Я подняла на блондина все еще злой и уже беспомощный взгляд, но промолчала. У меня почти не было сил, чтобы вставать, так зачем же я буду говорить? Этот мерзавец недостоин, чтобы с ним разговаривали. Едва только я подумала это, как мой рот сам собой открылся, и я едва ли не прорычала:

— Кей… Кей. Ненавижу.

— Что ты сказала? — тихо-тихо, так, что я с трудом расслышала, спросил он.

— Ненавижу, — с придыханием сообщила я.

— Что? — парень все еще разглядывал меня. — Что ты говоришь? Катя, ты в порядке?

И он медленно стал подходить ко мне, осторожно, боясь спугнуть.

— Ты — Кей. И ты — Nзапрещено цензуройN, — выдавила я из себя, внимательно следя за его движениями.

— Солнышко, что с тобой? — его глаза расширились. Какой виртуозный актер!

И солнышко твое погасло, чтобы возродиться не ясным и золотистым кругом, а серебряным и мрачным — луной.

— Не смей меня так называть, — прошипела я.

— Катя… — Он вновь замер. — Что ты несешь?

— Что несу? Ты ведь все сам знаешь. А я до последнего надеялась, когда увидела кулон, что вас двое. Двое! — и к своему ужасу, я засмеялась, как последняя истеричка. А я ведь всегда презрительно относилась к ним, а теперь сама нахожусь в истерике и не знаю, что делать.

— Катя, ты о чем? — как-то жалобно и безнадежно спросил этот предатель, понимая, видимо, что его вопрос звучит не просто глупо, а наигранно глупо.

— Ты — это он! — выкрикнула я, сквозь беспричинный смех, некрасивый и совсем не подходящий для девушки. Ну и пусть мой смех не похож на милое щебетание Алины! Я такая, какая есть, и ты этого не исправишь, подлый… подлая тварь. Жаль, что злость пропадает, я бы устроила много чего дельного в этой комнатке богатенького мальчика, решившего развлечься за чужой счет.

— Кто — он? Кто? — все-таки подошел ко мне совсем близко Антон, настороженно глядя то на меня, то на разбитые плафоны. — Что с тобой? Что случилось? Катенька?

— Я не Катенька, — пьяным голосом ответила я.

— Что с тобой? Зачем ты это сделала? — сжал виски ладонями Кей-Антон. В голосе его была если не паника, то растерянность — точно.

— Ты еще… еще будешь спра-спрашивать, что слу-случи… чилось? — Я поняла, что не могу контролировать ни смех, ни внезапно появившиеся в уголках глаз слезы. — Зачем же ты так? За-зачем ты так со мной? Ведь я… Я… тебя… ты…

И я разрыдалась, закрывая вмиг ослабевшими руками лицо, чтобы он не видел моего искривленного рта и сморщенного лба, и изогнутых страдальческой дугой бровей. Дуга… радуга… Сразу же в мою голову хлынули воспоминания. А он рассказывал мне про радугу… говорил, что нравлюсь, держал за руку, обнимал и целовал. А самое главное — ведь я верила ему.

Иллюзия — вот значит кто ты, Антоша. Ты был моей большой и красивой иллюзией, хрупкой, ненадежной, обаятельной, разбившейся. Ненавижу тебя, Кей…

— Катя, перестань, не надо… — зашептал он, опускаясь рядом со мной.

— Я тебя ненавижу.

— Перестань, — тихо-тихо прошептал он, склонив голову.

— Не-ненавижу тебя, Кей.

— Я не…

— Ты подонок, — устало выдохнула я, понимая, что хочу закрыть глаза и никогда уже их не открывать.

— Но я…

— Заткнись, молчи.

— Я не понимаю, почему ты так решила! — он взял меня за руку, но я вырвала ее и спрятала за спину. Сидеть на коленях стало совсем неудобно — колено покалывало.

— Твой кулон… Ты на-настоящая тварь.

— Какой кулон? — стал озираться парень. — Пожалуйста, успокойся!

— Синий, в нем ты щеголял… Что, смешно тебе было, да? Издеваться над Катей — весьма забавное занятие? — и перестав всхлипывать, я вновь громко расхохоталась.

Истеричка. А он ведь сейчас перед тобой — всади ему куда-нибудь в сонную артерию кусок стекла, что лежит рядом с тобой. Или в глаз.

Не могу… не хочу ничего.

— Я не Кей, Катя, пойми, — пытался что-то сказать Антон, но я не слушала его, только слабо отбивалась от его рук.

