Пока мужчина заваривал чай, сказала:

— Простите, что вмешалась. Нашла вас, свалилась как снег на голову. Мне просто хотелось узнать: кто его бросил? И почему?

Мужчина скупо улыбнулся:

— Мы с Тошкой, честно сказать, не очень ладили. Он, хоть малявка, такой собственник! Сразу в штыки меня воспринял. Я Насте руку на плечо — рычит. В спальню вообще вдвоем не уйди — на дверь бросается, воет. Но я надеялся: наладим отношения. Это она предложила…

Осекся.

— Что? — поторопила Алена Андреевна.

— Тошку своей родственнице отдать. А нам — взять другую собаку. Щенка. И воспитывать его под себя. Чтобы он любил и уважал обоих хозяев. Я ей сказал, что так нечестно. Но Настя заверила: пес попадет в хорошие руки.

— Тошка очень тоскует, — честно сказала Алена Андреевна. — Но возвращать его я не буду. А вам желаю найти хорошего, породистого щенка. И воспитать его под себя, — не удержалась от сарказма.

Теперь она точно знала: хозяйки у малыша-йорка нет. Придется ей самой становиться ему новой мамой.

* * *

Смерть и похороны деда Юры лишь ненадолго всколыхнули улицу Удалова Щель. В последний путь проводили, на поминках выпили — и каждый к своим делам. Одна Василиса Петровна успокоиться не могла.

Сосед покойный не то чтобы богато жил, но хозяйство у него было крепкое, Василиса на многое заглядывалась. Лично она траву по старинке косит, косой да ручками белыми, а у Юрия Михайловича — импортная газонокосилка. И растения она от паразитов, как большинство в их поселке, из обычного пульверизатора опрыскивает, тогда как у соседа — прибор аккумуляторный, дорогой.

Теперь, когда получила доступ в опустевший после смерти хозяина дом, еще много чего приметила. Микроволновая печь немецкая. Телевизор с экраном огроменным. Даже вафельница электрическая и пароварка имеются, только подумать!

Продукты, что в холодильнике и подполе оставались, Василиса Петровна себе прибрала — на то у нее санкция от сына имелась. Имущество, ясное дело, не тронула — не воровка. Но раздумывала: что дальше-то будет? Денис, столичный фрукт, сказал: без отца ездить сюда не станет, значит, на продажу выставит. Неужели вместе со всем, что внутри, — а тут и светильники из хрусталя, и ковры на полу?!

У нее приятельница, риелтор, рассказывала: жилье, когда обставлено, в цене совсем немного прибавляет. Покупатель — он ведь под себя все хочет. Зачем ему шкафы, портьеры, картины на стенах? Поначалу в чужих интерьерах поживет, а потом раздаст родственникам или на продажу выставит. А вот ей бы ну очень вещи покойного пригодились. У самой меблишка дрянная, еще советских времен, из ДСП, техника бытовая древняя. Предложить, может, Денису, что сама выкупит?

Но посмотрела по ценам и приуныла. Микроволновка такая — целых пятнадцать тысяч, если новая. Допустим, сын покойного ей скидку даст — за то, что б/у. Но хочется ведь и шкаф натурального дерева, и вазу хрустальную в форме ладьи, и диванчик велюровый. Если за все платить — никаких сбережений не хватит.

А может, Денис и вовсе не продавать — сдавать дом надумает. Вместе со всем имуществом. Тогда точно съемщики хорошие вещи мигом раздолбают.

Тут бы какую хитрость проявить. Дипломатию.

Василиса Петровна вспомнила похороны и поминки. Сын покойного на них, сказать прямо, смотрелся белой вороной. В ботинках по виду из настоящего крокодила, не пил почти, в разговорах общих не участвовал (да все местные, едва чужак приближался, сразу замолкали). И слова за помин души сказал мудреные. Точно Василиса Петровна не помнила, но смысл: как жаль, когда молодые уходят. Хотя какой сосед молодой, если ему семьдесят шесть было? Ей вот только шестьдесят, и то себя хорошо пожившей считает.

И все подкатывал, выспрашивал, как покойный последние дни провел? Не прибаливал ли, не расстраивался?

Она спросила:

— Зачем вам это?

А Денис в ответ:

— Не верю я, что инфаркт на пустом месте может случиться.

Василиса Петровна вспомнила, как их терапевтиха говорит, повторила:

— Чего удивляться? Сосуды к такому возрасту изношены.

Он в ответ рассердился:

— Отец не пил, не курил. Каждый день зарядка, воздух свежий. Рыбалка. У него ресурс оставался — минимум лет на двадцать.

— До девяносто шести, что ли? — усмехнулась.

— Именно так! Я его недавно уговорил скрининг сделать. Фактический возраст — на шестьдесят. Жить бы еще да жить.

Про скрининг Василиса Петровна знала — рекламу по всему поселку развесили. Но никто не идет — чего деньги на глупости тратить? Тем более и доказательство налицо: соседу долгие годы обещали, а инфаркт в одночасье скосил.

