— Когда это я тебя унизил? — удивился он.

— Всегда, — я хотела назвать его по имени, но тут же вспомнила, как на самом деле его зовут, поэтому добавила с легким злорадством, — Кирилл.

— Что? — его холодные глаза блеснули в темноте.

— Я знаю твое настоящее имя, — с триумфом сказала я. — Кирилл Тропинин.

— Если ты кому-нибудь об этом скажешь, я поймаю тебя и убью, — услышала я разозленный голос, — повешу. Я не буду тебя даже спрашивать, от кого ты узнала, чтобы не вздернуть этого человека прямо сейчас на ближайшем суку. Поняла меня?

— Ты такой вежливый.

Он едва слышно выругался.

Ой, как же не идет ему ругаться такими словами! И где наша хваленая выдержка и ядовитая язвительность, спрашивается?

— Такой, какой есть. Ты меня выставила идиотом, — вдруг сказал он.

— Извини.

— Простым «извини» не отделаешься, малышка, — парень вновь наклонился чуть ближе.

— В смысле? — не поняла я, нервничая.

— Еще раз со мной куда-нибудь сходишь.

— Значит, Арин прав, — глубокомысленно произнесла я, желая подразнить парня, — и я тебе нравлюсь.

— Это он так тебе сказал?

— Ага.

— Наверное, он соврал. Прости. Мой друг часто врет, — и вновь он немного наклонился. Такое чувство, что меня пытаются соблазнить. Нет, это, конечно, восхитительно, и все такое, но… тысяча но!

— Ты мне не нравишься. Слушай, детка, это странная просьба, но ты ее выполнишь, идет?

Он прошептал ее больным тоном.

— Какая еще просьба? На луну повыть? Поскакать вокруг тебя на руках? Полетать?

— Обними меня, Катя? — будничным тоном сказал Кей. Лучше бы я выла и скакала. Ну, как можно отказать ему, когда голос его такой… нормальный, как в первый вечер нашего знакомства.

Он улыбнулся, напомнив мне Антона — у того была такая же искренняя улыбка. Братья… Что сказать?

— Я же тебе не нравлюсь.

— И что? Обними.

И Кей одними губами добавил: «Пожалуйста».

И мне пришлось его обнять, с опаской, едва касаясь ладонями его спины, хотя я не думаю, что мне было неприятно это делать. Напротив, в те несчастные минуты мне было легко и очень хорошо, словно я только что нашла обладателя второго конца красной нити, которого так давно искала.

Он обнял меня в ответ. Вздохнул. Я осмелела и коснулась его волос. Думала, что они будут жесткими, но нет, они оказались мягкими. Просто не Кей, а пушистый кот. Который нагулялся сам по себе и, наконец, разрешил хозяйке погладить себя. Жаль, Кей мурчать не умеет. Хотя он вообще-то поет, и если принять его голос за мурлыкание… Ну что я опять несу? А ведь понимаю, что Антон, скорее всего, прав, его брат-дурак просто-напросто пытается, скажем так, соблазнить глупую Катю, чтобы насолить Антону. А Арина все же Кей уговорил мне позвонить, чтобы поднять свои акции в моих глазах. Но почему бас-гитарист группы «На краю» позвонил именно сегодня, так вовремя? Может, Антон брату все рассказал? Да ну, такого быть не может. Антош, прости меня за сегодня, ведь я опять делаю какие-то глупые, нет, идиотские вещи. Сижу и обнимаю твоего брата, который так похож на тебя в эти минуты, и даже странно, что я не замечала этого вашего сходства раньше. Хотя ты очень хотел, чтобы я его не замечала. Нет, надо перестать думать и просто насладиться моментом. Но буквально через две секунды музыкант все испортил.

— Как твоя нога? Болит? — вдруг спросил он.

И я резко отпрянула от Кея, чувствуя, как расширились от удивления мои глаза:

— Откуда ты знаешь, что у меня нога болит? — на какие-то секунды мне вновь вдруг показалось, что Кей и Антон — один и тот же человек, но этого не может быть. Они братья.

— Ты слегка хромала, — пожал плечами парень, напуганный моей реакцией.

— Хромала? Но у меня вроде почти ничего не болит, — растерялась я.

— Я не знаю, почему не болит, но ты явно хромала.

