Анна Гурова
Земля оборотней
Пролог
Корабль приближался к берегу. Шли на веслах, выгребая изо всех сил — порывистый северный ветер сносил обратно во фьорд, словно не желал пускать в гавань. Слишком холодный ветер для конца лета, пусть даже лета похъёльского.
Варг Ульф Комар — удачливый хевдинг, гроза побережий, воин и грабитель, при случае и купец, — греблей не утруждался. Он стоял на носу драккара, положив руки на пояс и таращась по сторонам. Ну и гнусная же местность эта Луотола! Вот уж воистину обиталище оборотней!
Высокое и бледное, выстуженное небо. Тускло-серое, угрюмое море. А между морем и небом — один только черный камень скал, весь изрезанный огромными кривыми трещинами, словно некий великан рубил берега мечом. Раньше тут хоть какая-то трава росла, прибрежные камни укрывал мох, пучки водорослей колыхались в прибое. А теперь — ничего. Мертвые скалы, пустые воды, и кажется, будто уже настала зима, хотя до нее еще месяца два. «Надо непременно вернуться до начала бурь», — в который раз подумал Ульф. Осенние бури в коварном Закатном море особенно страшны.
Все здесь было пропитано тревогой. Скрытая опасность невидимо разливалась и в воде и в воздухе, а особенно — в этих черных скалах. Утесы над морем вздымались все так же отвесно, отгораживая Луотолу от внутренних областей Похъёлы. Где-то за горами время от времени раздавался далекий грохот и гул, будто сходили лавины… Но какие лавины летом?
Да, прежде тут не было так мрачно. В скалах — тюлени, в море — косяки трески, на берегу — люди, а небо полно чаек и иных крылатых… созданий. И где они все теперь?
«А слухи-то не врали, — подумал Ульф не без удовлетворения. — Туны в самом деле бросили свое гнездовье. Конечно, все свои сокровища они унесли с собой… Но вдруг что-то забыли впопыхах?»
Чем ближе к берегу они подплывали, тем явственнее становилась картина запустения. Не только исчезла вся живность — сами горы изменились. Крутые склоны прочертили следы недавних оползней, а половина гавани была погребена под каменными обломками. Ульф прищурился, высматривая среди руин поросшую мхом крышу своего склада.
— Не могу сладить с этим ветром, — раздался рядом с ним хриплый голос.
К хевдингу, пошатываясь от усталости, подошел Лакс, заклинатель погоды, знаток рун и скальд, что, впрочем, не мешало ему быть таким же разбойником, как Ульф. — Вот уж воистину проклятая земля! Говорят, во всем виновата старая ведьма Лоухи, что она вызвала гнев богов… Что же тут случилось?
— Что-что? — проворчал Ульф, рыская взглядом среди осыпей. — Земля тряслась, и скалы упали. Раньше не видел, что ли, как это бывает? Ага! Вот они, мои склады! Слава Хару Одноглазому, оползень прошел стороной! А вон еще дома уцелели! Ух, пошарим тут сейчас! Гребите к берегу!
— Нет! — перебил его скальд. — Там неладно. Что-то нас поджидает там. Чувствую — оно нас уже увидело…
— Что еще за «оно»? — раздраженно спросил Ульф. — Тролли? Оборотни?
Лакс отер со лба пот холодной рукой.
— Не понимаю, — бормотал он. — Но это нечто — не от нашего мира. Оно не враждебно и не дружественно, но мы перед ним — что пена на волнах… Оно тут все и разрушило…
— Ну и что с того? — буркнул хевдинг. — Высадиться-то можно или нет?
— Я пока не пойму. Не мешай, дай послушать…
Ульф пожал плечами и замолчал. А скальд снова зажмурился, чтобы обычное зрение не мешало ему скользить вниманием по грани Изнанки, откуда приходят песни, проклятия и пророческие видения. Лакс слушал, и вдруг руки у него задрожали, и пот снова потек по спине. Он понял, что это «нечто» точно так же прислушивается к нему. «Нечто» с легкостью видит его насквозь, оно читает его мысли и мысли всех на этом драккаре — нет, не мысли, желания! И от них, от желаний, будет зависеть — как оно с ними поступит…
— Надо поворачивать! — с трудом выговорил он, открывая глаза. — Скорее, назад!