Но то, что Денису очень хочется в смерти отца виноватого найти, Василиса Петровна на заметку взяла. И даже хотела наябедничать, что Наташка-то на похороны не пришла. Но подумала: чего болтать, мало ли какие у человека причины? Может, трупов боится. Или чужачкой в их обществе себя чувствовать не хочет.

Наташка — молодайка с соседней улицы. В поселок переехала лет десять назад, но до сих пор считалась пришлой. Чем-то на Дениса похожа — тоже не вписывалась в местные привычки-правила. Вместо огурцов и клубники в огороде цветы выращивала. По утрам во дворе на коврике диковинные позы принимала — делала гимнастику йогов. На море ходила в любую погоду — хотя любой коренной житель купался в сезоне единственный раз, в начале сентября, когда дети по школам разъезжаются, пляжи пустеют, а вода еще теплая.

Юрия Михайловича Наташка обхаживала. В гости приходила — вместе чаи гоняли во дворе. И на корыте своем плавучем он ее катал. В плане, чтобы целовались или ночевать, допустим, осталась — Василиса нет, не приметила. Соседи тоже не болтали. Но дружба меж Наташкой и отцом Денисовым наличествовала. Надо бы узнать, чисто из любопытства, — почему не пришла проводить в последний путь?

Телефона Наташкиного у Василисы не имелось, но где жила — знала. Улица Зеленая, извилистая, в гору, никаких туда автобусов. Ничего, дошагаем.

Взяла клюку, отправилась. Пока шла, вспоминала, как однажды с соседом покойным спорили. Тот убеждал: «Василиса, ты женщина в самом соку, и ноги у тебя не больные. Зачем с палкой ходишь?»

— Так проще с ней! — отбивалась.

А он настаивал, что не нужно искать легких путей, и организм следует постоянно в тонусе держать. Убедительная вроде теория — только сам теперь в земле сырой, тогда как она шагает себе по поселку, греет косточки под солнцем осенним. Пусть и опираясь на клюку.

Дом у Наташки — мазанка неухоженная, типичный для оригиналки. Калитка заперта. Постучалась — ответа нет.

Заглянула в просвет в заборе: во дворе пусто. Дверь в лачугу закрыта. Но что приметила странное: у калитки виноград собран, в ящике. И над ним — туча пчел, мух, птички тоже подскакивают, клюют ягодки. Судя по количеству нахлебников, пируют давно. Зачем на улице-то продукт бросать? Бесхозяйственно. А еще удивило: на веревке белье выстиранное полощется. Простынь перекручена, полотенце и вовсе на землю слетело — вчера ветрище задувал. Нормальная хозяйка давно бы поправила, но что с Наташки взять?

Василиса Петровна постучала в калитку еще — долго, громко.

Из соседнего дома выглянула старуха, осудила:

— Чего колошматишь? Нет ее.

— А куда делась?

— Да пес знает. Дней пять не вижу.

— Уехала, что ли?

— Понятия не имею.

Юрий Михайлович умер неделю назад. На похоронах Наташка не показалась и все дни после, получается, шляется неизвестно где.

Бабку соседскую Василиса не знала, но по виду — местная, из Абрикосовки. Сказала ей доверительно:

— Я Наташку ищу. Она с Михалычем дружила. Который преставился. На лодке его каталась, на чаи приходила. А на похороны — не заглянула даже. Странно.

Старуха заинтересовалась:

— Тот Михалыч, кто дом у моря собирался покупать?

— Ну да.

— Наташка к нему подкатывала, что ли?

— Свечку не держала. Но Михалыч всегда расцветал, когда приходила. Солнышком называл.

— А мне ни слова, — осудила старуха.

— Вы с ней общались?

— По-соседски. Но говорить с ней не о чем. В делах огородных — ноль полный, о себе ни гу-гу.

— Откуда она вообще в Абрикосовке появилась?

— Говорила, в Москве раньше жила, а сюда отдыхать приехала и влюбилась в поселок. Решила остаться. Купила этот домишко.

— В здравом она уме? Жилье в столице на мазанку в наших краях променять?

— Я тоже считаю: дура, — согласилась собеседница.

— А родственники какие, дети есть у нее?

— Никогда не рассказывала.

— Говоришь, дней пять ее нету? Уехала, что ли?

— С чемоданом не видела. Но, может, пропустила, — развела руками соседка.

«Странная, очень странная история», — думала Василиса Петровна, шагая домой.

Может, к своей выгоде новые знания использовать?

Вернулась домой, позвонила Денису. Разговор построила по-деловому:

— Давайте, как у вас в Москве принято. Ты — мне, я — тебе.

— Что хотите, Василиса Петровна? — спросил грустно.

— Кое-что из имущества вашего батюшки купила бы. Если отдадите со скидкой.

— Можно. А что взамен предлагаете?

— Информацию к размышлению.

* * *

Интересно человек устроен. Пока Денис с ними жил, Садовникова уверенно исполняла роль матери семейства-мегеры. А когда «возмутитель спокойствия» их дом покинул — вдруг осознала: перегибала она палку, когда требовала от приемного сына сплошных пятерок и безупречного порядка в комнате.