Вторник. 27 мая 09.00

Работники редакции меня встречают встревоженным шепотом и ужасом в глазах. Мимо, нервно кивая, пробегают сотрудники, где-то хлопают двери. Бросаю сумку на стол, ищу взглядом Сашку.

— Что случилось? — спрашиваю тихо.

— Аудит московский!

— Что? — у меня округляются глаза.

— Сглазили, блин! — он опасливо оглядывается. — Головной офис прислал аудит. Говорит, мы убыточные!

— Ну елки-палки, — я искренне расстраиваюсь.

Только нашла работу — и сейчас редакцию прикроют! В том, что прикроют, ни капли не сомневаюсь. Издание тухлое, как прошлогодние яйца.

Вздыхаю, оглядываюсь и замираю в ужасе. По коридору к кабинету главреда уверенным шагом идет Антон.

_____

Следом за ним семенит главбух, прижимая к себе свой ноутбук, а вот главреда нет. Я так понимаю, что не в его традициях приходить вовремя. Антон оглядывает рабочее пространство сквозь стеклянные стены, я резко отворачиваюсь, падаю на стул. Вот же блин! Это что, из-за меня? Взгляд у него недобрый! Сейчас весь журнал прикроют из-за того, что я тут работаю? Может, Яр и прав? Надо с ним поговорить?

Вторник. 27 мая 16.00

Целый день сижу тише воды, ниже травы. По коридору то и дело пробегают бухгалтеры или юристы. Главред как пришел на работу, так со своего кабинета и не выходит. Антон тоже не выходил. Даже на обед. Им что-то подали прямо туда.

Я никогда не видела, как он работает. Всегда считала это чем-то само собой разумеющимся. Он сильный, умный, знает, что делает. Никогда не думала, что он занимается издательствами, но финансы и аудит это то, с чего он начинал. То, что именно Биг Босс приехал на проверку, норма. Это мне Антон объяснял когда-то давно. Когда еще считал нужным хоть что-то объяснять. Кого зря к документам компании не пускают. У него же право прошерстить все: от устава до договоров на закупку канцелярии. Обычно на него выписывается доверенность, и он запрашивает все бумаги у контрагентов от имени проверяемого юрлица. Цель — проанализировать доходность предприятия и при необходимости оптимизировать расходы. Он собирает данные и спускает их на помощников для составления матриц. Или чего-то там… Этого я уже не знаю.

Я старательно делаю вид, что ничего криминального не происходит. Выполняю поручения редактора: подыскиваю кроссворд, придумываю гороскоп, разбираю письма читателей. Если честно, боюсь глаза от монитора оторвать.

По коридору пробегает кадровик с кипой договоров, прижатых к груди, и тут же распахивается дверь в опен спейс:

— Наташенька! — елейный голос главреда заставляет вздрогнуть. — Будьте добры, отсканируйте документы!

Я замираю, боясь обернуться, но, похоже, уже поздно. Рядом раздается голос Антона:

— Это что, ваша секретарша?

— А… Нет, — прям слышу, как Илья Степанович расплывается в улыбке. — Это наш младший корреспондент. Недавно приняли на работу. Но она толковая, способная девочка, все сделает как надо! — уверяет он моего мужа.

Мне ничего не остается, как встать и подойти к ним. Стараюсь не смотреть Антону в глаза.

— Наташенька, будьте добры, — он протягивает мне кипу бумаг, — отсканируйте и отправьте секретарю Антона Валерьевича.

Я замираю, руки холодеют. Отправить бумаги Вероничке?

— А какие у вашего младшего корреспондента обязанности? Можно посмотреть ее договор? — Антон смотрит на главреда, прищурившись.

— Да, — вдруг заикается тот, — она еще на испытательном сроке, — выдает Илья Степанович. — Но вы не волнуйтесь! Мы кого зря на работу не берем!

— То есть у вас работает человек без оформления? — Антон склоняет голову.

— Ну, пока испытательный срок… — мямлит главред.