— «Поворачивать», — передразнил Ульф заклинателя, — а там у меня осталось тюленьих шкур, и китового жира, и рыбьего зуба столько, что хватит на три таких корабля вместе с командой и с тобой в придачу. Думаешь, я все это оставлю тут гнить? Нет уж!
— Хочешь гнить рядом? — вкрадчиво спросил скальд.
Хевдинг взглянул злобно, отвернулся и крикнул:
— Гребите к берегу!
Крошечный кораблик качается на волнах. Скорлупка, рыбья чешуйка… Даже забавно: такой беспомощный, такой уязвимый, и все же ползет вперед, упрямо выгребая против ветра. Достаточно уронить в море скалу да хоть бы вон ту, которая и так еле держится, чтобы его накрыло волной… Один всплеск, и снова станет тихо и спокойно.
А вот существа на палубе… Как просты и ясны их желания — мелкие и глупые. Жажда наживы. Желание жить. И все. Обычные помыслы смертных, они могут воплотиться и сами…
Все, корабль больше не интересен.
«Убей их!»
Гораздо более сильное желание приходит из холодных глубин. От той, что всегда желает смерти и не может насытиться. Но к чему убивать? Это всего лишь обитатели Мидгарда, однодневки, даже не чародеи. Они скоро умрут сами, а их желания не имеют никакого значения… Они ничего не знают о сампо. Да если бы и знали…
«А я говорю — убей! Иначе вскоре они вернутся, только их станет вдесятеро больше. И могут привести с собой других, более опасных — тех, кто знает о тебе, у кого есть сила…»
Сампо не отвечает. Оно не видит причин губить однодневок. Оно и не создано для убийств. Оно еще помнит, что когда-то было частью Древа, родственного всем деревьям в мире. Древа, рожденного самой Вселенной, чтобы дарить трем мирам жизнь, а не гибель; быть основой порядка, а не хаоса.
Но желанию, приходящему из глубин, трудно сопротивляться. Мало что в мире есть более сильное, чем желание бога. Или богини.
Огромное дерево, чьи ветви и корни змеятся в темноте подземного мира, разрушая изнутри горы Похъёлы. Огненная лава течет по жилам земли, но почти не согревает их. А сампо растет, подгоняемое злобной волей из глубин. Растет против всей своей природы — вниз.
Прямо сквозь подземный огонь — к смертельному холоду Хорна…
Сампо сопротивляется. Оно не хочет расти туда, куда его подталкивает могучая воля Калмы. Там тьма, холод и боль, там нет пищи для корней. Там ему суждено превратиться в нечто такое, чему в трех мирах и названия нет… Желание Калмы — чтобы побег Мирового Древа рос вниз, в Хорн — отвратительно самим законам мироздания.
Но сампо было создано, чтобы выполнять желания.
«Мир крутится вокруг Мировой Оси, только потому, что его двигают желания богов.
Если бы они исчезли, время бы остановилось.
И тогда Мировая Ось станет ненужной… и переломится под тяжестью неподвижной Вселенной».
Так нашептывает Калма, богиня смерти.
«Теперь ты мое. Поэтому выполняй мои желания. Повинуйся».
Скала над Луотолой начинает потрескивать, вниз с шорохом бегут мелкие камушки… Скоро ее вершина упадет во фьорд, и волна слизнет кораблик, как муху…
«Еще одни! С севера!»
Теперь желание из глубин еще сильнее и определеннее. Вот и явились те, кто знает про сампо. За ним-то они и пришли. Забрать его! Украсть! Ненависть Калмы передается молодому Древу.
Трещина перестает расширяться, скала застывает на месте. Варги забыты. Все внимание сампо — на север. В сторону Внутренней Похъёлы.
— Клянусь ледяными Вратами Хорна! Вы гляньте, что тут творится!
— Да-а… и месяца не прошло, а Луотолу не узнать… Будто и не было тут никогда нашего гнездовья…
— Заткнитес-сь, — прошипела Лоухи.
Три туна стояли на выступе скалы, издалека обозревая горный хребет, отделяющий внутренние области страны от моря. Лоухи, бывшая теперь уже Хозяйка Похъёлы, и два ее родича, которым она еще могла доверять. Оба были немолоды, многоопытны и искушены в колдовстве, но не смогли удержаться от возгласов изумления, увидев, во что за считаные дни превратилось их родное гнездовье.
