Максиму пришлось понервничать, но, когда в августе выяснилось, что он все-таки поступил, да не куда-нибудь, а на крутой и престижный факультет информационных технологий — не чета моей филологии! — я почему-то не очень удивилась. Как будто случилось то, что и должно было произойти. К концу августа он благополучно перебрался в столицу и заселился в общежитие, а я…

Нет, между нами не завязался страстный роман. Мы общались, но скорее как хорошие знакомые. Да-да, я все знаю насчет дружбы между парнями и девушками, но по-другому назвать наши отношения не могу.

Странное дело: когда они были полузапретными, с привкусом тайны и даже порока — будто я соблазняю малолетнего, хотя это, конечно, далеко не так, к моменту нашей встречи мы оба уже отпраздновали совершеннолетие, — то будоражили и волновали. Да еще разлука сыграла свою роль, ведь на расстоянии все видится иначе: ты невольно начинаешь приписывать людям и событиям то, чего и близко не было, воспринимая все в нереалистичном романтическом флере. Встречи с действительностью вся эта шаткая конструкция, естественно, не выдерживает и рушится со страшным, хоть и невидимым и неслышимым, грохотом, переворачивая душу и сердце.

И вот мы оба студенты одного вуза, пусть Максим на курс младше — подумаешь, ерунда! А дальше? Банально и неубедительно. У него своя жизнь, у меня — своя. С начала учебного года даже не переписывались ни разу, не говоря уже о встречах — наш вуз такой огромный, что его факультеты разбросаны по городу. Случайно не пересечешься и не условишься, допустим, вместе пообедать в столовой.

Наш последний разговор состоялся в конце августа. Максим отрапортовал о своем прибытии по месту назначения, завершил его лаконичным: «Созвонимся», — и это фактически поставило точку в наших отношениях. Никогда не понимала этого странного слова: по-моему, его употребляли как раз в случаях, когда следующий звонок откладывался до бесконечности и вообще непонятно, кто кому должен позвонить. Каждый надеется на другого, и милый самообман еще некоторое время поддерживает иллюзию продолжающегося общения.

У Максима начинается совсем другая жизнь, которой я сама живу уже целый год, с новыми знакомствами и иным окружением. Похоже, мне в ней места не останется — того факта, что мы из одного города и были знакомы раньше, слишком мало.

Не могу сказать, что меня это огорчало. К счастью, ничего особенного между нами не произошло, я не успела сильно в него влюбиться, как, думаю, и он в меня. Да, собственно, даже о влюбленности речь не шла — возникла мимолетная симпатия, подогретая необычными обстоятельствами знакомства и последовавшим за ним расставанием на неопределенный срок.

Конечно, в том, что оно стало не столь продолжительным, была большая заслуга Максима. Он оказался не чужд театральности и склонности к спецэффектам — недаром на вечере встречи в школьном концерте блистал в роли короля. Иначе как объяснить его сногсшибательное появление во дворе университета и потрясающую сцену с поцелуем у всех на глазах? Мы же с ним были будто на сцене в ярком свете нацеленных на нас прожекторов. Уверена, он также упивался всеобщим вниманием и — чего уж там скрывать — восхищением, как я сама.

Но этот короткий миг миновал, и снова наступили серые будни, наполненные повседневными заботами и треволнениями. У меня начались каникулы, у Максима — нервотрепка, связанная с поступлением в вуз и переездом в другой город. Я прошла через подобное годом ранее и на собственном опыте знала, как это способствует резкому взрослению и расставанию с наивными детскими мечтами.

И вот теперь, когда я практически попрощалась с Максимом, мысленно поблагодарив его за яркие и незабываемые впечатления, мне о нем так неожиданно напомнили. И кто! Пашка Торопов, у которого не было и не могло быть с ним ничего общего.

— Ну есть, — настороженно подтвердила я. — А что?

— Кто именно? — деловито уточнил Пашка.

— Да зачем тебе? — Я не выдержала и невежливо ответила вопросом на вопрос.

Но Торопова голыми руками было не взять.

— Дело одно возникло, — уклончиво пояснил он. — Нужен чувак, шарящий в компах.

— И мой знакомый с факультета информационных технологий — единственный человек в городе, владеющий этим тайным знанием? — съязвила я, не поверив ни единому слову.

— Ну нет, конечно, — непринужденно отозвался Торопов.

Пашка старался поддерживать легкомысленный тон беседы, но я-то видела, как он напряжен. Похоже, вопрос действительно важный для него, и я пока даже не в состоянии осознать, насколько именно. Но кажется, сейчас я нужна ему гораздо больше, чем он старается показать. Что ж, воспользуемся этим и потянем время.