— Да послушай же меня! — одним неуловимым движением крепко взял меня за запястья хозяин квартиры. — Катя!

Да перестань же ты повторять мое имя, я и так знаю, как меня зовут.

— Я не Катя, я Валентин Петрович, — стала нести какую-то чушь я. — Твой сосед с пятой квартиры… Точно!

И засмеялась, громко и с душой, вытирая одновременно слезные дорожки, свободно бежавшие по щекам, за что тут же получила хлесткую пощечину, а потом еще одну — по другой щеке. Охота безумно ржать сразу же пропала. Только вот слез стало намного больше. Надо же, второй раз при нашем Крутом Звездном Мальчике рыдаю, что он обо мне подумает?

Ты дура? Ты сама о чем думаешь-то?

— Извини, извини меня за это. Это нужно было, чтобы ты успокоилась, прости, девочка моя, — зашептал блондин, пальцы у него едва заметно дрожали, и он с ненавистью смотрел на свою ладонь. А я хотела одновременно ударить его по лживым губам и обнять. Почему — не знаю.

Как же я раньше не замечала, что это один и тот же человек?

Антон опустил ладонь на пол и почему-то дернулся. Что с ним? Трясучка началась? Током ударило? Бог решил покарать этого морального урода прямо при мне?

Недоуменно поднеся руку к лицу, он заметил немного алой крови посредине ладони. Фу, кровь… Ненавижу кровь.

— Стекло? Тут везде стекло. Ты не поранилась? — с искренней заботой спросил парень и тут же поднял меня вверх, с легкостью, как будто я весила килограммов пять, не больше.

— Отпусти меня — не нашла я ничего лучше, чем вновь слабо ударить его по теплому предплечью.

— Я тебя не… Черт, Катя!! — воскликнул он. — Тебе больно?

— Еще бы. Мое сердце сейчас лопнет. Бойся — забрызгает кровью, — как можно больше яда вложила я в эту фразу. Подействовало — человек, которого я сейчас ненавидела, на миг опустил глаза.

— Тише, не кричи, тебе очень больно?

— Почему больно? Ты пытаешься… — не поняла я, думая, что парень хочет поменять тему, но проследила за его взглядом и увидела, что на том месте, где только что были мои ноги, виднеется небольшая багряная лужица без бликов. Я умудрилась пораниться проклятым стеклом и даже не заметила этого. Третий раз за последнее время я увидела кровь, только в этот раз уже свою. Меня тут же затошнило, и волнами стала накатывать слабость. Да что же это такое? Почему именно у меня подсознательное отвращение к крови? Господи, как же я сегодня устала…

Я едва не потеряла сознание, и хорошо, что этот идиот-притворщик держал меня, иначе моей спине повезло бы грохнуться на, скажем, осколки.

На какое-то время я почти перестала воспринимать действительность. Такое чувство, что я калека: и физическая, и эмоциональная. То, что Кей взял меня на руки и принес в другую комнату, осторожно уложив на что-то приятное и мягкое и едва касаясь моего лица, убрал пряди разметавшихся волос со лба и щек, я вспомнила много позже.

Если раньше все вокруг кружилось, то теперь оставалось спокойным, только потемнело, погасло и поблекло. Ярость, недовольно уступив место светло-сиреневой Слабости, оставила меня. Кажется, ей было интересно, совсем ли переразложилась в пустоту моя Надежда.

Полностью пришла я в себя уже в огромной гостиной, освещенной вполне обычным светом. Я полулежала на диване. Колену что-то мешало. Оказалось — плотная белая повязка.

— Тебе лучше? Тебе надо к врачу? Как ты? Милая, что с тобой? — тут же засыпал меня вопросами Кей-Антон, сидевший на полу около меня, не смевший взять за руку (его ладонь нервно подрагивала рядом с моим запястьем) и с тревогой глядевший мне в глаза.

Я медленно перевела взгляд на белокурого парня и сглотнула. Он был без своих больших очков, а волосы его были убраны назад и казались совершенно другими. Даже лицо вдруг изменилось. К тому же оно было чуть влажным — как будто бы парень только что умывал его.

Точно, он.

— Кей, ты последняя сволочь на земле, — прошипела я, чувствуя себя уже вполне хорошо — только голова сильно болела и чуть-чуть колено. — За какие грехи я тебя встретила?

Двойник самого себя молча заглянул мне в глаза. А он все равно красивый, даже когда печальный. Я буду ненавидеть красивых светловолосых людей.

