— Да-да! — изволил одобрительно кивнуть господин Кин. — Вот сама и расскажешь, и подашь, и чтобы в лучшем виде, поняла?

— Слушаюсь, господин, — я опустила голову еще ниже.

Матушка Кин стрельнула убийственным взглядом, но вякать после того, как Главный господин отдал ясные распоряжения — недостойно супруги. Так что она скрипнула зубами и промолчала.

Я же поспешила выполнить приказ. Перед тем как появляться перед гостями, следует сменить одежду на более приличную.

Ну, из того что есть.

Имелось у меня немногое.

Восемнадцать осеней назад меня, новорожденную, оставили у порога дома Кин, завернутую в мешковину и отчаянно орущую от голода. К свертку с младенцем прилагался обрывок дешевой бумаги с тремя иероглифами — МинЛаньКин.

То есть я.

Тонкий намек на отцовство со стороны Главного господина мимо Матушки не прошел.

Скандал, конечно, вышел жуткий.

Хорошо, что я его не помню.

Но надо отдать должное семейству Кин — обратно на улицу не вышвырнули. Как только я начала хоть что-то понимать, меня приставили помогать служанкам, а после того как отец понял, что у меня настоящий талант к сбору и составлению чая, и вовсе перевели в сад и на склады. Фактически я заведовала всей плантацией, следя за качеством листа, обработкой кустов, ростом, планировкой… да за всем, в общем. При этом зарплаты мне никакой, в отличие от слуг, не полагалось. Я же член семьи! Кормят, поят и одевают. Как-то. Ну и хватит с меня!

Все блага сверх перечисленного приходилось добывать самой.

Ну, как добывать…

Хитрить, изворачиваться, выпрашивать, а потом еще прятать так, чтобы пронырливые служанки не обнаружили и не испачкали, чисто из вредности.

Им-то ничего не будет, а меня могут выпороть за порчу ценностей. Поди докажи, кто это был в действительности!

Я долго не понимала, почему надо мной издеваются все кому не лень, стоит представиться возможности. Ведь я же дочь хозяина! Пусть и незаконнорожденная, но статус Седьмой госпожи никто не отменял!

До меня дошло годам к семи.

Работа на плантации не мед. Тяжелый, изнуряющий труд, без отдыха, от рассвета и почти до заката. В людях накапливалось раздражение и злоба. А тут я — родственница хозяев, за которую никто не заступится.

Сами предки велели сорвать на мне дурное настроение!

Я их не винила. Ну, не сильно.

Бросить все и уйти они не могли — здесь, в деревушке, жили их семьи, разведение чая — практически единственная возможность хоть немного подзаработать. В других усадьбах условия и того хуже, а господин Кин платил щедро и сверх меры не спрашивал, да и наказания довольно мягкие. До смерти пороли крайне редко, за действительно серьезные провинности вроде кражи или убийства.

В общем, жить можно, хоть и сложно.


* старый, засохший рис — аналог словосочетания «черствый сухарь»

Глава 4

Добежав до комнаты, я захлопнула за собой дверь, прижалась к ней спиной и с минуту успокаивала бешено бьющееся сердце.

Как-то многовато всего на меня разом свалилось.

А все демон этот, чтоб ему икалось!

В памяти услужливо всплыл соблазнительно-мускулистый образ. Его гладкие плечи, широкая грудь и рельефный живот.

И все остальное, да.

Интересно, господин Джай понял, что это был мой первый поцелуй, или нет?

Мужчины в этом плане довольно толстокожие, как мне кажется. Служанки хвалились, что теряли девственность раза три, и еще раз — на брачном ложе. И ни один ухажер ничего не заподозрил!

Мне-то ничего такого терять не приходилось. Работники хоть и поглядывали на меня издалека, дальше мелких пакостей или двусмысленных комплиментов не заходили.

Какая-никакая, а хозяйская дочь.

Сыновья соседей — те да, пытались меня зажать встретив «случайно» в саду или будучи в гостях. Им-то что, они выше меня по положению, им можно. А мне впору повеситься будет, если нас застукают. Потому сопротивлялась я ожесточенно и молча. Расцарапала одному запястья так, что он потом все лето с наглухо опущенными рукавами проходил. Другому чуть не расквасила орган для размножения. У служанок научилась. Они-то знают, как отбиться от нежелательных поклонников из простых.

Господам же не отказывают.

В этом вся ирония моего положения. Я могу отказать — при условии, что меня не опозорят. А скорее всего на это молодчики и рассчитывали. Громкий скандал, после которого меня бы выдали в их дом в качестве наложницы в лучшем случае. На незаконнорожденных дочерях не женятся, а вот в постельные служанки взять — милое дело.

К счастью, отец эти поползновения уловил. Не знаю уж как. Может, и заметил что, но промолчал. Но в гости тех парней больше не приглашал никогда.

