспомнить, где их видела.

Чем больше я смотрела на эту фотографию, тем страшнее мне становилось. Мы с Сергеем выглядели на ней такими счастливыми, стояли рядом в центре кадра, махали руками тому, кто нас фотографировал… В сочетании с платьем в шкафу все это приобретало какой-то зловещий смысл. Может, у меня амнезия? Может, он был моим мужем, а потом я попала в аварию, потеряла память, а у меня был с собой чужой паспорт? И теперь я живу под другим именем? А он случайно встретил меня в метро, решил помочь, а жить со мной вместе опять не хочет, поэтому ни в чем не признается? Нет!..

Он был вместе со мной в той аварии, тоже потерял память, но у него с собой был его паспорт. Он продолжает жить под своим именем, но меня забыл. Логично… Только с родителями какая-то неувязочка получается. Они у меня одни и, кажется, не менялись. А может быть, избирательная амнезия? Наверное, у нас был несчастливый брак. Вернее, сначала счастливый, а потом случилось что-то страшное, кто-то меня оклеветал. И вот мы ехали домой на машине, он за рулем, такой неприступный (наезд крупным планом на мужественно сжатые губы), гонит сто десять, а я-то ни о чем не подозреваю! Я спрашиваю:

— Что случилось, дорогой?

И вся такая красивая, в вечернем платье, в босоножках на высоком каблуке и с розой в волосах.

Если меня и оклеветали, то наверняка на какой-нибудь презентации. Кто-нибудь подошел к Сергею и как бы между прочим спросил:

— Кстати, ты знаешь, что твоя жена спит с другим?

Сергей, естественно, морально уничтожил клеветника точным и язвительным замечанием, а потом задумался: а вдруг?

И вот мы едем в машине, он кипит от злости, но не знает, с чего начать, поэтому делает вид, что не хочет ругаться в машине. Так вот, я спрашиваю:

— Что случилось, дорогой?

При этом сижу, сексуально откинувшись на спинку сиденья. (Видна длинная нога в разрезе платья.) А он мне отвечает:

— Дома поговорим.

И газует… Тут из-за поворота выскакивают двое детей на велосипедах, он тормозит (в прямом смысле этого слова), машину заносит на скользкой дороге. (Правильно, должен идти дождь. Это создает интим в салоне и придает трагичность финалу.)

А финальная сцена такая: врезавшаяся в высокий бордюр машина и дождь. Типа, природа тоже плачет.

Да-а… Голливуд, 2004 год. В главных ролях Ричард Гир и Джулия Роберте.

Пока я увлеченно придумывала всю эту ерунду, на улице стемнело. Я попыталась набрать Наташку. Недоступна. Дома никого. Наверное, пока стояла в пробке, телефон разрядился.

От нечего делать меня совсем разморило. Когда частота зевания превысила разумную, то есть рот совсем перестал закрываться, я решила, что, когда Наташка появится дома, она мне сразу позвонит. А если я на десять-пятнадцать минут закрою глазки, ничего страшного не случится.

Я свернулась калачиком на кровати, подсунула себе под ухо телефон и заснула в ту же секунду.

Среди ночи помню какой-то шум. Спросонья я совершенно не поняла, что случилось, залезла поглубже под одеяло, обняла подушку и заснула с удвоенной силой.

***

Среди ночи я проснулся и понял, что на сегодня лимит Морфея выбрал. Наверное, возраст. Накатывает такое иногда — ни спать, ни работать, ни чем серьезным заняться. Я привычно дернулся врубить своего «пентюха», погонять монстров или почитать, что пишут в сети,— и вспомнил, что до компьютера придется добираться через тело молодой, теплой, славно пахнущей…

Засунул голову под подушку. Что-то было неправильно. Под словом «что-то» предполагалось «все». Неправильно появилась в моей жизни эта провинциалка. Неправильно спала на моей кровати, но без меня. Неправильно чувствовала себя хозяйкой — а она ведь чувствовала, я понял!

Но неправильнее всего было то, что я внутренне признавал за Катериной все те права, которая она себе походя присвоила: появляться у меня, когда захочет, спать в самом вульгарном смысле этого слова, даже оставаться в моем логове без хозяина!

Последнее только сейчас ошарашило меня. Я рылся в памяти, припоминая, когда кого-нибудь пускал в квартиру в свое отсутствие. Не было таких случаев! А Катерине Ивановне запросто ключи отдал, потом легко бросил ее наедине со своими интимными вещами (типа мятых рубашек). Вся ерунда, которую я напридумывал про Катю-аферистку, казалась мне теперь ерундой полной, сиречь чушью.

Да тут еще это платье… И у Петровича я так и не выспросил, что за дурацкий розыгрыш он придумал с моей якобы бывшей женой Катей. То есть у меня была когда-то супруга, но носила она причудливое имя Вероника и на мою рыжую гостью походила только полом. Еще одно воспоминание заставило меня всполошиться: я ведь угадал ее имя еще в ходе стычки с метроментом! Почему? У меня отродясь не было ни одной знакомой Кати! Катька-младший-редактор не в счет — она вызывает у меня исключительно отцовские чувства.