— Я не Кей, — каким-то отчаянным жестом закрыл лицо парень.

— А кто? Его двойник-фанат? — издевательски спросила я.

— Да нет же, нет.

— Так да или нет? Отвечай.

— Я — Антон, — твердо сказал он. — Антон, Антон, понимаешь, Антон.

— Не ври. — Пристав, я покачала головой. — И это ты мне повязку наложил? — осторожно касаясь ее, спросила я.

Это как же мне плохо от вида своей крови стало. Меня передернуло. И как стыдно… за то, что я сделала в его комнате, за то, что позволила эмоциям прорваться наружу, а, самое главное, за то, что позволила дурачить себя… Выставила себя посмешищем!

— Я, — коротко кивнул он. — Сильно болит?

— Ты меня лапал! — попробовала закричать я, но этого не получилось — голос до сих пор был тихим и глухим. К тому же едва он напомнил мне про боль, колено начало саднить сильнее.

Молодой человек пожал плечами, продолжая настороженно глядеть на меня:

— Ты ведь все равно в юбке.

— Еще бы ты с меня штаны посмел бы стянуть, — делано фыркнула я и попыталась подняться, но Антон (или мне все же называть его Кеем?) не дал мне этого сделать.

— Прекрати. Как ты умудрилась порезаться? И… зачем устроила все это? Что на тебя нашло? Хотя, я подозреваю…

— Ничего. Я ухожу. — Мне совсем не хотелось вспоминать произошедшее. — Не хочу тебя видеть. Никогда.

— Нет, ты сейчас никуда не уйдешь. Объяснись, — потребовал он.

— Что-о-о? Это я должна объясняться? Ты, чмо болотное! Это ты объяснись, — стала вновь заводиться я. — Узнаю Ваше Высочество, господин Кей.

— Я — Антон, — сухим безэмоциональным голосом сказал мне парень.

— Замолчи, просто замолчи.

— Хорошо, — он закрыл глаза и чуть дрожащим голосом проговорил: — Катя, он мой брат.

— Кто? — не поняла я, не забыв прошипеть это слово со всей своей искренностью.

— Кей — мой брат, — отвел серые глаза Антон.

— Брежнев тоже мой кузен. А Мадонна — троюродная тетя. Ты что, брат самого себя? — зло засмеялась я. — Я ухожу и не желаю тебя никогда видеть. Прав же был твой Арин. Марионеточник хренов, и не смей на меня смотреть такими глазами! — выкрикнула я. — Я тебя ненавижу.

— Успокойся.

— Ого, в твоем голосе раздражение или мне это слышится? Какой же ты гадкий! Я не буду распинаться о том, что я чувствовала и чувствую, и я не попрошу у тебя прощения за то, что сделала. Надеюсь, ты…

— Катя, — немного жестко прервал он меня. — Выслушай меня, наконец.

Он молча встал и под моим пристальным взглядом ушел в другую комнату быстрым шагом, откуда вернулся почти в тот же миг с небольшим черно-белым прямоугольником в руках.

— Вот, — протянул он мне рамку с фотографией.

— Это что? — не спешила я принимать ее в свои руки. Однако всего пара слов, брошенных парнем, и я схватила фото.

— Я и мой брат Кей, — произнес он подозрительно ровным голосом. — Посмотри, пожалуйста, и ты мне поверишь. Нас двое.

— Это… кто? — ошеломленно выдохнула я, чувствуя, как бегает мой взгляд с одного лица на другой. Кажется, я знала ответ.

— Я и Кирилл, — спокойно ответил Кей, не глядя на меня.

— Не может быть!! — зачарованно поглядела я на хозяина квартиры, а затем вновь уставилась на фото. Сзади, выглядывая из-за моего плеча, на фотографию уставилось мерцающее розово-оранжевым цветом Любопытство.

— Мы близнецы. Может.

К своему безмерному удивлению, я стала разглядывать двух молодых людей: Кея и… Кея? Абсолютно одинаковые лица, идентичные фигуры, даже прически почти одни и те же — только челки на разные стороны у обоих, да и одежда тоже разная, по цвету и по стилю: на первом черная водолазка, на которой ярким голубым пятном выделяется кулон, и черные же джинсы, заправленные в тяжелые военные ботинки; на втором — нежно-зеленый пуловер и белоснежная рубашка — ее острый воротник выглядывает из-под него, белые джинсы и остроносые белые ботинки. Здесь братьям лет семнадцать-восемнадцать, и оба такие милые… Один, в темном, сидит на стуле, закинув ногу на ногу — вероятно, это Кей. Второй, в светлой одежде, стоит за этим стулом, опершись спиной о серую стену. Кажется, это Антон.

