Таня оглянулась на Митю — мальчик сладко спал. Тогда попросила:

— Расскажи про что-нибудь интересное. Из твоей практики.

— Зачем дела давно минувших дней ворошить?

— Ой, тоже мне, агент секретной службы! Ты давно под колпаком. Забыл, кто у меня отчим?

— Я в курсе, что нахожусь у ведомства Валерия Петровича на заметке. Но раз до сих пор на свободе, значит, во всех их досье — исключительно домыслы с подозрениями. Иначе бы глубокоуважаемый полковник Ходасевич мне первый не позволил наслаждаться обществом прекрасной дамы. Еще шампанского, Танюша?

Летели они по ее настоянию в экономклассе, — желание Дениса шикануть и взять бизнес Садовникова решительно пресекла. Свои деньги на роскошь тратить жаль, у Богатова одалживаться — тем более неохота. Но тот и здесь сумел подсуетиться-подмазать. Сидели в итоге в самом удобном первом ряду, еду-напитки им из бизнес-класса носили.

— Не хочу я шампанского. Лучше скажи, «Бассейн в Гареме [Картина Жана Жероме «Бассейн в Гареме» стоимостью один миллион долларов похищена из Эрмитажа 22 марта 2001 года.]» за сколько надеялся продать?

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — улыбнулся невинно.

— А с пермским инкассатором деньги как поделили? [29 июня 2009 года в Дзержинском районе Перми произошло одно из самых крупных в истории России ограблений. Инкассатор Сбербанка Александр Шурман похитил 250 миллионов рублей. По некоторым данным, у него имелся сообщник, которого так и не установили, часть денег вернуть не удалось.] В равных долях?

— Таня! Я никогда в Перми даже не был!

— Но все равно ты не просто авантюрист, а наглый вор. Понятно, почему тебя отец знать не хотел!

— Танюш! Я бате в пятнадцать лет сам сказал: клерком не буду. Не тот характер. Но воровать — особенно у людей честных — тоже не мое. Иное дело у мошенника часть прибыли изъять. Да, изредка зарывался. Но в целом — если на суде перед людьми и Богом — в жизни никого не убил. Не предал. Так что батя, в конце концов, меня понял. Простил. И в последние лет пять я к нему в Абрикосовку ездил каждое лето. Вместе на катере ходили, я ему огород вскапывал, ремонт помогал делать. А однажды спросил: «Пап, у тебя есть мечта?» Думал, ответит банальность: что внуков хочет. Но он мне про дом рассказал, о котором, оказывается, грезил с самого детства. Я, конечно, немедленно разбираться: кому сейчас принадлежит, не хотят ли продать. Но хозяева встали насмерть — ни за какие деньги. Больше года к ним клинья подбивал, а потом — очень для меня кстати — жить в России стало немодно. И они согласились. Как батя обрадовался! Мечтали вместе: коптильню оборудуем для ставриды, будем на террасе пивком баловаться со своей рыбкой, на море смотреть.

Глаза Дениса повлажнели. Таня еле удержалась, чтоб не прижаться к нему, не шепнуть на ухо слова утешения. Но нет, нельзя давать себе раскисать. Хотя Дениса реально жаль. И его отца тоже.

* * *

К москвичам Василиса Петровна относилась, как и многие в Абрикосовке, настороженно. Но Денис, хотя давно столичный житель, — все-таки свой, из местных, сопляком еще помнила. Любил, озорник, подглядывать, как она, тогда совсем молодая, в огороде с пацанами целуется. Да и нынешний деловой подход Богатова-младшего Василисе пришелся по душе. Сказал ей прямо: работай. Чем больше полезной информации добудешь, тем существеннее скидку на батино имущество дам. Вот и решила постараться — для себя в первую очередь.

Задание было: разузнать про Наташку максимально. Кто, откуда, увлечения, родственники, в шкафу скелетики. Сначала Василисе казалось: исполнит легко. С ее-то связями, когда в поселке с десятью тысячами населения знает по имени минимум каждого третьего! Но почти сразу натолкнулась на препятствие. Поболтала с одной кумушкой, перемолвилась словечком с другой — из тех, кто тоже Наташку знал. И выяснилось: никто даже ее фамилии назвать не может.

