— Егор, извини, пожалуйста, я отключаюсь.

Сашка действительно проснулся, и я хочу взять его на руки, чтобы он не раскричался. Но отключаюсь я не из-за этого.

П

СТОП

28.02

Егор

Маруська! Маша. Девочка моя.

Да что ж творится?

Почему именно сейчас? Почему так? Маша?

Год назад я хотел, чтобы ты считала меня тварью. Ну вот. Я, кажется, добился своего. Но сейчас же не надо! Маша!

Какого черта я за шесть тысяч километров от тебя? Почему я не отправил сюда кого-то из своих замов? Да отца, в конце концов!

Ясно почему. Потому что бизнес всегда был для меня на первом месте. Всегда. И она знала, видела, чувствовала. Да, я люблю Машу. Но свою работу люблю больше. Жена всегда была у меня второй.

Я замираю в двух шагах от машины, поданной к взлетному полю.

Да? Жена была второй?

Не-ет…

Нет!

Просто я всегда был уверен. что она никуда не денется, что она будет со мной навсегда, потому что без нее… Оглядываюсь на самолет, перевожу взгляд на крутой представительский внедорожник… Без нее это все не имеет смысла.

Не нужны мне без моей Маруськи все эти фабрики, заводы, пароходы… Потому что жить без нее я не хочу. Как бы пафосно все это ни звучало.

Черт!

Достаю телефон, набираю свою секретаршу.

— Алина, австрийцев в Красноярск не приглашать, я завтра вернусь.

— Но, Егор Григорьевич.

— Никаких “но”! Я сказал, завтра вернусь.

Дура! Уволить!

Запрыгиваю в высокую машину.

— Егор Григорьевич, — заискивающе улыбается встречающий меня гендир. — У нас тут уже обед! Приглашаю вас…

— Некогда! На завод. Немедленно! Все руководство собрать.

Стиснул челюсти, смотрю прямо перед собой.

Вы, скоты, у меня всю ночь пахать будете. В московском режиме.

Потому что завтра я хочу быть дома.

Потому что мне надо поговорить со своей женой.

Маша

— Катя, я справлюсь, — отстраняю рукой мою няню. — Я справлюсь.

— Машенька, Маша!

— Кать, успокойтесь! Все хорошо!

Все плывет перед глазами, оседаю на дорогу прямо рядом с коляской.

— Машенька, что с вами?

— Все хорошо, — кручу головой, — хорошо. Сейчас, — тянусь к Сашке, хватаю его за ручку, успокаиваюсь. — Это… — откашливаюсь. — Это после последней из гормональных терапий. Осложнение. Сейчас пройдет.

— Вам какое лекарство принести? — нянечка приобнимает меня.

— Никакое! — набираюсь сил, встаю. — Кать, все хорошо. Это пройдет.

— Машенька Сергеевна, совсем вы себя не бережете, — всхлипывает моя нянечка и помощница. — Егор Григорьевич знает?

— Нет, — уверенно качаю головой. В ушах уже не звенит, дыхание восстановилось. Неужели опять приступ аритмии? Я проходила корректирующую гормональную терапию, но не сдавала контрольные анализы. Неужели приступы вернулись? Да нет. Не может быть. Это просто… Все пройдет. — Кать, это просто нервы. Ничего страшного. Ничего такого, что надо было бы рассказывать Егору Григорьевичу.

Беру Санечку на ручки, Катя, взволнованно поглядывая на меня, толкает коляску рядом.

Все будет хорошо. Это просто нервы.

* * *

Ночь почти не сплю. Думаю о возобновившихся приступах и о том, где сейчас Егор. Как часто он не ночует дома? Почему я об этом даже не знала?

Младенец, сладко сопя, дремлет на моей груди, а я глажу его по спинке и думаю, что его сделали, чтобы наш с Егором брак сохранить, а вышло наоборот. Хотя ребенок, конечно, не виноват. Наша семья и так рушилась. Егору нужен был наследник. Любой ценой. А я его ему дать не могла.

Последний год нашей совместной жизни сложно было назвать счастливым. После выкидыша Егор очень отдалился, стал чаще задерживаться на работе, уезжать.

Работа. Для него всегда на первом месте была работа. И даже ребенка он сделал ради своей работы, а не ради своей семьи.

Перебираю пальцами нежный пушок на Сашкиной макушке, и мне вдруг становится нестерпимо жаль этого карапуза. Его биологическая мать вообще не подозревает, что он существует. Женщина, которая его выносила, просто выполнила свою работу, а его отец… Для его отца этот ребенок был всего лишь средством.

Боже, какой ужас. В какой кошмарный мир мы привели тебя, малыш.

Нет! Так не должно быть! Я буду тебя любить. Пусть ты не нужен тем, кто тебя создал, но я буду тебя любить.

Прижимаю к себе спящего кроху, целую его в висок. Он чуть поводит плечиками, прижимается ко мне еще плотнее. Мой малыш. Мой сыночек. Мой Сашенька.

Егор

И все же мой вылет срывается.

Не могу. В ночь улететь домой не могу.