— А зачем ты в таком случае тащил меня за собой так быстро? — не выдержала я. — Раз знал, что мне может быть больно, чисто теоретически?

— Эй, это моя ошибка, мне жаль, — серые глаза, казавшиеся в темноте темнее обычного, на мгновение закрылись. — Я был взбешен.

— Ты, наверное, специально хотел, чтобы мне было больно, — мстительно сказала я.

— Нет, ты что. Я не доставляю женщинам физической боли, — сделал вид, что ему искренне жаль, парень. Но меня-то не проведешь! Еще пара встреч с этим светловолосым недоумком, и я буду знать его также хорошо, как и родная мама. Кстати, его-то мама любит, а вот бедного Антона, кажется, не очень.

— Ну-ну.

— Я похож на садиста? — уже другим, развязным тоном тут же спросил он.

— Да.

— Серьезно?

— Да.

— Итс кул, детка. — И зачем он вновь наклоняется ко мне и не сводит серых глаз с моего лица? Зная его, могу предположить, что я в чем-то испачкалась.

— Что? — почти беззвучно одними губами спросила я.

— Что что?

— Это я у тебя спрашиваю.

— Прости, — непонятно зачем произнес блондин и осторожно коснулся моего перевязанного под джинсами колена. — Прости, Катя.

И все ближе и ближе ко мне наклонялся, и, наверное, я бы сама поцеловала этого наглого красавца, если бы нам не помешали.

— Кей, — раздался, как всегда, веселый и громкий голос Келлы, — ты… о, прости, помешал! Дядя Келла удаляется. Он какбэ не существует, продолжайте, детки, — и с хохотом синеволосый перепрыгнул ближайший забор с намерением скрыться в кустах.

— Ничему ты не помешал. Пока, малышка. — Кей щелкнул меня, как маленькую, пальцем по носу.

— Мужик, не стесняйся, продолжайте, — запротестовал его одногруппник. Как потом выяснилось, Нинку он уже проводил.

— Нет, пора.

— Я — обломщик? Хреново. Пока, Катя, — отвесил мне шутовской поклон барабанщик на краю, — я люблю твою подружку! Скажи ей это!

— Скажу, — пообещала я. Честно сказать, я была недовольна появлением этого клоуна, и сердце все еще сжималось.

Кей встал и, не оглядываясь, зашагал рядом с Келлой, который о чем-то бурно начал рассказывать, размахивая руками. Я услышала только:

— В парке, прикинь, как идиоты из мелодрамы… Это просто…

Когда они скрылись в машине Кея, которую я узнала даже в темноте, я все же вгляделась в землю, исчерченную кедами парня. И мне показалась, что один из странных рисунков напоминает сердце.

Этой ночью я уснула с трудом. А снился мне камень — синий, красивый камень на цепочке…

И даже во сне меня не оставляла мысль, появившаяся внезапно. Был ли на Кее сегодня его топаз-талисман или нет? Кажется, нет… Я не успела обратить на это внимание. Вот дура, тату рассмотрела, а кулон не заметила.


Как и всегда, после очередных бурных событий в моей жизни наступила та самая пора, когда ничего интересного не происходит, и остается куча времени для самоанализа и подробного разбора самого себя и своих поступков. С недавних пор все мои психологические анализы сводились к тому, что я усиленно думала об Антоне и о Кее, об этих братьях-близнецах. Сначала я хотела рассказать обо всем Нинке, но, как всегда, промолчала, внезапно поняв, что моя подруга способна сделать жизнь Антоши в таком случае невыносимой. Кстати, эта сумасбродка постоянно переписывалась с Келлой по аське и по сотовому, и, кажется, немного подобрела и на процентов тридцать меньше обычного придиралась к людям. Я спрашивала у нее, что она чувствует к Келле, побившему все рекорды — ни с кем так долго и так часто она не общалась. Но подружка неизменно отвечала, что все это делает ради Кеечки, к которому надо подобраться поближе.

— У меня есть план, — отвечала она и заговорщицки подмигивала.

— Какой? Напугай меня.

— Зануда, — и подруга тут же переводила разговор на другую тему.