— Вы обязаны заключить трудовой договор с того дня, как сотрудник приступил к своим обязанностям, — чеканит Антон положения трудового законодательства. — Если вы прописываете испытательный срок, то он должен быть указан отдельным пунктом, а также должны быть перечислены критерии оценки работы сотрудника на испытательном сроке. Сотрудник должен быть ознакомлен со своими служебными обязанностями. В обязанности вашего корреспондента входит отправлять конфиденциальную корреспонденцию? У нее подписано соглашение о неразглашении?

Илья Степанович бледнеет и, кажется, становится ниже ростом. Он не в состоянии ему ответить, только неопределенно машет головой.

— Значит, бумаги Алле Игоревне пусть отправит сотрудник, в обязанности которого входит внутреннее делопроизводство, а вашему младшему корреспонденту необходимо подписать трудовой договор, — Антон смотрит на часы, — сегодня до шести.

Он разворачивается и уходит по коридору. Кажется, в сторону юротдела. А главред так и остается рядом, прижимая к себе кипу документов.

— Кому, он сказал, надо отправить бумаги? — шепотом переспрашиваю его я.

— Секретарю его, — жалобно пожимает плечами, — Алле как-ее-там! — но тут же его тон вдруг меняется, и он орет: — Это вообще не ваше дело! У вас соглашение о неразглашении не подписано!

Я быстро киваю и возвращаюсь на рабочее место. В душе все поет. Значит, он успел уволить Вероничку! Тут же одергиваю себя. Не в ней было дело. В нем. Одну уволил — другую найдет. Но на губах играет предательская улыбка, и я с ней ничего не могу поделать.

Вторник. 27 мая 18.20

Я бездумно слоняюсь по рынку. Меня заставили подписать контракт, служебку, соглашение о неразглашении, редакционную политику и ровно в шесть приказным тоном объявили, что мой рабочий день окончен.

Редакция в центре. Домой идти совершенно не хочется, да и нечего мне там делать. Я заворачиваю на рынок. Быстро прохожу мимо молочных и мясных рядов. Там дорого, да и хранить свежие продукты мне негде, а вот соленья и маринады — то, что нужно. Останавливаюсь около бабулек-покупательниц и прислушиваюсь к их болтовне.

— Лист она смородиновый кладет, вот они у нее и пряные такие, с кислинкой.

— Так пряные или с кислинкой?

— Балда! С кислинкой! Пряные от гвоздики!

— Так она еще и гвоздику кладет?

— Так хто ж ее поймет, чего она туда сувает. Но вот поди ж ты, вкусно-то выходит!

— Михална, — оборачиваются две болтушки к третьей, — ты Леонтьевны огурцы едала?

— Да кто ж их не едал, едала!

— Шо она туды бросает? Окромя гвоздики?

— Тю! Чудная ты! Какой гвоздики?

Разговор меня забавляет, я и не замечаю, как тянусь к прилавку и беру ломтик нарезанного на пробу соленья. Вкусно! И дико интересно, что же в них действительно кладут. У продавщицы этой толпится больше всего народу.

Вдруг вспоминается бабушка, которая, жуя соседкины пироги, тоном старой разведчицы произносила: “Да вот те крест! Шо угодно б за ее рецепт отдала!” И я почему-то думаю, что это может быть интереснее гороскопов и анекдотов.

— А хотите, я про ваши огурцы в журнале напишу? — весело похрумкивая, спрашиваю я продавщицу.

_____

— Шо? Прям в журнале? — поражается не старая еще женщина в платке и переднике.

— Прям в журнале! — с готовностью киваю. — Сделаем почти интервью. Вы рецепт расскажите! Все равно такие, как у вас, ни у кого не получатся, руки-то не те, — подмигиваю удачливой торговке.

— Ой, — она замирает с поднятой вилкой, потом почему-то накалывает в бочке огурец и протягивает мне.

Огурчик и правда вкусный! В меру соленый, чуть пряный, хрустит! Я увлекаюсь и понимаю, что одного мне мало.

— Нравятся? — искренне переживая, спрашивает торговка.

— Конечно, нравятся! — восклицаю. — Всему городу нравятся! Это уже наше местное достояние, — я немного кривлю душой, приравнивая себя к местным. — Можно даже конкурс устроить, получатся у кого-нибудь огурцы, как у вас, или нет!

— Конкурс? — недоверчиво протягивает женщина.

— Конкурс! — азартно киваю.

— Ну давайте расскажу!..