— Но как-то же я сюда приехал! — Его голос звучал спокойно. И это тоже было странно.

— Должно быть, так же, как и сейчас, на машине.

— Да, ты права. В городе вокзала нет, но есть станция «Михайловский завод», что в десяти километрах от города. Но об этом я узнал уже в поезде, изучая местность по интернету.

— Ты не ехал на поезде. И знаешь почему?

— Конечно, знаю.

Она резко повернулась, натягивая край блузки на бедра. Машинально подхватила рукой свои волосы и, уложив на затылке в толстый жгут, укрепила заколкой.

— И в больнице ты нашей не был. А если и был, то маму мою не видел. И знаешь почему?

— Знаю, потому что она там не лежала, так?

— Да, она последние два месяца лежала в больнице Арти, это в пятидесяти километрах от нас. Там и больница лучше, и врачи. Скажи, что тебе от меня нужно? Где ты раздобыл мои фотографии? И как узнал о поминках? Кто ты вообще?

Он с совершенно невозмутимым видом взял со стола яблоко и откусил. Потом улыбнулся, словно это было единственным его оружием или просто беспроигрышным средством общения.

— Ну да, наврал! Врал с самого начала.

— Но почему я? У меня же нечего брать!

— Да при чем здесь это? Да, я приехал в Михайловск на машине, вернее, на трех разных машинах. Москва — Казань — Пермь… Ехал куда глаза глядят, пока вечером не оказался в твоем городе. Вышел на первой же попавшейся темной улице, такой глухой и заросшей старыми тополями, что аж жуть… Увидел свет в твоем окне, а там люди… Зашел в подъезд, поднялся, увидел, что дверь в твою квартиру открыта и туда заходят люди, потом кто-то вышел покурить на лестницу. Я постоял, послушал, понял, что это поминки. Разговорился с одной женщиной, она мне и рассказала про твою маму. Ты прости меня, но я, как тот мошенник, что ходит по свадьбам да банкетам со своим хрустальным фужером, вот только на поминки заглянул…

Она проглотила и это. Возможно, окажись она на его месте, то есть в поисках еды и ночлега, так же вот забрела бы на огонек в чужую квартиру, откуда доносится запах еды и где среди большого количества народа легко затеряться.

— Но фотографии мои у тебя откуда?

— Честно?

Она замахнулась на него, как это делают дети, полусерьезно, желая дать понять, что сердятся.

— Нашел в твоем почтовом ящике.

— Ты что, все ящики там прошарил?

— Нет, только твой, по номеру квартиры определил. Мне же надо было узнать хотя бы что-то о твоей семье. Может, письмо какое с именем, да мало ли! Квитанции…

— И что, неужели они лежали вот просто так? Мои детские фотографии? И без конверта?

— Нет, почему же, конверт был. Простой, коричневый, и на нем написано… Да вот же он, я тебе сейчас его покажу!

Надя ушам своим не поверила и следила теперь за каждым движением Григория. Снится ли ей все это?

Большой мятый конверт коричневой плотной почтовой бумаги он положил на стол. На нем было написано размашистым почерком «Надежде Суриной. Лично в руки».

— Вот я лично в руки тебе и отдал.

Почерк был незнакомым, то есть не ее и не мамин. Но фотографии точно их, семейные. Может, кто-то из знакомых решил как бы подарить их ей или вернуть, подсунуть инкогнито в такой печальный момент, чтобы после мамы у Нади осталось больше фотографий-воспоминаний?

— Ты сама-то можешь предположить, кто подкинул тебе эти фото?

— Нет. Не знаю. Ни у кого не должно было быть этих фотографий. С чего бы?

— Но родственники-то у вас есть? Быть может, какая-нибудь тетушка?

— Да нет никого!

— А отец?

— Утонул.

— Извини.

— Да ладно, чего уж там. Он давно утонул, я тогда в школе училась, мне лет десять было. Мы поехали на рыбалку, на машине, мы вообще часто выбирались за город, позагорать, отдохнуть. Папа вообще не умел плавать, но было очень жарко, он пошел просто окунуться и не вернулся…

— Какой ужас… Представляю, как все это было тяжело… Тело нашли?

— Ну и вопросы ты задаешь! Хочешь меня отвлечь от своих сказок?