Еще она постоянно шарилась по своим любимым клубам и с упрямством, достойным настоящего Мастера Твердолобства, звала меня с собой. Я отказывалась. Тогда девушка находила себе странные и весьма сомнительные компании, отрываясь с ними по полной программе, изредка совершая свое любимое перевоплощение в неформального вида особу.

В четверг, после особенно трудного и нудного семинара по гражданскому праву, где Ниночка в очередной раз блеснула своей памятью — она отхватила по этому предмету досрочный автомат и похвалу сварливого старого препода с прищуренным взглядом старого и опытного тигра, выискивающим, кого бы из студентов-кроликов съесть в очередной раз, она едва не показала свое истинное «я» всей нашей группе и половине соседней.

Журавль, страшно довольная своим автоматом, поэтому и безмерно счастливая и гордая, растолковывала по просьбе преподавателя какую-то схему девушкам из группы, понятную только ей одной. Надо сказать, подружка отлично умеет объяснять, как будто имеет большой преподавательский стаж. К тому же любит это делать — чувствует превосходство. Она любит говорить: «Люди в большинстве своем идиоты, им все нужно объяснять, все показывать и все рассказывать. Катя, грех не научиться этому всему, если ума есть хотя бы немного. Тогда тебя будут считать умной, очень умной. И доброй. А это есть основа для тайного, ну, или явного манипулирования».

Пока Нинка готовила почву для манипулирования, я ждала ее около самой двери, нетерпеливо притоптывая. Ждала не только подружку, но и сообщение от Антона, который со вчерашнего дня вновь пропал куда-то, а сегодня так и не пришел в универ. Я волновалась. И как он только будет сдавать экзамены и зачеты, которые все приближаются и приближаются?

Мои мысли были нарушены появлением в аудитории незнакомой особы лет двадцати, очень худенькой, изящной, с очень красивым, можно сказать, кукольным лицом и неестественно длинными ресницами.

«Наращенные, наверное», — подумала я про себя, лениво оглядывая новенькую. Я тоже такие раньше хотела — очень сильно. Нинка напугала меня тем, что со временем искусственные отпадут вместе со своими родными, что красоты глазкам явно не прибавит.

Девушка огляделась, поджала губы и быстрым, нервным шагом подошла почему-то ко мне. Наверное, потому, что я находилась к ней ближе остальных одногруппников.

— Привет, — обратилась она ко мне.

— Привет, — удивленно поздоровалась я в ответ.

— Я ищу одного человека, ты не могла бы мне помочь? Она из вашей группы.

— Да, конечно, кого ты ищешь?

— Ее зовут Нина. Нина Журавль, — произнесла вновь прибывшая, продолжая оглядывать девушек из группы.

— Э-э-э… а зачем она тебе? — удивилась я. У моей подружки море знакомых, которых я не знаю, но пока еще никто вот так вот не искал ее — обычно сами могли с ней связаться по телефону.

— Поговорить хочу, — с какими-то недобрыми нотками произнесла девушка, сверкнув глазами, и мне показалось, что тут что-то неладно.

— Просто поговорить? — уточнила я с опаской.

— Не просто. Очень серьезно. — Она хмыкнула, а в ее глазах блеснула едва ли не ненависть. — Ты же ее знаешь, да?

— Знаю, — не стала я отпираться и выдала: — А Журавль сегодня нет и не будет — она заболела.

— Заболе-е-ела? — разочарованно протянула девушка. — Серьезно?

— Я не вру, — стушевалась я, потому что как раз этим и занималась.

— Я имею в виду, серьезно заболела? — с неприятной улыбкой уточнила девушка, явно желая этого.

— Не знаю, мы не общаемся близко.

— Жаль, жаль. Надеюсь, что она будет мучиться, эта выдра, — с неожиданной для такой хрупкой руки силой девушка ударила по столу.

— А что случилось-то? — включила я дурочку.

— Парня у меня увела, тварь, — процедила она. — Убью ее, эту… — И Ниночка была названа представительницей самой древней женской профессии на свете. — Ну, ничего, я еще приду. Спасибо, девушка, — она мило мне улыбнулась и вышла.

Я в шоке проводила ее тонкую фигуру глазами и запустила руку в волосы. Ну, Нинка дает, когда это она успела? Может, это девушка Келлы?