Я пытался вспомнить свою аспирантскую молодость и выстроить логическую схему. Итак, факты. Знакомство в метро, при котором я угадываю имя. Вероятность? Сколько есть общеупотребительных имен? Маша — раз, Света — два, Оксана — три… Допустим, тридцать. Значит, одна тридцатая, то есть три процента. Потом платье. Сколько бывает расцветок платьев? Допустим, десять. Еще десять процентов вероятности. Ах да, еще этот… покрой. Значит, не десять, а, наверное, два процента. И сколько будет, если перемножить два и три процента? Шесть на десять… в минус четвертой степени. А еще поведение Петровича. Это вообще ни в какие ворота…

Я испугался. Вернее, почувствовал, что мне должно стать страшно. «Не бывает таких совпадений!» — пытался я обеспокоить себя, но с ужасом осознавал, что ужаса как раз и не испытываю. Это чертова Екатерина Ивановна появилась в моей жизни так нагло и так естественно, и при этом без всякого намека на роман.

Попытки классифицировать наши взаимоотношения приобретали все более мистический характер и вскоре измотали меня совсем. Я так и не понял, заснул в ту ночь или нет.

Наверное, да. По крайней мере, утром со мной произошло нечто вроде просыпания. Сквозь противное марево я почувствовал, что по моей квартире без моего спроса прямо над моим ухом кто-то расхаживает. Утренний стакан «Седого графа» мог вернуть мне хотя бы нейтральное отношение к этой (вычеркнуто цензурой )жизни, но на моей кухне наглая захватчица пила из моей любимой кружки мой чай.

Смутно помню, что я там говорил или рычал Екатерине Ивановне, зато отчетливо — круглые глаза обиженного ребенка, который не понимает, за что его наказали.

***

Утро опять было солнечное. А когда тебя будит солнце, а не будильник, совершенно невозможно встать в плохом настроении.

Сначала я пришла в ужас от того, что спала в одежде. Но быстро сообразила, что у меня с собой сумка с вещами и мне есть во что переодеться. На кухне я видела гладильную доску с утюгом, впереди еще час времени, в ванной — все необходимое, и я отправилась приводить себя в порядок.

Выйдя из ванной, начала понемногу соображать. Почему не позвонила Наташка? Я рысцой побежала в комнату, схватила телефон и… обнаружила три пропущенных звонка. Оказывается, когда я заснула на телефоне, то нечаянно — видимо, собственным ухом — отключила звук. Вот ужас! Что бы теперь я Наташке ни рассказывала, она мне все равно не поверит. Пропасть на две ночи подряд!

Зато я выспалась. Редко мне в Москве удается так замечательно выспаться, причем два раза подряд. Просто непозволительная роскошь.

Сладко потягиваясь, я пришла на кухню, отработанным движением стукнула чайник, включила радио, с удовлетворением выслушала, что в Москве девять часов, температура воздуха плюс двадцать и осадков не предвидится.

Подожду еще полчасика, и можно звонить Наташке. Потому что если я это сделаю сейчас, то разбужу ее и мне мало не покажется. А мне и так мало не покажется, так пусть подружка лучше выспится, может, это как-то смягчит мою участь.

Я как раз наливала себе чай в большую желтую кружку, когда дверь на кухню открылась и вошел Сергей.

Честно говоря, я уже настолько чувствовала себя как дома, что о существовании хозяина квартиры почти забыла.

— Привет! Я не ожидала, что ты так рано вернешься! Ты же мне разрешил переночевать? Чаю хочешь?

И только тут я обнаружила, что Сергей несколько не одет. И выглядит совершенно сонным. Вряд ли он пришел в таком виде.

— Ой. А ты, что, спад здесь? А где? Ой, а я твою кровать заняла. А я не слышала, как ты пришел…

Сергей треснул по приемнику, тот замолчал. Схватил в руки чайник, протянул руку к желтой кружке, увидел, что она полная. Сначала отдернул руку, как от ядовитой змеи, потом выплеснул мой чай в раковину и демонстративно налил себе еще раз.

Если бы я могла, с удовольствием скукожилась бы под его взглядом, превратилась в комарика и вылетела в окно. Но я не волшебница. Поэтому пришлось бочком пробираться к двери, протискиваться между столом и хозяином квартиры. И при этом поддерживать полотенце, которое уже давно грозило с меня свалиться.

Я не могла ничего не уронить. Такое противоречило бы всем законам физики и здравому смыслу. И, я считаю, то, что это оказалась просто сахарница, — большая удача, просто нечеловеческое везение. Она даже почти и не разбилась, и сахара там было не очень много… Но все это мне пришло в голову уже потом, а в тот момент, когда сахарница упала, я одеревенела от ужаса, а Сергей издал утробное шипение. В какую-то секунду мне показалось, что он меня сейчас стукнет. И я сбежала. Не рассуждая, не думая, как это выглядит со стороны, не попрощавшись, не извинившись, не поблагодарив «за все». Рванула в комнату, натянула вчерашнюю одежду, схватила сумку и выскочила за дверь. И только вызвав лифт, наконец не то чтобы вздохнула с облегчением, но с наслаждением выдохнула.