Едва я села, заявил:

— Вообще-то нам запретили приближаться к тебе ближе, чем на пушечный выстрел. — Миг, и прекрасное: — Поэтому, если что, ты пристала к нам сама.

Прозвучала смело, но при этом все трое заозирались, сообразив, что поблизости может оказаться кто-то недобрый. Впрочем, зря. Ведь очевидно, что этот “недобрый” выше всяких столовок — уже где, а тут Алентора можно не ждать. Не придёт.

Парни тоже это поняли, и Харт перешёл к делу. Выпалил шёпотом:

— Ева, что это позавчера было? Ну там, у разлома?

— Вы про элементалей или…

— Про всё! — не выдержал Корн.

Я вздохнула и поёжилась, ответов у меня не было. Ну разве что про эрса…

Лотерик словно мысли прочёл:

— Что за волк? Он был сам по себе? Живой? Настоящий? Или всё-таки магия? Ты ведь знаешь, что некоторые маги умеют создавать животных прямо из пламени? Волк был именно такой?

Да, о подобных “рукотворных” животных, которые, по сути, являются персонифицированным заклинанием, я слышала и восхищалась. До недавнего времени тоже мечтала освоить подобный приём.

Сейчас он, кажется, потерял актуальность — я уже не знала, нужно ли мне такое.

Что отвечать старшекурсникам я тоже не знала. С одной стороны, Алентор попросил не афишировать, а с другой, мне не хотелось лукавить. Особенно перед теми, кто вытащил из лап Свэрга, поддержал в первый учебный день и из лучших побуждений телепортировал на разлом.

Они же действительно хотели как лучше. Хотели показать зелёной первокурснице легендарное, с точки зрения магии, место. Да скажи кому из наших о том, что меня водили к восточному разлому, все помрут от зависти.

Морти, кстати, первый окочурится. Здоровяк любуется на карту разломов по триста раз в день.

Но…

— Лорд сказал, что этот волк вышел из подземного пламени, и что теперь он мой. Я назвала его Дикарём, — добавила я, понизив голос.

Харт и компания вздохнули до того выразительно, что стало неловко.

— Он наподобие стража, верно? — спросил Лотерик.

Я кивнула. Ну а что ещё сказать?

— Ну ты… уникум, конечно, — добавил Харт. — А элементали? Чего они к тебе прицепились?

Прозвучало напряжённо.

— Там, кстати, не рядовые были, — Корн перешёл на шёпот и аж придвинулся. — Ева, что это? Почему?

Как будто я знала. Увы, ответа на эти вопросы, судя по всему, не было даже у Лорда. Правда здесь и сейчас я почему-то подумала о памяти прошлой жизни… Может это как-то связано? Ведь это единственное, что по-настоящему отличает меня от других.

Впрочем, как следует зацепиться за эту мысль я не успела. Внимание перескочило на вопрос, который интересовал уже меня:

— Вам сильно влетело?

Трое огневиков сразу скукожились, втянули головы в плечи. В общем, понятно — хвалить их точно не пытались.

— Не убил, и на том спасибо, — философски пробормотал Корн.

Я улыбнулась уголками губ, но улыбка была грустной. Недовольство Алентора я понимала, но не хотелось, чтобы парни пострадали из-за меня.

— Да всё нормально будет, — видя мою реакцию, бросил Харт. — И да, тебе пора. Вон, твой тупоголовый друг уже мнётся.

Обернувшись, я увидела Морти, который действительно ждал.

— Он умный, — парировала я, вставая. Махнула рукой в надежде, что встреча не последняя, а Алентор всё-таки сменит гнев на милость и позволит нам общаться.

— Удачи, и до скорого, — сказала я

— Угу, — хором ответили огневики.

Алентор, лорд Огня

В кабинете было чисто, но мрачно и довольно холодно. Негостеприимное место. От обители, где поклоняются Пресветлому, я ожидал другого — какого-то уюта и тепла.

Иллария была под стать пространству, в котором принимала посетителей — хмурая, иссушенная временем, предельно строгая. Не желая затягивать, я сразу обозначил объект своего интереса:

— Ева. Я хочу знать, как она здесь появилась.

— Да как и большинство младенцев, ваши милость, — отозвалась женщина, дрогнув. — Однажды утром, у дверей монастыря нашли корзину с крошечной девочкой. Девочка была завёрнута в старые застиранные пелёнки и сильно кричала.

Я замер и уставился пристально. Поразило то, что женщина лгала! Причём лгала от и до. Я ощущал враньё очень остро, и это был повод рассвирепеть, а я наоборот задумался. Одно дело лукавить о чём-то конкретном, в неких эпизодах или деталях, и совсем другое — сразу, с первых секунд, говорить неправду. Любопытный поворот.

— Пелёнки были старые и застиранные? — переспросил я.

Илария с готовностью кивнула.

Прекрасно. Врать даже по поводу пелёнок — это что-то новое.