Но оказалось, синеволосый к этому не имеет никакого отношения. Когда я поведала освободившейся подружке о недружелюбной девушке, эта блондинка первым делом заявила:

— Какой у меня Ангел-Хранитель сильный! Ты посмотри, как мне везет. Катька, спасибо тебе! Я тебя прямо люблю! — и в порыве чувств развеселившаяся Ниночка схватила меня за щеки и принялась тянуть их в разные стороны.

— Отвяжись! — отпрыгнула я в сторону от этой ненормальной. И едва не врезалась в преподавателя по философии, спешащего куда-то по коридору.

— Радова, осторожнее! — сделали мне замечание.

— Простите, — косо посмотрела я на Нинку, ржущую на всю округу.

— И чего смешного? Кто это вообще такая приходила? Ты у нее парня отбила? Да тебя эта девица убить хотела!

— Да она дура, — веселилась Нинка, — надо же, на тебя нарвалась, а ты не ступила в кои-то веки. Нет, я бы ей задницу надрала, просто при всех… нет, при всех я такого делать не стала бы. Поехали-ка домой, дорогуша? Ой, мороженое давай купим, а то жарко сегодня.

— Нин, так я понять не могу, что за парень? — не понимала я ее веселья. — Может, она Бабы-Яжская?

— Чья? — не поняла Нинка, одевая большие и модные солнечные очки.

— Бабы Яги, — поправилась я.

— Не-а. Это телка, — некультурно выразилась подруга, — герла одного гламурного подонка из клуба «Турецкий папа».

— Какого еще подонка? — безмерно удивилась я. — Где ты его взяла? А как же Келла?

— Такого, мы познакомились давно, а вчера и позавчера в клубе виделись. Я ведь звала тебя в клуб, правда? Ты опять не пошла. Я с ним немного позаигрывала, потанцевала, мы немного погуляли по ночному городу, — Нинка рассмеялась, — я дала надежду, а он взял и бросил свою девицу через два дня.

— Это ужасно! Зачем тебе кто-то нужен, если у тебя есть Келла?

Нинка почему-то немного рассердилась.

— Милая, Келла — промежуточный этап на дороге завоевания Кея и моя синенькая славная тропинка к Эльзе и ее наследству, которая, кстати говоря, ждет нас на неделе.

— Так этот… как его… «гламурный подонок» тебе вообще нужен?

— Нет, — ответила подруга таким тоном, словно речь шла об одежде, вышедшей из моды, — хотя он милый. У него сильные руки, и он боится щекотки.

— Я думала, тебе Келла все же нравится, — осуждающе уставилась я на подружку.

— Ну, — пожала плечами Ниночка, — он бывает милым и сумасшедшим, и мне нравится в нем эта черта, но я не собираюсь быть с ним — я не идиотка. А другие парни нужны мне, чтобы слишком сильно не привязаться к рылу. Вот и все — простая арифметика. У меня есть другой, значит, к синему я не буду испытывать привязанности.

Но почему у меня другая ситуация? Мне нравятся два молодых человека, но к каждому из них симпатия только растет и растет, а не уменьшается! В чем дело? Почему мы с Журавлем такие разные?

— Нин, а чувства той девушки? Она, конечно, не самая приятная, но вдруг она того парня очень любит? — предположила я задумчиво, когда мы уже вышли из здания университета.

Блондинка еще больше рассердилась. Даже сбавила шаг.

— Катя, мне что, надо обо всех на свете заботиться? Мне без разницы, что там с этой девкой. Не смогла удержать своего парня — я не виновата. Значит, не так сильно она ему нравилась, раз так быстро и легко он с ней расстался. Мир — штука большая, а я — маленькая, не могу уследить за всеобщим счастьем.

— Не злись, — тронула я подругу за локоть, — пошли лучше мороженого поедим.

— Пошли, лопух. Эх, не понимаешь ты ничего в этой жизни… — И она перестала сердиться. Еще бы, эту обжору ждало целых четыре рожка, которые пропали в ее пищеварительной системе крайне быстро, чудесным образом превращаясь не в калории, а во что-то иное. Наверное, в мозг — не зря Нинка умная.

Мы гуляли с Нинкой до самого вечера этой жаркой пятницы. Я успела услышать от нее кучу сплетен, новостей, неприличных домыслов и пару новых замысловатых фраз, которые сама решусь произнести только в состоянии крайней злости.