Я выразительно взглянула на Пашку, давая понять, что без подробных объяснений он ничего от меня не добьется. Он понял без слов и, вздохнув, проговорил:

— Мне посоветовали именно этого парня.

Понятнее не стало, я все еще допускала вероятность ошибки, поэтому не спешила с комментариями. Торопов тоже упорно молчал, внезапно растеряв красноречие, и я решила немного разрядить обстановку.

— Жаль, иголки сегодня не захватила.

— Что? — словно очнулся Пашка. — Какие иголки?

— Под ногти, — проговорила я с самым невинным видом. — Иначе же ты признаваться не желаешь.

— Ого! — Торопов посмотрел на меня с новым интересом. — А ты не так проста, как мне говорили. Не ожидал!

— Кто тебе про меня говорил? — сразу же зацепилась я.

— Не важно, — отмахнулся он. — Сказали, и все. Так поможешь или нет?

— Да в чем помочь-то надо? Я от тебя никак добиться не могу, кого ты ищешь.

— Максима Локтева, — наконец сознался Пашка.

К этому моменту я уже накрутила себя и почти не удивилась, услышав знакомое имя. Странно было слышать его от Торопова в таком контексте. Я, конечно, понимала, что кого попало на информационные технологии не возьмут, но до сих пор Максим существовал для меня отдельно от своих профессиональных достижений. Я толком и не знала о них ничего.

— Почему именно его? — продолжала допытываться я.

— Мне сказали, что он лучший, — нехотя проговорил Пашка.

Похоже, этот разговор утомил не только меня, но и его самого.

— Да кто сказал-то? — не могла понять я. — Откуда ты про нас знаешь? Ну, то есть со мной понятно…

— Не могу свои источники выдавать, — неожиданно твердо заявил он. — Даже не от меня зависит. Слишком серьезные люди за этим стоят.

Невозможно было понять: это правда или красивые слова для придания веса.

— Спрашивать, что за люди, бессмысленно?

Торопов пожал плечами.

— Если не хочешь, можешь сама с Локтевым не встречаться, — кажется, Пашка наконец о чем-то догадался. — Дай мне его телефон, и все. У тебя же есть номер?

— Номер-то у меня есть, — не стала запираться я. — Но я так не могу.

— Почему?

— Сначала надо получить его согласие. По правилам этикета нельзя давать чужие координаты третьим лицам без уведомления.

Торопов закатил глаза:

— Пипец ты душная!

— Я свои услуги не навязываю, — пожала плечами я.

— Ладно, — сдался он. — Получай свое согласие, раз по-другому никак. И иголки не забудь на случай, если Локтев упираться начнет, — мстительно добавил Пашка.

Я не нашлась, что ответить, а он неожиданно серьезно закончил:

— Только знай — я ведь все равно его найду, с твоей помощью или без. Просто так будет проще и быстрее. И выгоднее для вас обоих.

А вот это уже был интересный поворот.

— В каком смысле? — уточнила я.

— Давай номер Локтева — узнаешь, — многообещающе кивнул Пашка. — Но ты не пожалеешь. — И повторил: — Вы оба не пожалеете.

* * *

Локи жадно хватал ртом воздух. У него даже голова закружилась, настолько он отвык от свежего ветра, шелеста листвы, плеска воды. Впервые за долгое время он вышел из подземелья.

Нет, конечно, не сам — его вывели, и вовсе не на прогулку. Но он был благодарен богам, что суд проходил не во дворце Одина, а у священного источника Урд. Здесь, под ветвями ясеня Иггдрасиль, мирового древа, живут богини судьбы норны. Жаль, что его собственная судьба находится не в их руках…

— Локи! — громыхнул голос Одина.

— Брат мой, — тонко улыбнулся пленник, наблюдая, как темнеет лицо всеотца.

Да, когда-то они стали побратимами, дали клятву и сблизились, как кровные родственники. И эти неразрывные узы нельзя отменить никаким судом.

— Локи, ты знаешь, зачем мы собрались, — продолжал Один.

— Я хотел бы услышать от тебя, — не смутился тот.

Почему никто не хочет прямо говорить ему об этом?

— Ты обвиняешься в убийстве светлого бога весны Бальдра. И мы сошлись на честный суд.

— Кто же будет меня судить? — вопросил Локи, обводя насмешливым взглядом собравшихся ради него асов и ванов. — Справедливые боги, про которых нельзя вспомнить ничего предосудительного?

Он с мрачным удовлетворением отметил, как смятение наползло на лица его судей, только что горевшие праведным гневом. О да, Локи многое знал о каждом из присутствующих и не собирался этого скрывать.

— Ты, Идунн, — обратился он к богине вечной юности, хранительнице молодильных яблок, — более всех других жадна до ласк мужчин, и даже убийца брата побывал в твоих объятиях.