«Но почему? — со злобой и отчаянием подумала Лоухи. — Что я сделала не так?! Когда допустила ошибку?»
Скалистый хребет растрескался, как лед в жаркий день. В глубоких извилистых трещинах рдела лава. Со всех сторон поднимались в воздух удушливые испарения, что просачивались из растревоженных недр. Земля дрожала, над горами стоял монотонный гул.
— Нам туда нельзя, — убежденно сказал один из тунов. — Там смертельно опасно. Для тебя, Лоухи, — особенно.
Лоухи поморщилась. Она и сама это чувствовала, причем получше других. Знала — сампо хочет ее гибели. Подумать только, сампо — ее сампо — стало ей враждебно! Эта нелепая деревянная мельница, над которой она сама вначале посмеивалась, которую так долго к себе приучала, и сама училась с ней управляться — чем она теперь стала? И главное, почему?
— Надо попытаться, — угрюмо сказала Лоухи. — Давайте-ка, слетайте на разведку!
Оба родича нахально сделали вид, что не расслышали. Время, когда Хозяйке Похъёлы было достаточно сказать «я желаю», увы, закончилось.
— А, чтоб вас пожрали демоны Хорна! Полетели вместе! В пещеру можете не заходить, я спущусь одна. Если со мной что-то случится…
Лоухи замолчала. Хотела было сказать: «новой Хозяйкой Похъёлы станет дочь моя Ильма», но промолчала — ибо какая еще Хозяйка, у которой даже гнезда своего нет?
— Ладно, полетели, — нехотя произнес старший тун, расправляя крылья. — Ветер северный, авось проскочим. Попробуем подняться повыше над хребтом…
Оборотни распахнули сизые крылья, совершая превращение. Вскоре три крылатых существа, издалека похожих на орлов, уже поднимались все выше и выше, к самым облакам, оставляя горы далеко внизу.
Но стоило им поравняться с первыми отрогами барьерного хребта, как прямо перед ними проснулся вулкан.
Издалека это выглядело даже красиво. Разверзлась гора, и в воздухе неторопливо выросло облако пепла. Оно вздымалось, кудрявясь, словно крона дерева на ветру. У его корня мерцало слепящее пламя…
Туны одновременно склонились на левое крыло, огибая плотное облако… И тут в уши им ударил ужасный рев. И удар ветра — с юга.
Лоухи, не раздумывая, повернула обратно и изо всех сил понеслась к северу. Краем глаза она видела, что то же самое сделали ее родичи. Но они не успевали. Волна горячего, вязкого воздуха ударила их, закружила, швырнула вниз. Ветер был не просто горяч, а ядовит и полон частичек пепла. В нем нельзя было лететь; им было невозможно дышать. Туны уже не могли даже взмахивать крыльями; их несло помимо воли, словно птиц, попавших в бурю. Их окутала тьма. Воздух стал как камень… а потом исчез вовсе.
— Мать Калма! — воззвала Лоухи, хрипя и задыхаясь. — Спаси, помилуй!
…Спустя долгое время облако пепла отнесло ветром к востоку, и оно неторопливо уползло, оставив под собой плоскогорье, покрытое густой, горячей черной грязью. В грязи что-то трепыхалось. Кашляя и бранясь, Лоухи выбралась из липкой каши и кое-как поднялась на ноги. Протерла глаза, огляделась и застонала. Перед ней извергался вулкан, выбрасывая к небу огненные фонтаны лавы. От родичей не осталось и следа.
— Мать Калма! — прохрипела Лоухи. — Ну за что ты так со мной?!
Она и не догадывалась, что на этот вопрос есть совершенно определенный ответ.
…Только-только высадившиеся на берег варги замерли и подняли головы. Гул, доносившийся с той стороны гор, вдруг резко усилился. Над гребнем, клубясь, поднималось огромное облако пепла.
— Надо уходить! Немедленно! — проорал Лакс прямо в ухо Ульфу.
Но хевдинг колебался:
— Ветер вроде бы меняется… Давайте, бегом к складу и тащим на корабль все, что подвернется!
Ответом на его приказ был крик одного из гребцов. Тот показывал не на вулкан за горой, а на скалу, нависшую над гаванью. Скала медленно отделялась от горного склона, трещина росла на глазах…
— …Не раздавит, так смоет! — долетел крик сквозь усиливающийся грохот.
Ульф стиснул челюсти, бросил последний тоскливый взгляд в сторону складов и заревел:
— Видно, боги против нас сегодня! Отплываем!
Волна от упавшей скалы догнала их уже в море. Качнула, подбросила, корабль заскрипел, но выдержал. И, подхваченный северным ветром, стремительно поплыл восвояси — чтобы больше сюда не возвращаться.
Маленький отряд идет через осенний лес. По ночам над землей поднимается туман, стоит в воздухе до позднего утра. В тумане влажно чернеют стволы елей и сосен. Березы уже облетели. Под ногами трещат черничники, чавкает грязь, мох липнет к сапогам. Далеко позади осталась безымянная речка — приток Яннего, которая вела их к северу. Плыть на каяках в преддверии зимы — невеликое удовольствие, но все понимали, что это была самая легкая часть пути. Когда впереди возник красноватый гранитный утес — знак, о котором предупреждал Вяйнемейнен, — пристали к берегу. Речушка ушла дальше, сворачивая к востоку, в земли саами. На берегу поджидала охотничья стоянка: пустая замшелая землянка с провалившейся крышей. Последний раз тут, видно, останавливался сам Вяйно лет сто назад. Задерживаться не стали — спрятали под уцелевшим навесом каяки и дальше пошли пешком. В сыром тумане, в сонной тишине.
В поход они выступили впятером. Как ни настаивал Ахти, как ни возмущался, а пришлось ему отправить своих воинов обратно на Лосиный остров.
«Два десятка вооруженных парней — это, считай, вторжение, — сказал Вяйно. — А пятеро пройдут — никто не заметит».
И вот теперь пятеро шагают через лес на север — а в небе над ними последние косяки птиц улетают на юг. Впереди темная Похъёла, земля колдунов, где поклоняются Калме, богине смерти. Калма подстроила так, чтобы похъёльская колдунья Лоухи добралась до корня Игдрасиля, Мирового Древа, раздобыла кусочек священного Древа и сотворила сампо — волшебную мельницу, исполняющую желания. Но сампо оказалось старой ведьме не по зубам. Исполняя желания смертных, оно исподволь начало разрушать строй мироздания — как и задумала Калма.
Так сказал вещий старец, мудрый Вяйнемейнен.
«Так что, Ильмо, придется тебе идти в Похъёлу, — сказал он молодому охотнику, своему бывшему ученику. — С тобой благословение богов и предков — то есть мое. Отбери сампо у Лоухи, пока она по своему невежеству не погубила весь мир».
Не слишком-то рад был Ильмаринен его словам, а куда деваться? Против благословения богов не попрешь. Ильмо — охотник-одиночка. Любит лес больше, чем собственный род. Немного умеет колдовать. Словом, ничего особенного в нем нет. Но именно на него указало похъёльское пророчество: «Сампо похитит человек из рода Калева». Поэтому Лоухи послала сына, чародея Рауни, чтобы тот нашел и убил Ильмо. Но Рауни погиб, а пророчество стало известно карьяла. И теперь боги избрали Ильмо для похода в Похъёлу, а родичи, боясь мести Лоухи, радостно выпроводили его из дому. Хотя Ильмо понятия не имеет, что будет делать в Похъёле и как добудет сампо. И что такое это сампо? Никто из людей его даже не видел!
С ним идет его старый друг Ахти Каукомьели. Ахти — отважный воин, искатель приключений. Больше всего ему нравится странствовать с варгами по Закатному морю, открывая новые земли и попутно их разоряя. Именно этим он надеется заняться и в Похъёле.
Третий — Аке Младший, кормчий из племени варгов. Когда-то его отец служил Хозяйке Похъёлы и участвовал в том самом походе к корням Мирового Древа, когда и было обретено сампо. Аке хочет найти Лоухи и снять со своего рода проклятие богов — чтобы зажить, наконец, нормальной жизнью. Для варга, конечно.
Четвертый — Йокахайнен, молодой саамский нойда. Он родился в Похъёле и еще недавно служил тунам, но его хозяин Рауни погиб, и теперь он хочет стать учеником Вяйно. Йокахайнен — чрезвычайно полезный человек в отряде. Он единственный из всех знает обычаи Похъёлы и язык тунов. К тому же он настоящий колдун — а идут они в такие места, где без магии — как без рук.
Пятый — маленький, мрачный Калли, холоп Ильмаринена. Никто не воспринимает его всерьез. И напрасно.
— Эй, парни, стойте!
Ахти, шагавший первым, остановился.
— Что там?
Прямо перед ним росла высоченная сосна, за ней, куда хватало глаз — россыпь ледниковых валунов. Предстояло снова выбирать дорогу.
— Куда идем? Налево или направо?
Ильмо и Йокахайнен одновременно показали в разные стороны.
— Туда!
Они переглянулись, обменялись усмешками.
Вдруг позади них раздался холодный глубокий рык, гулкий и раскатистый, как из колодца. Все застыли. Аке схватился за рукоять секиры. Ильмо осторожно оглянулся — и рассмеялся. Позади него на дереве сидел огромный ворон, которого Вяйно послал «приглядеть за ними». Ворон приглядывал так ненавязчиво, что о нем все давно забыли.
— Ого! — воскликнул Аке. — Вот это голосище! И что он хочет нам сказать?
— Почему ты сказал — «туда»? — спросил Йокахайнен, уже без улыбки.
Ильмо покачал головой. Казалось бы, и справа, и слева от каменной россыпи был всё тот же лес. Но тот лес, что слева, определенно нравился охотнику больше. Левая сторона словно манила. Что это — предчувствие? Или просто блажь?
— Слева посветлее и земля посуше, — сказал он, словно оправдываясь. — А справа что — лес как лес. Обычный.
— Вот именно. Лес как лес. И хорошо.
— Левая сторона несчастливая, — напомнил Калли.
— Киньте кости, — предложил Ахти.
— Кости кидают по серьезному поводу, а не на каждой развилке, — возразил Аке.
— А что может быть важнее правильного выбора пути? — сказал Ильмо. — Шагнул не туда — всё пропало. Это как с деревом: если изначально криво пойдет в рост, то потом уже не выпрямится. Давайте, чтобы знать наверняка, сделаем вот что. Эй, Калли! Залезь-ка на эту сосну и оглядись!
Калли, шедший последним с огромным заплечным мешком, тут же скинул его на землю, придирчиво оглядел сосну, подпрыгнул, ухватился руками за обломанный сухой сук и вскоре исчез в ветвях — легко, как белка.
Спустя недолгое время сверху донесся его голос:
— Ну, забрался. Дальше что?
— Горы видишь? — зычно крикнул Аке.
— Нет тут никаких гор.
— Как нет?!
Сверху посыпалась хвоя. Калли ловко спрыгнул на землю:
— Какие-то облака в той стороне — и всё.
Аке рассмеялся:
— Так это и есть горы! Ты что, гор не видал?
— Как же не видал! — насупился Калли. — А гора Браге?
— Браге — это не гора, а просто большая кочка!
— Видите, я не ошибся, — довольно сказал Ильмо.
Путешественники снова закинули мешки за плечи — и двинулись дальше, обходя слева каменный завал. Ворон недовольно каркнул им в спину, но никто не обернулся.
И снова потянулись сумрачные боры, ельники, овраги…
Перед самым отплытием Ильмо наконец принял решение, каким путем идти на север. После долгих колебаний он выбрал самый короткий путь: через горный хребет, известный как Врата Похъёлы. От многомесячного пути через земли варгов он отказался сразу. Оставался еще путь через земли саами, за который выступал Йокахайнен. Но чем жарче уговаривал их нойда, тем меньше Ильмо хотелось туда идти. Нет, он верил в искренность Йокахайнена. Но он еще не забыл, каким был молодой саами в первые дни их знакомства: высокомерным и дерзким, однако в любой миг готовым унизиться, склониться перед силой. А что, если все саами таковы? Зачем вводить похъёльских рабов в соблазн? И опять же — новая задержка, зимовка… Может быть, восточный путь и безопаснее. Но лучше уж хийси и дикие звери, чем ползучее человеческое коварство.