— Дальше, — подтолкнул я

— Мы приняли её, назвали Евой. С младенчества девочка получала уход и воспитывалась в монастыре, потом перешла сюда, в монастырскую школу. Ева способная, добрая. Мы растили её также, как всех остальных.

— Сколько ей было лет?

— На момент, когда Еву подкинули? — уточнила директриса.

Даже в этой фразе звучали оттенки неправды, и я всё-таки разозлился.

— Нет, когда в ней проснулась магия, — едкая ирония. — Что за глупые вопросы? Разумеется в момент обнаружения.

Иллария вновь потупилась:

— Ей было около полугода, ваша милость.

Как ни парадоксально, но снова ложь.

— Вы пытались что-то выяснить о её родителях? Вам известны их имена?

Директриса замотала головой, потом сказала:

— Мы не выясняем. Да и откуда у нас такие возможности? Детей приносят отовсюду, монастырь — единственное место в округе, где могут принять и воспитать брошенного ребёнка.

— Ребёнка женского пола, — не преминул уточнить я.

Иллария развела руками, словно извиняясь, и неожиданно добавила:

— Мальчиков мы тоже принимаем, но пересылаем в мужской монастырь.

А вот в этих словах лжи не звучало, и я хмыкнул. Тут же вернулся к изначальной теме:

— Так вы знали её родителей?

— Да откуда же, ваша милость? — Очередная ложь.

Всё. Мне надоело, и я сказал прямо:

— Мне некогда играть в эти игры, уважаемая. — Последнее слово подчеркнул голосом, и уважения там, разумеется, не было.

— Да уж какие игры, господин Огненный лорд! — женщина вздрогнула и всплеснула руками. Она не просто испугалась, а пришла в ужас. Боится, что подвергну её пыткам? А ведь я могу!

— Ева… — произнёс я, напоминая о том, ради чего пришёл.

Илария меня точно услышала, но вместо честных ответов вновь затараторила:

— Её подбросили к дверям монастыря восемнадцать лет назад, пелёнки были старые, родителей мы не знаем и знать не можем. Но Ева добрая, хорошая девочка, и то, что в ней проснулась огненная магия, большое благо!

Та-ак…

Я сделал шаг вперёд. И ещё один, и третий… Женщина знала как сильно рискует. Не дура, понимала, что врать Лорду опаснее, чем любому из человеческих королей.

Но и говорить правду она не собиралась! Не собиралась или… не могла?

Перейдя в состояние концентрации, я присмотрелся к её ауре. Никогда не разглядывал ауры монахинь, видимо поэтому и удивился, обнаружив целую россыпь невидимых простому глазу ментальных печатей — одна из них сейчас мерцала.

— Та-ак, — протянул я уже вслух.

Клятва на крови. Люди подчас глупы, раздают подобные направо и налево. А самое неприятное — против таких обетов любая магия бессильна. Иллария даже под пытками не скажет! Просто не сможет сказать.

Женщина даже не сжалась, а скукожилась под моим полыхающим взглядом. Губы беззвучно шептали какие-то слова, видимо умоляли пощадить.

А я действительно хотел убивать! И не только директрису, а всех тех, кто стоит между мной и этой тайной.

Ну и ещё одно, уже неприятно-закономерное — стоило мне нащупать ниточку, поверить, что вот-вот приближусь к разгадке, как снова тупик. Тупик! Р-р-р!

Я качнулся назад и сделал глубокий вдох, возвращая себе спокойствие. Потом потребовал:

— Скажите всё, что можете сказать. Это в ваших интересах, и в интересах Евы.

Собеседница замотала головой.

— Я могу сказать лишь то, что уже сказала, — глядя в пол, промотала она.

— Яс-сно… — Никогда не замечал за собой змеиного шипения, а вот надо же, вырвалось.

Одарив директрису прощальным исцеляющим взглядом, я направился к двери. Распахнув её, шагнул на этот убогий общий балкон и невольно притормозил, обнаружив возле кабинета дрожащую, съёженную девицу.

Девица напомнила Еву в день нашего знакомства. Ужасное платье, сильно изношенная обувь и самый замученный вид. От Евы её отличали внешность и настрой — воспитанница школы была темноволосой, круглолицей, со светлыми, как небо, глазами. Она обнимала потрёпанную худую котомку, а по щекам катились слёзы. Лицо было красным, а глаза опухшими — словно плакала всю ночь напролёт.

Илария, которая успела опомниться и, проявляя вежливость, поспешила проводить гостя, заметив девицу обеспокоилась:

— Что ты тут делаешь?

— Так вы велели прийти утром на рассвете, — пролепетала эта болезная. — Вот я и пришла.

— Кыш отсюда, — прошептала директриса. — Позже зайдёшь.

Девица вздрогнула и попятилась, протирая видавшим виды платьем, стену. Мне не было никакого дела, но я вдруг заинтересовался. Повернулся к воспитаннице и спросил: