Да она и не собиралась никуда уходить. Николас Блэклок выглядел очень больным. Лицо его было смертельно бледным даже в свете костра, а лоб пересекали глубокие морщины боли. Фейт присела на колени рядом с ним. Может, его ранили в голову во время драки? Неужели это она виновата?

Его густые черные волосы в беспорядке разметались по лицу. Фейт отвела их назад. Потом вытащила платок, все еще мокрый от морской воды, и осторожно вытерла испарину с лица больного. С закрытыми глазами Ник выглядел моложе, чем показалось ей вначале. Ему еще нет тридцати, подумала Фейт.

Складки на лбу немного разгладились? Или она выдает желаемое за действительное? Фейт выпрямилась и обнаружила, что мистер Мактавиш смотрит на нее, угрюмо и подозрительно сдвинув брови. Он швырнул на землю скрученные одеяла так, словно бросил перчатку.

— Надеюсь, вы не возражаете против ночевки на песке, под открытым небом, мисс, — сказал Стивенс, выкладывая поленья замысловатым узором.

Фейт печально улыбнулась, но у нее не хватило духу объяснить, что выбора все равно нет.

— Что случилось с мистером Блэклоком?

Стивенс открыл рот, чтобы заговорить, но мистер Мактавиш прервал:

— Помолчи-ка ты, болтун! Если он захочет, чтобы она знала, то сам ей утром расскажет!

— Значит, к утру он поправится?

Большой шотландец смерил ее угрюмым взглядом.

— Ага, поправится!

— Вы можете спать здесь, мисс. — Стивенс поднял узел, который бросил Мактавиш, и встряхнул одеяла.

Фейт заколебалась. Довольно близко к мистеру Блэклоку.

Стивенс продолжал:

— Вам лучше лечь поближе к костру. Я вижу, вас искусали комары. Дым разгонит их.

Фейт потрогала рукой лицо, которое было сплошь в комариных укусах после предыдущей ночи.

— Мак будет спать вон там. — Мактавиш раскатывал себе одеяло довольно далеко от костра. — Комары его не беспокоят. И кроме того, он ужасно храпит. Я буду вон там, с другой стороны костра.

— А как же мистер Блэклок? Разве никто не будет присматривать за ним?

— Нет. Вульф будет охранять всех нас; он залает при первых признаках тревоги.

Фейт вспомнила, как огромный пес рычал и лаял, и почувствовала себя спокойнее.

— А теперь давайте-ка спать, мисс. Хороший сон прибавит вам силенок. Мистер Николас тоже скоро заснет. Как только головная боль проходит, он обычно засыпает.

— Спасибо, мистер Стивенс.

Он заколебался.

— Просто Стивенс, если не возражаете, мисс. Видите ли, я — конюх мистера Николаса. Он вырос у меня на глазах.

Фейт кивнула:

— Хорошо, если вы настаиваете.

— Спасибо, мисс. Ну, если у вас есть все, что нужно, тогда я на боковую. Спокойной ночи, мисс.

Фейт пожелала новым знакомым спокойной ночи, затем завернулась в одеяло и бросила последний взгляд на Николаса Блэклока.

Он теперь дышал ровнее, наверное, уснул. Его сильный профиль четко вырисовывался на фоне мерцания огня. Во сне он выглядел мягче, не таким суровым и угрюмым.

Беовульф бросил тоскливый взгляд в сторону бородатого хозяина, покрутился на месте, улегся на песок рядом с мистером Блэклоком и с громким вздохом закрыл глаза.

— Хорошая собака, — сказала ему Фейт.

Пес открыл один злой глаз, взглянул на нее и тихо зарычал, обнажив желтые клыки.

— Какой хозяин, такая и собака, — шепотом сказала она ему.

Фейт лежала, наблюдая, как пламя отбрасывает пляшущие тени, и думала о сестрах.

Где они сейчас и что делают? Возможно, беспокоятся. Они должны были получить ее последнее письмо, в котором она сообщала, что уходит от Феликса. Наверняка теперь сестры недоумевают, куда она запропастилась, почему ее так долго нет.

Она закрыла глаза и попыталась послать хорошие мысли своей близняшке. Иногда у них получалось чувствовать друг друга на расстоянии.

Худшим за эти последние недели было чувство беспомощности. Фейт понятия не имела, что делать. Всю свою жизнь она позволяла другим заботиться о ней: старшим сестрам, гораздо более смелой близняшке, своему дяде и, наконец, Феликсу.