— Какой ужас, — прошептала я, понимая, что совершила ошибку с большой буквы. К тому же волосы у Кея светло-пепельные, даже с бело-серебряным отливом, а у хозяина квартиры они остаются светло-русыми, более темными и менее яркими. Или Кей носит парик?

— Почему? — забрал у меня из рук рамку Антон — теперь мне можно называть его именно так? — Сейчас мы не общаемся. Это наше последнее фото. А вот мы в детстве. — И он протянул мне целый альбом, большой, темно-синий, с семейными фотографиями.

— Из-за мамы? — вырвалось у меня само собой, и я потерла ноющее колено.

— Не напоминай мне о ней, — отвернулся Антон.

— А где она? Ушла?

— Ушла.

— Она… слышала?

— Нет, у меня комната звуконепроницаемая. Так ты веришь мне теперь? — проникновенно поинтересовался он. Я листала альбом. Двое мелких одинаковых мальчишек смотрели на меня то с грустью, то с задором.

— Не знаю… да… — мне трудно было в это поверить, но факты говорили об обратном! — А кулон? У Кея такой же! Я видела!

— У нас они одинаковые. С детства. Это амулеты, — услышала я отрывистый ответ.

Вот черт, ты попала, детка.

Я выбросила амулет Антона?? По-моему, в этом пока признаваться не стоит. Катя, ты сумасшедшая. Он тебя убьет, честное слово, он тебя саму из окна выбросит.

Так, может, они не близнецы? Может, он обманывает?

Нет, не обманывает. Его мать тоже говорила, что у него есть брат…

— Вы действительно братья? Этого не может быть! Это невозможно! Это невероятно! — закричала я, не осознавая этого.

— Это нормально, хотя я и не хотел, чтобы у меня был такой брат, — сказал парень с горькой улыбкой.

— Он мерзкий, — тут же согласилась я. — А вы… вообще не общаетесь? — прорезалось во мне любопытство.

— Нет. Почему? Ты же с ним встречалась пару раз. Как тебе его характер? — спросил с вымученной улыбкой Антон, которого еще пару минут назад я считала Кеем.

— Ужасный! — воскликнула я, вспомнив самодовольного гнусного блондина.

— Вот видишь. Даже такая милая и спокойная девочка не смогла вынести его, — поморщился парень.

Знал бы ты, что твоя милая умудрилась выбросить, ты бы так ее не называл. Боже, что я натворила? После всего этого погрома и истерики Антон никогда не захочет видеть меня вновь. И это будет его право.

Мы пару минут молчали.

— А, Антон… У тебя есть девушка? — требовательно спросила я, вспомнив слова его родительницы. Кстати, понятно, от кого у его братца такой характер. В мамочку.

— Нет, — удивился он такому вопросу. — А если ты слышала крики матери, то знай — я не буду с кем-то встречаться по ее прихоти. Этим займется… Кей. Может быть.

Кажется, ему все же было не по себе, что я слышала слова его мамы. Антон очень нервный, хотя и скрывает это. Но я же вижу…

— Почему?

— Я думаю, ты все слышала и поняла, — туманно объяснил он, усаживаясь рядом, вытянув вперед ноги и опершись руками о диван. Подумав, парень скрестил ноги.

— Ты будешь встречаться только с тем, с кем тебе самому захочется? — напрямую спросила я. Блондин лишь кивнул.

— Я тоже, — помолчав, выдавила я. — Я тоже, поэтому… я тебя поддерживаю.

— Спасибо. И прости меня, хорошо?

— А? За что? А, ну да…

— Я не говорил. Про Кея. — Он замолчал, собрался с мыслями и продолжил: — Катя, ты знаешь, что такое иметь знаменитого и прекрасного брата? Братика, которого с детства родная мать любит больше, чем тебя? Тебе повезло: вас трое, и все вы одинаково любимы.

— Томасом, — широко улыбнулась я. — Иногда мне кажется, только им. Ну, еще и Алексеем, бабушкой и дедушкой.

— Я никогда не спрашивал. Твоя…

Я перебила парня, замахав руками — поняла, о ком хочет спросить:

— С ней все в порядке, но иногда мне грустно вспоминать. Давай, сейчас мы не будем говорить на эту тему. Иначе я опять буду реветь.

— Да, конечно. Катя, тебе сильно плохо? Ты так сильно боишься крови?

— Это фобия. Я привыкла. Знаешь, как со мной врачи всегда мучаются? — пожаловалась я. — Например, в школе меня медсестра терпеть не могла. Я постоянно падала в обморок во время прививок.

— Сейчас хорошо себя чувствуешь? Хочешь что-нибудь? — с искренней заботой спросил он, дотронулся до моих волос и провел по ним рукой. Приятно…

— Нет, я ничего не хочу. Я хочу задать много вопросов. Много. Можно?

— Да, — согласился Антоша, — задавай.

— Откуда ты знаешь, что я виделась с Кеем? — тут же прямо спросила я.

— Кирилл сам мне об этом сказал.

— Сам? Он дурак?

— Есть в нем такое, ты права, Катя.

Парень повел плечом, словно бы не хотел говорить об этом.

— Ну, почему, почему он это сделал? — не отставала я.

— Потому что ты мне понравилась, — наконец, ответил Антон мне. А приятно, что я ему нравлюсь! И этому человеку я только что устроила такое… Настоящую бурю в стакане.

— И что?

— Он узнал, что ты мне не безразлична, решил показать свое превосходство. Он так всегда делает. Доказывает, что лучше.

— Вы что, — широко открыла я глаза, — конкурируете между собой?

— Вроде того, — подтвердил Антон. Его улыбка стала злой, как будто бы его раздражал Кей, а может, и он сам себя раздражал. — Кирилл — мамин любимчик, красавец, известный музыкант и все такое.

— Вот как его зовут, — задумчиво протянула я, — Кирилл, значит.

— Из-за того, что ты мне понравилась, Кей тобой заинтересовался. Мне редко нравятся девушки… так сильно. — Парень отвернулся от меня. Я еще больше смутилась от откровенности.

— Я и не знала… что сильно тебе нравлюсь. Ты тоже мне… сильно нравишься, — проговорила я тихо и тут же спросила, сжав руки в замок: — А как же он узнал, что я тебе, ну, нравлюсь?

— Мы не общаемся, но изредка пересекаемся. Он видел нас вместе, — сухо отвечал хозяин квартиры.

— Вот оно как. Я же говорила, что он, Кей, — натуральная сволочь, Антон, а он… он… мне… — чуть не призналась я парню, что его брат мне нравился и… нравится?? До сих пор?

— Что? — не понял парень.

— Он рогатый мозгоед, — все же не стала озвучивать я свои мысли. Я стиснула ладони в замок, чтобы унять дрожь. Думаю, самому Кеечке я не нравлюсь. — Давай вместе проклянем его? И не принимай его действия близко к сердцу.

— Да.

— А еще, — я отвела глаза, — прости меня за то, что я сделала. Мне безумно стыдно.

— Я заслужил. Из-за меня, — он сглотнул, — брат тебя доставал. И, наверное, будет это делать и дальше.

— Ничего, я переживу, — пообещала я, хотя и не была в этом уверена. — А то, что со мной случилось — это штука что-то вроде аффекта. У меня так пару раз в жизни было. Не понимаю, что делаю, не контролирую себя, злая, как взбесившаяся ведьма… Кое-что даже не помню. Вот же я кретинка, да?

— Нет. Все хорошо, — элегантно поцеловал Антон мое запястье.

Я немного повеселела. Он это заметил и тут же улыбнулся.

— Антош, если ты один в один похож на брата, почему так… одеваешься-то? Почему выбрал такой… м-м-м… стиль? — мучил меня вопрос. — Ты такой красивый, как…

— Как он? — Догадался мой обаятельный собеседник, простивший мою выходку.

— Да. Ты очень красивый. Ты прячешь себя.

— Ты права. Прячу. Чтобы не быть похожим на него, — сквозь зубы выдохнул Тропинин. — Он… он бывает очень плохим человеком. Он играет с людьми, притворяется. Знаешь, сколько масок у него в запасе? Раз — и он с легкостью надевает одну. Два — вторую. Три — и новая маска наготове. Его голову посещают странные мысли, он совершает странные поступки — нормальные люди не будут этого делать, поверь. Говорят, он эксцентричен, потому что все творческие личности эксцентрики, так или иначе. Нет, он не как Сальвадор Дали — не ходит в акваланге и блестящем костюме из синей кожи, но самомнение у него почти такое же.