Мужчина медленно улыбнулся, обнажив ряд тонких острых зубов, похожих на швейные иглы. Он смотрел на рядового не моргая — в какой-то момент парень вздрогнул, поняв, что у мужчины не было век. Круглые желтоватые глазные яблоки блестели, становясь похожими на стеклянные. Можно было бы так подумать, если бы взгляд не был настолько осмысленным и внимательным. Раздался треск рации:

— Что ты там застрял? — голос Глеба смешивался с помехами.

— Он ушел, но я его вижу, — Юра поднес рацию к губам и старался говорить как можно тише.

— Тогда возвращайся обратно, рядовой!

— Я пошел за ним, товарищ майор. — Парень ухмыльнулся, услышав поток ругани, затихавший в треске помех.

Глеб еще всыплет ему по первое число и будет прав, но сейчас это волновало меньше всего. Мужчина резко перестал улыбаться, когда Юра ответил на сообщение по рации. Он спрятал иглоподобные зубы за узкими синеватыми губами, червями тянувшимися через бледное лицо. Юра медленно, не отрывая глаз от мужчины, опустил рацию в клумбу и поднял вверх руки, развернув ладонями к нему. Мужчина несколько секунд не менялся в лице, но потом снова растянул губы в широкой — на все лицо — улыбке, полной желто-коричневых игл.

Юра шагнул вперед, заметив, как мужчина едва заметно отшатнулся — от неожиданности или страха. Но как только тот опять замер, глядя на него лишенными век глазами, парень продолжил приближение. Он двигался осторожно, нащупывая путь перед собой, как-то зная, что отворачиваться нельзя. Он старался даже не моргать, но это не удавалось. Каждый раз, стоило моргнуть, мужчина успевал отскочить на несколько шагов назад. Вскоре это стало бесполезным — Юра подошел к забору, слишком высокому. Он вытянул руку вверх и едва ухватился кончиками пальцев за край кирпичной кладки.

— Слышишь?

Влажный, хлюпающий голос раздался приглушенно с другой стороны стены, но будто прямо на уровне Юриного уха, как если бы говоривший точно знал, где он стоит. Парень рефлекторно кивнул, не успев ни о чем подумать. В нос бил смрад.

— Здравствуй.

Голос был странным, он заставлял морщиться. Казалось, говоривший захлебывался.

— Привет, — хрипло отозвался Юра, не придумав ничего лучше. В конце концов, он же пришел поговорить.

— Ответил! — взвизгнул голос. — Он ответил мне, ответил!

Воздух задрожал от скрежета ногтя о камень. Мужчина, стоя по другую сторону забора, медленно вел пальцами по кирпичам, завороженно глядя, как те сыплются мелкой крошкой под ноги. Он чуть приплясывал и улыбался так сильно, что в уголках синих губ выглянули темные капли крови.

— Кто ты?

Юрин голос звучал безразлично. А мужчина ждал испуга — да, страх расстроил бы его, но…

— Не помнишь? — он говорил быстро, чтобы успеть, пока густая кровь снова не заполнила его горло.

Мужчина увидел, как Юра отрицательно покачал головой. Хорошо иметь такие глаза.

— Вспомнишь, — он прижался к забору. — Тебя ждут.

— Что? — парень непонимающе уставился на забор, почти глядя в глаза собеседнику. — Кто ждет? Где?

Мужчина сглотнул кровь, чтобы ответить, но ее собралось в горле слишком много. Черная вязкая жидкость сочилась между его тонкими зубами и стекала по подбородку.

— Отвечай! — крикнул охотник.

Мужчина отчаянно глядел на Юру, растирая тыльной стороной ладони по лицу струящуюся смолистую кровь. Парень сомневался, не ушел ли этот странный человек, хотя кожей чувствовал, что нет. Но как ему, мужчине в черном плаще, сказать, как дать охотнику понять, что он все еще здесь? Он слишком долго искал этого юношу, так долго, что успел забыть, зачем вообще пришел. А потом вдруг они встретились. Прямо тут, совсем рядом.

Мужчина наклонился, извергнув из себя несколько литров густой жижи. Коротко отдышался, прокашлялся и опять прижался к забору.

— Возвращайся, — он почти выплюнул эти слова, снова подавившись уже наполнившей горло кровью.

Он хотел бы еще поговорить — это было так здорово, слышать, как тебе отвечают, вести разговор, — но времени не оставалось.

Юра быстро пробежал вдоль забора и наконец нашел высокий пень совсем рядом со стеной. Оттолкнувшись от него, он в два прыжка очутился по ту сторону, лишь чуть порвав рукав об острые шпили забора. Но все зря — он увидел только стремительно удаляющуюся спину, скрытую длинным темным плащом.

Парень побежал следом, но тот двигался слишком быстро — через пару минут мужчина пропал из виду. Краев стоял, упершись руками в колени и переводя дыхание.