Феликс. Какой же наивной, доверчивой дурой она была!

Она лежала, укутавшись в одеяло, глядя на бархатное ночное небо. Одинокая звезда казалась чуть ярче других. Она будет как эта звезда, яркая и одинокая. Так или иначе, но она научится заботиться о себе. Она больше никогда не будет зависеть от других.

Огонь тихо потрескивал. Пляшущее пламя образовывало яркое сияние на фоне ночного неба. Где-то вдалеке плескались в успокаивающем ритме волны, и вскоре Фейт тоже уснула.

Ее разбудил посреди ночи какой-то звук, она не могла понять какой. Она осторожно приподняла голову и огляделась. Ничего не видно. Беовульф сидел в напряженной позе, навострив уши, и смотрел на мистера Блэклока. Огромный пес тихонько поскуливал и царапал лапой одеяло, на котором спал хозяин.

Фейт придвинулась ближе. Пес тихо, угрожающе зарычал. Голова мистера Блэклока беспокойно металась из стороны в сторону, словно он оказался в ловушке. Лицо его не было безмятежным, но уже не казалось маской боли, как раньше. Это был скорее дурной сон, чем боль. Фейт хорошо знала, что такое ночные кошмары. Ее с сестрой-близняшкой довольно часто посещали тяжелые сны.

Фейт протянула руку и пощупала лоб Ника, легонько скользя пальцами.

— Ну-ну, все хорошо, — прошептала она. Его глаза широко открылись и невидящим взглядом уставились на нее. — Тише, — мягко повторила она. — Это просто сон. Не о чем беспокоиться.

Он слепо огляделся вокруг, словно ища кого-то.

— Ш-ш-ш... Все живы и здоровы. Все хорошо, не волнуйтесь. Спите.

Он схватил ее за руку, мгновение, не мигая, посмотрел на нее, затем снова закрыл глаза. Хватки, однако, он не ослабил и испустил громкий вздох, прижав ее руку к своей груди.

Фейт сделала несколько попыток высвободить ладонь, но не смогла даже пошевелить пальцами. Его сердце билось ровно, чуть учащенно.

Она легла рядом с ним и стала ждать, когда Ник уснет, чтобы освободить свою руку.

Его грудь поднималась и опускалась с каждым вдохом и выдохом. Как морские волны, накатывающие... и отступающие...

Ник проснулся с первыми лучами солнца.

Он потянулся и немедленно ощутил маленькую женскую ладошку, прижатую к его груди.

Кто это, черт побери? Он не помнил, чтобы ложился в постель с женщиной. Единственная женщина, которую он помнил... И тут события предыдущего вечера разом нахлынули на него. Он вспомнил девушку, убегающую от тех негодяев, и драку — Боже, это доставило ему истинное удовольствие! — вспомнил, как они обедали вокруг костра и как девушка делала вид, что ей есть где жить...

Остальное было сплошным белым пятном. У него снова был приступ. Так скоро! Проклятие!

Ник осторожно сел. Его движение потревожило ее, и она придвинулась ближе, что-то бормоча во сне.

Почему она пришла к нему ночью? Он в бриджах и рубашке, значит, между ними ничего не было. Может, замерзла? Или чего-то испугалась? Нуждалась в чувстве защищенности? Возможно.

Ник снова потянулся. Нужно проветрить голову, искупаться.

— Приведи Мака, — прошептал он Беовульву. Собака помчалась, радостно виляя хвостом. Осторожно, чтобы не потревожить спящую Фейт, Ник поднялся и посмотрел на нее. Она лежала, завернувшись в одеяло, и сладко спала. Маленький облупившийся носик и спутанные светлые локоны. Без сомнения, она измотана после вчерашних испытаний.

Утро было прохладным, несмотря на солнце. Ник поднял с земли свой плащ и накрыл им Фейт.

С противоположной стороны лагеря послышался поток шотландских проклятий. Ник усмехнулся. Вульф, по своему обыкновению, разбудил Мака, лизнув его в нос.

Фейт проснулась от запаха мужчины. Мужчины и кофе. Может ли быть на свете более божественный запах? Она глубоко, с наслаждением вдохнула и села, обнаружив, что укутана в мужской плащ. Мистера Блэклока в постели нет, сразу же увидела она. Нигде не было видно ни его, ни собаки. Должно быть, он оправился от своего недомогания...

— Хорошо спали, мисс? — Стивенс склонился над огнем. Фейт неуклюже поднялась и потянулась. При такой жесткой постели она спала на удивление хорошо.

— Вот в том котелке горячая вода, мисс. Если хотите умыться перед завтраком, можете пойти вон туда, за те кусты. Никто не потревожит вас. Николас с Маком на берегу. Мистеру Нику захотелось искупаться. Они скоро вернутся.

— Искупаться? В самом деле? — Слишком холодно для купания, на ее взгляд. Она взяла горячую воду и прошла подальше в дюны. Было так чудесно умываться горячей водой!

Фейт расправила одежду, насколько это было возможно, сожалея, что нет ничего чистого и свежего. Внезапно на нее накатила ностальгия по свежевыглаженной нижней юбке, пахнущей крахмалом, мылом и утюгом. Фейт привела в порядок волосы. По крайней мере есть хоть какая-то польза от тех лет, которые они провели в доме деда, где зеркала были запрещены. Она могла причесаться и без зеркала.

Фейт осторожно дотронулась до щеки. Опухоль вроде уменьшилась, но дотрагиваться все еще было больно. Наверное, у нее огромный, безобразный синяк. Она потрогала лицо и поморщилась. Обгоревший и облупившийся нос и следы комариных укусов. И наверное, веснушки. У тети Гасси случился бы припадок.


Фейт не думала о веснушках, когда продавала свою шляпку. Только о деньгах, которые можно за нее выручить. И о еде, которую можно на них купить.

Как бы там ни было, а веснушки все же лучше голода. Кстати, о голоде... этот бекон пахнет божественно. Несмотря на больную лодыжку, она довольно резвым шагом вернулась в лагерь.

— Кофе, мисс? Если подождете, я подам вам завтрак, когда вернутся мистер Николас с Маком. Они уже скоро. — Стивенс нетерпеливо взглянул в сторону берега, подавая ей кружку с дымящимся кофе. — Пора бы им поспешить.

Фейт сидела у огня, отпивая по глотку горячий черный кофе. Поразительно, как компания, полный желудок, хороший сон и кружка горячего, крепкого кофе могут поднять дух! Еще вчера она была лишена всего, угнетена и раздавлена. Правду говорят: утро вечера мудренее. Оно приносит надежду.

Если мистер Блэклок и в самом деле джентльмен со средствами, он может ссудить ей немного на проезд до Англии. Англия! Ей так хотелось вернуться домой. Домой, где ее любят, домой, к сестрам, к дяде Освальду и тете Гасси. Она так сильно тоскует по своим родным.

Но станет ли дом ее спасительной гаванью, как это было раньше? Она вернется изгоем общества, падшей женщиной. Ей придется в полной мере пожинать плоды собственного глупого безрассудства.

Фейт пила кофе и размышляла над своим положением. Она не сможет вернуться к прежней жизни. Ей постоянно придется общаться с людьми, которые все понимают, и она не сможет это выдержать. И раньше, когда она была одной из добродетельных близнецов [Сестры названы в честь христианских добродетелей. Фейт — вера, Хоуп — надежда. — Здесь и далее примеч. пер.] — все пялили на нее глаза. Теперь будет гораздо хуже; она станет источником любопытства и злых сплетен: падшая женщина.

Невыносимо было даже думать о том, что ее начнут называть шлюхой. Словно живьем кожу сдирают. Ей хотелось объяснить, что ее обманули, что она вышла замуж по любви.

Ее драгоценный, романтический сон звучал теперь как дешевая отговорка.

С чужими людьми и то было достаточно тяжело, а дома, среди родных и друзей...

Она не сможет смотреть им в лицо, не сможет вынести их жалости, презрения или, хуже того, самодовольной радости — одна из добродетельных близнецов так низко пала. Теперь это прозвище будет иметь ироничный подтекст и лишний раз поворачивать нож в ране.

Фейт сделала последний глоток крепкого, горького напитка и выплеснула остатки в песок. От кофейной гущи на чистом, белом песке осталось пятно. Фейт набрала горсть песка и засыпала.

Как жаль, что с ее ошибками нельзя вот также легко справиться. Ей уже никогда не удастся вернуться к прежней жизни. Она должна будет строить новую. Но какую?