Звоню австрийцам, с кучей совершенно неподобающих извинений прошу о переносе.

Они соглашаются. У меня будет пара часов через день. Только пара часов. Потом они улетают на свой совет директоров.

Ну что ж. Значит, остались сутки, чтобы разрулить происходящее тут.

Эти черти развели тут кумовство и панибратство. Взяли плохое сырье по невыгодной цене, завысили маржу, чтобы оттяпать кусок пожирнее себе… В общем, наворотили по полной, да так, что на пару уголовных сроков хватит.

И все бы ничего, можно было бы просто заслать сюда команду московских юристов, но… Но клапаны из третьесортной стали ушли под госзаказ. Который я лично выбивал почти год, мать его так! И мы сейчас на грани того, чтобы платить неустойку. И репутация на волоске! Бездари! Хапуги!

Еду разруливать дела с заказчиком, строю директоров и глав направлений… Всех, кто хоть как-то был причастен к этой ситуации. Ни глав подразделений, ни инженеров не отпускаю от себя, пока не получаю хоть какого-то внятного предложения по решению проблемы. Фактически двое суток держу их в офисе.

Почти не ложусь спать, ем какую-то принесенную из ресторана ерунду и останавливаюсь только тогда, когда мысль о душе превращается в навязчивое желание.

Все. Пауза.

Оставляю тут двух юристов и одного исполнительного, который вообще-то кризис-менеджер. У парня четкая установка прошерстить руководство. Подобных ситуаций больше допускать нельзя. Никаких вторых шансов.

А сейчас в Москву. У меня будет пять часов сна в самолете. Этого хватит, чтобы встретиться с австрийцами. Домой попаду только вечером. Но что ж. Лучше поздно, чем никогда.

П

СТОП

29.02

Маша

— Александра Степановна, вы очень вкусно готовите, у меня просто нет аппетита! — стараюсь как можно нежнее улыбнуться нашей поварихе. Она чуть не плачет, когда я отказываюсь от завтрака. Особенно если я перед этим отказывалась еще и от ужина, и от обеда.

— Мария Сергеевна, пожалуйста, хотя бы какао выпейте!

Она варит совершенно чудесный напиток. Не эту растворимую бурду, а вот то самое, из детства. Для которого надо вскипятить молоко и проварить порошок, и еще собирается пенка…

— Хорошо! С удовольствием.

Какао она делает не сладким. Думаю, смогу влить в себя чашку.

С самого утра не нахожу себе места. Просто чтобы не сидеть без дела, вожусь с Санечкой.

Он у нас чудесный малыш. Внимательно слушаю Катерину, которая рассказывает об особенностях ухода за его складочками, слегка массирую ему животик, сама одеваю.

Катя уверяет меня, что я со всем справляюсь отлично. Да мне и самой так кажется. Сейчас общение с малышом мне в радость. Даже не знаю, что переключилось в моей голове, но я счастлива видеть эту беззубую улыбку, смотреть, как мальчонка морщит носик, собираясь чихнуть, а еще мне очень нравится чувствовать его пальчики, которыми он изучает мое лицо и волосы.

Я собрала ребенка на прогулку, взяла с собой термос с кофе и ушла на улицу.

От Егора нет новостей.

Я с утра звоню его секретарше и слышу чуть насмешливое: “Нет, для вас ничего не передавали”, “Нет, извините, новостей нет”, “Нет, Егор Григорьевич еще не в офисе”.

И вот, когда я решаюсь набрать ее в четвертый или пятый раз, на заднем плане я слышу голос моего мужа.

Вот так, значит…

Он вернулся.

Или мне показалось?

Ну это же мог быть кто-то очень похожий.

Ну, может, это его отец зашел.

В горле становится ком, и я понимаю, что не смогу сейчас сказать секретарю ни слова.

Просто сбрасываю звонок.

Руки дрожат, кожа вдруг покрылась мурашками.

Как?

Нет, я так не могу.

Я больше в эти игры не играю.

Это человек, который носил меня на руках, который был готов бросить ради меня все, который…

Что происходит?

Я должна знать!

Егор

Вторую ночь без сна.

Хорошо, хоть удалось вздремнуть в самолете.

Приземляемся в шесть утра по Москве.

Слишком рано, чтобы ехать домой. И слишком поздно одновременно.

Только разбужу всех. Даже поздороваться не успею.

Принять душ и сменить костюм можно и в квартире.

Смотрю на дисплей телефона.

Хочу написать Маруське.

А если у нее звук не отключен? Разбужу слишком рано.

Ладно, сейчас приеду в офис и позвоню.

Захожу в квартиру, бросаю телефон на зарядку, включаю кофеварку, ухожу в душ…

Черт, голова чугунная.

Надо будет на переговоры с австрийцами вызвать Ермолина. Не дай бог я что-то упущу. Второго шанса не будет.

Чашка крепкого эспрессо почти приводит меня в нормальное состояние.

Свежая рубашка, другой пиджак, чуть-чуть парфюма — и я выгляжу как нормальный человек.