Расстались мы около нашей бывшей школы, где напоследок добрая и любящая учителей Журавль на полном серьезе предложила мне разбить окно экономичке, едва не запоровшей Нинкину золотую медаль. В аттестат она хотела поставить ей не пятерку, а четверку. Почему? Ответ, в общем-то, банален и опять-таки связан с любовью. Сын нашей экономички, которая, кстати, была одним из завучей, учился в параллельном классе. И одно время ухаживал за нашей первой красавицей всея школы, и Нинка даже согласилась сходить с ним на свидание. Но после этого он был избит собственными одноклассниками, позавидовавшими удачливому приятелю. Разгорелся страшный скандал. Экономичка во всем обвиняла мою подругу и даже приходила к ней домой с разборками. Естественно, дядя Витя тут же принялся защищать среднюю дочь, назвав сына оскорбленной учительницы «неудачником, прохиндеем и слабаком».

— Он был один против троих! — орала преподавательница.

— Да я в его возрасте и пятерых укладывал за минуту! — еще громче орал Виктор Андреевич.

— Я так и зала, что вы были хулиганом! Воспитание ребенка зависит от семьи! А чего ждать от отца, который сам только и делал, что дрался? Что? — не сбавляла голоса экономичка. — Чему вы научили свою Нину? Непростительным выходкам!

— Каким таким выходкам? Моя Нинка что, сама вашему слюнтяю морду чистила? — язвительно поинтересовался мужчина тогда.

— Она подговорила мальчишек! За ней полшколы бегает, да будет вам известно, милейший! Да лучше бы ваша дочь уроки учила! Экономику, например, чтобы хоть чего-то в жизни добиться самостоятельно.

— А вы вот хорошо экономику знаете, да?

— Естественно, — гордо вздернула подбородок преподавательница, — это моя стихия. Я, между прочим, окончила два университета, чтоб вы знали!

— Да что вы говорите, госпожа Хорошая Учительница! А что же вы до сих пор миллионершей-то не стали, раз так прекрасно в экономике разбираетесь? Открыли бы дело, а? Кредитик бы взяли для начала! Раскрутились бы вовсю, используя эти ваши экономические приемчики! — кричал гневно Нинкин папа, тараща глаза. — А я, может, и дрался, зато выбился в люди! — и он обвел рукой свою роскошную квартиру.

— Вы, не побоюсь этого слова, спекулянт и вор! Честным людям такого богатства не нажить просто так! — не могла простить дядя Вите оскорбление сына учительница.

— Спекулянт? И это говорит мне специалист по экономике? Три раза «ха»!

С тех пор отношения между Журавлем и экономичкой очень осложнились. Только благодаря стараниям нашей классной руководительницы, вовремя забравшей классный журнал у преподавательницы экономики, в Нинкином школьном аттестате не появилась совершенно лишняя тройка. Обозленная экономичка тут же побежала к директору, но тот, только что получивший неплохую материальную помощь от Виктора Андреевича, только развел руками, мол, Нина Викторовна Журавль — лучшая ученица этого выпуска, и аттестат ей портить не рекомендуется. Очень сильно.

Все это нам с Нинкой тут же вспомнилось, как только мы оказались около нашего бывшего среднего учебного заведения. Вспомнив еще пару каких-то смешных эпизодов, мы, наконец, разошлись по домам. Там я принялась составлять план проведения выходных, забыв, что все мои планы всегда трещат по швам.

Как всегда, эту субботу я очень хотела посвятить чему-нибудь полезному. Например, подготовке к экзаменам, которых в этом семестре будет куча, и все как один неприятные и сложные. Я даже составила список того, что мне необходимо сделать в субботу и старательно записала его в блокнот.

Пока писала, сидела на кухне и слушала ворчание Алексея о том, что «в этом сумасшедшем доме» он трудится у плиты «как самая настоящая бешеная домохозяйка», потому что остальные домочадцы настолько обленились и «офигели», что ему, несчастной трудовой пчелке по имени Алеша, приходится просто «из кожи вон вылазить, чтобы накормить нас, недотеп криворуких». На самом деле никто его не просил о таком подвиге, просто где-то в глубине души родственнику было жаль своих племянников, остающихся на ночь одних. Нет, определенно надо научиться готовить.