Чарити и Эдвард могут взять ее к себе, могут найти для нее какое-нибудь занятие в отдаленном уголке Шотландии, куда сплетни дойдут не скоро. Фейт повозится с малышкой Авророй, своей племянницей. И Пруденс тоже скоро ждет ребенка. Фейт и ей могла бы помочь. Она любит детей, мечтает о том, чтобы когда-нибудь иметь своих...

Она закусила губу. Еще одна растоптанная мечта. Ни один приличный мужчина теперь не захочет, чтобы она стала матерью его детей.

Фейт услышала, как Стивенс тихо выругался себе под нос, и удивленно взглянула на него. Он, хмурясь, смотрел в сторону берега.

— Проклятие! Они, должно быть, думают, что вы еще спите, — пробормотал он. Она повернулась посмотреть, что его так раздражает. — Нет, мисс! Не смотрите!

Фейт изумленно воззрилась на него. Стивенс поспешил извиниться:

— Прошу прошения, я не хотел кричать. — Он заговорил спокойнее: — Э, пожалуйста, не смотрите на берег, мисс. — Он поморщился с ужасно смущенным видом. — Это неподходящее зрелище для леди.

Потом насадил толстый ломоть хлеба на проволочную вилку и вручил ее Фейт.

— Сделайте гренку, мисс. А я бегом спущусь вниз и скажу этим двоим, что вы проснулись! И не поворачивайте головы, мисс! Прошу вас! — И Стивенс побежал в сторону берега.

Озадаченная Фейт была слишком заинтригована, она должна посмотреть — всего лишь одним глазком.

Николас Блэклок и его большой шотландский друг только что вышли из моря после купания и шли вдоль берега, направляясь к куче одежды. Вода струилась с их тел. Фейт сглотнула.

Гренка покрылась идеальной золотисто-коричневой корочкой. Фейт не заметила. Она была слишком ослеплена блеском утреннего солнца на мокрых мужских телах.

На мокрых голых мужских телах. Николас Блэклок и Мактавиш были совершенно голыми. Они неторопливо шли по берегу, болтая и смеясь, бесстыдно обнаженные, гордо мужественные. Великолепные.

Хлеб почернел, затем начал дымиться. Фейт не пошевелилась.

Мистер Блэклок притягивал ее взор. Во рту у Фейт пересохло.

Греческая статуя, ожившая под ее взглядом: сплошная мужская грация и сдержанная мускулистая сила.

Ноги длинные, грудь крепкая и широкая, кожа сияет. Абсолютная обнаженная мужская красота, непринужденно идущая по берегу.

Гренка превратилась в горящую головешку.

Глава 3

Везде решающее значение имеет случай, поэтому у тебя всегда должна быть закинута удочка, рыба попадается и на такой глубине, на какой ты меньше всего ожидаешь ее встретить.

Овидий

— Гренка, мисс!

Фейт подпрыгнула.

— О Боже! — Она поспешно сбила горящий гренка в огонь. — Извините. — Ее щеки, должно быть, тоже пылали. Наверняка. Заметил ли он, куда она смотрела?

— Ну ничего. Когда Мак берется за это дело, еще не то бывает — бесполезный здоровый остолоп! — Стивенс осекся и взглянул на Фейт. — Прошу прощения, мисс. Я не хотел.

— Все в порядке, — печально сказала Фейт. — Я это заслужила. Вы доверите мне еще один кусочек?

Он пожал плечами:

— Если хотите.

Фейт, в которой пробудилось рвение, молча поклялась, что на следующих тостах не будет ни единой горелой крошки. Если б она так не отвлеклась. Благодарение Богу, что можно списать на огонь ее чрезмерный румянец. Что бы они подумали, если б заметили, как бесстыдно она пялилась? Пялилась на голых мужчин. Истинная леди отвернулась бы, как и советовал Стивенс. Фейт сосредоточилась на тосте.

И для этого потребовалось немало усилий, ибо образ обнаженного Николаса Блэклока все еще стоял у нее перед глазами.

Стивенс выложил с дюжину толстых, сочных кусков бекона на сковородку и сунул ее на угли.

Фейт все-таки время от времени бросала быстрый взгляд на двух теперь одетых мужчин, идущих по берегу. Даже одетый, Ник все равно выглядел великолепно.

Даже одетый. Какой порочной она стала! Фейт бросила идеально поджаренную гренку на жестяную тарелку, намазала его маслом и нанизала на вилку еще один.

Прошлым вечером она видела Ника крепкого, сильного и свирепого в свете костра. Устрашающий воин. Но как он лечил ее царапины и ушибы — с какой нежностью!