— Да! — Он снова широко улыбался, и глаза его светились совершенно непонятной радостью. Удивительный тип, она рассказывает ему о том, как утонул ее отец, а ему весело. Может, у него с мозгами проблема?

— Конечно, нашли! В тот же день и нашли. Там люди были рядом, рыбаки, один нырнул и вытащил папу… Мама с тех пор на речку не ходила, хотя плавала отлично. Отец ей всегда говорил: «Тоня — не тонет».

— Не сердись на меня. Да, я понарассказывал тебе разных глупостей, а мне тогда хотелось только одного. Поесть и поспать. После того, что я сделал, стал мнительным, я и сам не ожидал от себя, что я такой трус.

— Постой, так ты, значит, не больной!

— К счастью… Прости.

Она бросилась в нему и принялась колотить его кулаками в грудь, приговаривая: «Да разве так можно? Я же поверила! Какой же ты дурак! Идиот просто!»

Он схватил ее за плечи и остановил. Заставил успокоиться. Слегка коснулся губами ее щеки. Она зажмурилась. Господи, какое счастье, что он здоров!

— Так, ладно. Хватит ссориться. Поедем куда-нибудь поужинаем, а?

— Но ты не ответил! Почему я? Зачем ты вернулся, я хотела спросить.

Надеялась ли она услышать что-нибудь типа «ты красивая девушка, поэтому я решил вернуться», «ты мне понравилась»? Надеялась, однако и боялась этого. Ведь после того, как он признается в этом, их отношения могут приобрести совершенно другой смысл. Да и вести себя с ним она должна будет иначе. Но как? Да, он нравится ей, но она же его совершенно не знает! И одно дело украсть деньги у зарвавшегося чиновника, настоящего вора, зная, что тебе за это все равно ничего не будет, что тебя могут просто не успеть вычислить, поймать и призвать к ответу, потому что ты обречен и тебе осталась пара месяцев жизни, а другое… А вот другой вариант он пока еще не озвучил. Он врал ей напропалую и постоянно. Один только хоровик-затейник чего стоил!

Ладно, ужин так ужин. Выпьет и сам все расскажет. Да и она после бокала вина, может, воспримет его очередную байку не так агрессивно. Вот только теперь она совсем запуталась: то ли благодарить его за то, что он избавил ее от старика с синими губами, то ли… Запуталась, короче.

— Зачем я вернулся? — Он снова приблизил ее к себе и теперь уже поцеловал прямо в губы. — Вот зачем!

— Ладно, поехали уже ужинать… — отдышавшись после долгого поцелуя, вкус которого она так и не поняла, потому что сильно нервничала, сказала Надя. — Надеюсь, в этом городе найдется приличный ресторан.

— Да, мне подсказали здесь, на ресепшне… Слушай, я вот с трудом произнес это слово.

— На самом деле как-то смешно звучит. Одно дело ресепшн в каком-нибудь приличном отеле, другое дело… Ладно, не будем снобами. Вполне себе нормальный город, нормальная гостиница, хотя бы чистая — уже хорошо.

Она открыла свою дорожную сумку и извлекла дежурное черное платье из нейлона, которое не мялось и всегда выглядело отлично. Облегающее, с большим декольте и маленькими атласными красными розочками на рукавах. Ну и туфли-шпильки. Все было старое, но выглядело вполне сносно.

— Ну, как я тебе?

— Для Красноуфимска вполне себе. — Григорий, отойдя подальше от Нади, осмотрел ее критическим взглядом.

— Типа, для сельской местности, что ли, сойдет? — Ей захотелось запустить в него чем-то тяжелым.

— Приедем в Питер, купим тебе самую красивую одежду.

Она почувствовала, что краснеет.

— Знаешь, я никуда не пойду. Вот.

И хотела уже стянуть с себя платье, но Григорий, бросившись к ней, обнял ее, остановил.

— Успокойся, я не хотел тебя обидеть.

— Послушай, — не выдержала она, ей хотелось узнать правду здесь и сейчас, что называется на берегу, — почему именно я? Почему именно со мной ты решил потратить эти проклятые деньги? У тебя что, в Москве не нашлось ни одной знакомой девушки, с которой ты мог бы отправиться…

— Да я как-то и не подумал об этом. Мне важно было поскорее выбраться из Москвы, раствориться где-нибудь на периферии.

Конец ознакомительного фрагмента