Пожалуй, это был один из самых странных разговоров в его жизни. Не самый странный, но точно в первой десятке. Он опасался этого мужчины — вряд ли могло быть иначе, но это было лишь в голове, в разуме. Навязанный окружающей действительностью, той же, которая говорит, что красиво, а что — нет. Какая музыка приятна, какая — нет, какая картина — шедевр, а какая — повод отвести ребенка к психиатру.

Действительность говорила, что мужчина был устрашающ, но сам Юра нутром своим, если отключить разум, страха не ощущал. Он думал, что должен бы, но нет, этого не случилось. Что он ощущал — так это интерес и близость ответа. Как когда пытаешься вспомнить слово, а оно вот — совсем близко, крутится на языке, ты почти его вспомнил, надо еще чуть-чуть. И пока не вспомнишь, о другом думать не сможешь.

Но сейчас вспомнить не удалось. Он еще раз оглянулся вокруг и обежал несколько соседних улиц, надеясь, что снова заметит пару чернильных глаз без век, уставившихся на него. Но, не добившись успеха, покрытый уличной пылью, зашагал в сторону больницы, готовый получить разнос от новоприобретенного начальства.

По пути к больнице он сделал крюк, чтобы забрать истошно орущую рацию из кустов. Взглянул на трясущийся от сигнала (и злости Глеба) прибор, вскрыл заднюю панель, снеся в процессе пару крупных болтов, и вытряхнул блок питания.

Рация замолкла, парень облегченно выдохнул. После ужина, который, похоже, уже завершился, в больнице воцарялась тишина — и внутри, и снаружи. Трудно было поверить, что всего час назад этот парк был заполнен струящимся между вязов и яблонь движением, детским смехом и тихими разговорами.

Сейчас здесь были лишь вечерняя прохлада да мягкая тишь. Вдали слышался плеск воды — там стоял маленький фонтан. Юра присел на край клумбы и оглянулся — казалось, деревья тоже замерли, ни один листочек не шевелился. Где-то слышалось стрекотание сверчков, но достаточно далеко, чтобы не быть частью этого места.

— Я подвешу тебя на флагштоке!

Глеб чуть не выпал из окна, но кричать не перестал. Он побледнел от гнева, на лбу вздулась вена.

— Молодой человек, не шумите! — послышалось откуда-то выше.

— На часы смотрел, пацан? — сбоку.

— Юноша, — звонкий старушечий голос, — подвешивайте хоть меня, хоть голышом, но утром!

Со всех сторон на майора сыпались обвинения (и предложения сомнительного характера). Глеб решил не гневить пациентов и молча бросил на подчиненного грозный многозначительный взгляд. Юра кивнул сквозь смех и двинулся в сторону парадного входа.

Через несколько минут гневные выкрики переросли в душевные беседы между этажами, и когда Юра свернул с лестницы на третий этаж, он застал медсестер, сердито упрашивавших пациентов отложить общение через открытые окна на завтра, а лучше вообще знакомиться на прогулках, а не кричать на весь город. Женщины в застиранных белых халатах ворчали, что это больница, а не пионерский лагерь, то и дело заглядывая в палаты и шикая на развеселившихся стариков.

Спустя какое-то время на больницу вновь опустилась привычная тишина. Ее нарушал лишь редкий храп и негромко включенный крошечный телевизор у дежурной медсестры. Девушка зевала, вникая в события, которые разворачивались в простом, но не лишенном очарования детективном сериале о доблестных милиционерах, снятом как раз для таких ночей.

— Не положено, — отрезал один из прапорщиков, когда Юра подошел к нужной ему двери.

— Как это не положено? — удивился тот.

— Приказ.

Юра закатил глаза и потянулся к двери, чтобы хотя бы постучать, но второй прапорщик схватил его за руку и оттолкнул.

— Вы ошалели совсем?!

— Нам приказано никого не впускать, — снова протараторил первый, проглатывая окончания слов.

— Меня ждут, — Юра посмотрел на них исподлобья с кислой миной на лице.

Хуже глупых людей — только глупые люди, получившие приказ.

— Не положено.

— Позовите Глеба!

— Не положено.

— Майор Майоров не вносил изменений в приказ, — добавил второй.

— Погодите, что? — Юра хохотнул. — Майоров? Майор Майоров? Ха! Вот уж точно поэт-хреноплет.

Прапорщики непонимающе покосились на него и никак не среагировали.

— Кхм, а врачей вы тоже не пускаете?

— Пускаем, — ответили они в один голос, переглянувшись.

— Я врач.

— Нет, — улыбнулись.

— Откуда вам знать?

— Ты без халата, — сказал первый тем тоном, которым дуракам объясняют прописные истины.

— И без этого, как его… — второй начал щелкать пальцами, силясь вспомнить слово.

— Стетоскопа? — подсказал Юра.

— Да, точно! — радостно согласился второй.

— Я в форме медицинской. — Краев подергал себя за край больничной рубашки.