Этим утром, когда его мокрое тело блестело на солнце, он выглядел совсем по-другому. Вчера ночью он казался темным, мрачным и загадочным. Сегодня — как морской бог, поднимающийся из волн, — сильный, бодрый, полный жизни.

Одетый только в бриджи из буйволовой кожи и белую простую рубашку, он казался средоточием силы, мужественности. Рубашка липла к телу.

Тонкая струйка дыма привлекла внимание Фейт, и она торопливо перевернула гренка. Слегка подгоревший не считается.

— Завтрак почти готов, — объявил Стивенс, когда Ник и Мак пришли в лагерь. — Бекон жарится, мисс делает тосты, а я сейчас приготовлю яичницу. — Говоря это, он разбивал яйца на шипящую сковородку.

— Доброе утро, мисс Меррит — Николас Блэклок отвесил грациозный поклон.

Фейт уже и забыла, что вчера в спешке назвала это имя.

— Доброе утро, мистер Блэклок, мистер Мактавиш — Мактавиш издал какой-то звук, похожий на хрюканье, и Фейт сочла его за шотландское приветствие. Она посмотрела на мистера Блэклока. Глаза у него были серыми, темнее серою рассветного неба, но светлее серой зеркальной глади моря. Кожа покрыта легким загаром. Должно быть, он часто купается обнаженным. Их взгляды встретились, и она покраснела и отвела глаза, словно Ник мог прочесть ее мысли.

Он присел на корточки рядом с ней, взял ее подбородок двумя пальцами и повернул лицо к солнцу, внимательно разглядывая его.

Фейт увернулась.

— Я знаю, что выгляжу ужасно.

— Нет, царапины заживают, опухоль немного спала, а у синяков хороший цвет.

— Хороший цвет? — Она была склонна возмутиться.

— Да, они скоро поблекнут. Вы быстро идете на поправку. — Он отпустил се подбородок и потянулся к подолу платья. Фейт, чьи руки были заняты вилкой с гренком, поспешно отодвинула колени в сторону.

— Мои ноги тоже прекрасно заживают, спасибо, — сказала она твердым голосом, который дал ему понять, что она больше не намерена обнажать перед ним свои конечности.

Он усмехнулся и легким движением опустился рядом с ней.

— Надеюсь, вы хорошо спали.

— Да, благодарю вас. Удивительно хорошо, лучше, чем ожидала. А вы... вы уже вполне оправились от своего недомогания?

— Да. — Его тон ясно давал понять, что это запретная тема.

— Хорошо искупались? — Она вспыхнула, вспомнив, как он выглядел, выходя из воды, и поспешно добавила: — Э, Стивенс сказал мне, что вы ходили купаться, вы же пони... — Она осеклась и покраснела, когда он проницательно посмотрел на нее. Что это значит? Неужели он знает, что она подглядывала? Она торопливо продолжила: — Сегодня прекрасное утро. Вода холодная? — О небо, зачем она это спросила? Все лицо вспыхнуло огнем.

— Ох, дайте сюда! — Мак выхватил у нее вилку.

Гренка слегка дымилась.

— О Боже, простите! Я не заметила!

— Ага, а я заметил, — проворчал он. — Придется соскребать это ножом! — Он вытащил нож из сапога и со страдальческим выражением начал скрести гренку.

Это был единственный кусочек, и не так уж сильно он подгорел, Фейт так и хотела сказать, но Стивенс опередил ее:

— Не волнуйтесь, мисс. Мак у нас — мастер по соскабливанию горелой корки с тостов. Он частенько забывает вовремя убрать хлеб с огня. — Стивенс подмигнул Фейт, и она почувствовала себя лучше.

— Boт ваш завтрак. Ешьте, пока горячий.

Это был настоящий пир: золотистая яичница, толстые куски бекона и гренки, аккуратно поскобленные и щедро намазанные жирным местным маслом.

— Теперь, мисс Меррит, я думаю, пора вам рассказать свою историю, — сказал Ник, когда они закончили завтракать.

— Мою историю? — повторила она с не слишком убедительным невинным удивлением.

— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду! — прорычат он. — Историю о том, как юная благовоспитанная английская леди оказалась одна во французских дюнах. — Его резкая прямота была намеренной. Сейчас не время для ложной гордости. Так дальше продолжаться не может. Последствия прошедшей ночи — не сумей он вовремя предотвратить их — были бы просто ужасны.