Господин Кин прекрасно осознает, какую пользу я ему приношу. И отдавать лучшего сборщика чая в чужие руки, да еще конкурентам — он не идиот. Вот полноценных дочерей он по ближайшим плантациям пристроил. Причем учитывая их приданое, сватались к завидным невестам исключительно старшие сыновья. Выгода очевидна: спустя несколько лет они унаследуют дело, и будет весь горный склон — сплошное предприятие семьи Кин.

Другая бы на моем месте страдала от невозможности выйти замуж. Отец прямо дал понять — моя судьба состариться и умереть в их усадьбе старой девой. Но, если честно, так даже лучше. Как представлю, что пришлось бы позволять себя трогать одному из тех мужчин…

Ничего приятного от прикосновения их жадных пальцев я не испытывала.

В отличие от поцелуя с демоном.

По спине вновь пробежали мурашки, от одного воспоминания о его ладони на моей коже. Дыхание невольно участилось, неровные удары сердца отдавались в ушах.

Я сползла по двери на пол и уткнулась лбом в колени.

Лучше обо всем забыть. Впереди ответственный ужин, я должна показать товар лицом, рассказать про чай так, чтобы торговец захотел скупить весь склад разом.

А для этого мне нужна трезвая голова.

Если начну блеять, как овца, запинаться и краснеть, глядя на гостя — ничего хорошего не выйдет. И сама опозорюсь, и отца подведу.

Он меня первый на порку и отправит.

Похлопав себя по щекам, я решительно поднялась.

Жалеть себя — толку не будет. Нужно подготовиться к выступлению перед гостем, провести все в лучшем виде, чтобы у меня появилось преимущество перед Матушкой Кин. Если она вдруг таки нажалуется на мое сомнительное поведение, но господин Джай останется доволен и сделка принесет ожидаемую прибыль — меня не накажут.

По крайней мере, не сильно.

Вдохновившись, я отыскала полотенце, завернула голову в несколько слоев — расплетать и переделывать прическу некогда, это надолго, приглажу, пару шпилек вколю и так сойдет — и приступила к переодеванию.

Откинув крышку сундука, перебрала аккуратно сложенные туники.

Аж целых три — выбор, конечно, сложный.

Остановилась на наименее поношенной. Ее старшая сестра пожаловала за приготовленный мною сбор против простуды. Беременным болеть нельзя, это все знают.

Конечно, ткань не новая, узор по подолу выцвел — видно, лежала на открытой полке. Но это не так важно, сверху халатом прикрою и незаметно. Зато цвет красивый, нежный, светло-салатовый. Как раз для демонстрации чая.

На случай выступлений перед гостями у меня и пояс заготовлен.

Спрятан надежно, под тяжеленным сундуком, который и два лакея с трудом поднимают. Зато благодаря небольшим ножкам под ним есть щель, куда я как раз могу просунуть палец и подцепить чехол, в котором хранится красота, за ленту-завязку.

Многоцветный, тяжелый, вышитый плотной гладью и стеклярусом. Я его сама сделала, все пальцы исколола.

Ненавижу вышивку.

Игла словно специально норовит вывернуться и вонзиться в плоть побольнее. Но сами нитки ложатся ровнёхонько, рядочек к рядочку, просто загляденье. Если бы не боль, можно было бы счесть за медитацию.

Вот бы появился способ вышивать без иголок!

Эх, мечты.

Поверх туники я натянула халат подходящего цвета. Простоватый, без вышивки и узоров на ткани, зато новый. Отец купил на ярмарке в приступе щедрости. Он тогда продал разом целую партию белого чая «Туманные горы» благодаря моему красноречию и пребывал в благодушном настроении. Предложил выбрать самой — на что глаз упадет.

Я наглеть не стала. Видела, как на меня смотрит Матушка Кин. Ткнула в простенькое, но приятного оттенка.

Мне всегда нравился зеленый цвет. Остальные тоже, но зеленый — самый любимый.

Закрепив пояс и проверив, чтобы халат правильно лежал и не перекрутилась туника, я размотала полотенце и принялась наощупь поправлять выбившиеся пряди.

Шпильки я делала сама.

Драгоценные мне по статусу не полагались. Слишком жирно будет. Золото — и нагулянной девке? Не говоря уже о каменьях.

С другой стороны, где мне это хранить? Учитывая любопытных служанок, то и дело почти в открытую обыскивавших мой нехитрый скарб, спрятать украшения проблематично. Оставить на виду — провоцировать их на воровство, за которое потом мне же и достанется. Не уследила, развратила, соблазнила.

Вся в мать.

Жаль, за все эти годы я так и не встретила женщину, давшую мне жизнь. Хотелось бы посмотреть на нее и убедиться, что она действительно гулящая и легкомысленная.