Василиса Петровна стала искать способы выяснить. На Зеленой улице, где пришлая проживала, знакомых нет. Но вспомнила: мазанка, которую Наташка десять лет назад купила, раньше принадлежала деду Хасану (досталась тому в наследство от тетушки). У Хасана собственное жилье имелось, поэтому немедленно выставил на продажу. И быстро удалось сбагрить с рук — как раз Наташке продал.

Хасан квартировал неподалеку от родной улицы Удалова Щель — в десяти минутах ходьбы, на Вуланской. Разводил кроликов — Василиса Петровна у него пару раз покупала. И сейчас тоже отправилась вроде как за мясом, а заодно поболтать. Сторговала крольчатину по дешевке, набилась на чай и, когда смаковали, завела разговор. Про Михалыча почившего, про то, что Наташка даже на похороны не пришла.

— Они любовь крутили? — заинтересовался Хасан.

— Любовь не любовь, но Наташка у него околачивалась.

— Вот странно! Мне казалось, она по другой части.

— Ты это о чем?

— Ну сама посуди. Вечно в штанах. Волосы стриженые. Никакой тебе косметики. И опять же, годков ей сколько?

— Черт знает. Лет пятьдесят.

— Да, вроде того. Сюда приехала, получается, в сорок. Я, конечно, спросил: муж, дети есть? Она в ответ: «Нету. Сама по себе». Но разве бабе нормально, когда в сороковник — и без мужика до сих пор?

— Я тоже двадцать лет одна. С тех пор как мой Петенька умер.

— Ну ты-то типичная баба. Очень еще видная. — Хасан подбоченился, потянулся через стол ущипнуть за щечку.

Василиса ловко увернулась, продолжила тему:

— Так, может, у нее тоже был — да умер? Или развелись?

— Не. Мне сказала: мужчины не интересуют ее.

— Сказала после того, когда ты ее навещать предложил? — улыбнулась Василиса.

— Пытался к ней подкатить. Не без этого, — признал Хасан. — Но я-то сразу вижу: когда бабе просто не нравлюсь или недотрога она, вроде тебя. А эта — прямо как отрезала. Холодом обдала. Вот я и подумал: может, из извращенок?

— Не зна-аю, — задумалась Василиса. — Сколько живет у нас — не говорили про нее такого.

— Да я тоже не слышал, — согласился хозяин. — Но тетка странная.

— Откуда она приехала-то к нам?

— Сказала, из столицы. Устала от шума-гама.

— А в паспорте у нее что написано? Ты ведь документ видел, раз ей дом продавал?

— Ха. В паспорте у ней было написано Лукерья какая-то. Из города Норильска, — усмехнулся Хасан.

— Почему Лукерья-то? — озадачилась Василиса Петровна.

— Дом она захотела оформить на свою матерь.

— Зачем?

— С банками, сказала, проблема. Кредит просрочила, боялась, что на личное имущество арест наложат.

— Она преступница, что ли? — округлила глаза Василиса.

— Не. На преступницу не похожа, — покачал головой Хасан. — Но банки — они, правда, могут. Мне, вон, кредитную карту навязали, я про нее и забыл. А через год — бац, с пенсионного счета десять тысяч списали. За обслуживание и пени какие-то.

— А эту ее мать, Лукерью, ты видел?

— Нет. Только паспорт.

— Разве нотариус сделку может зарегистрировать, если нет человека?

— Не знаю, как Наташка сделала. Договор мы вроде как с Лукерьей заключили, в простой письменной форме. А регистрировать, она сказала, сама будет.

— А договор кто подписывал?

— Наташка. Сказала, за мать распишется.

— Темная история.

— Мне-то что? Деньги сполна заплатила.

— Можешь договор показать?

— Тебе зачем?

Улыбнулся лукаво и снова тянется за щеку щипать.

Василиса на сей раз уворачиваться не стала, вытерпела. Сказала серьезно:

— Расследование провожу.

— Это какое? — подтянул стул поближе, руку положил на коленку.

Ладонь мужскую стряхнула, деловито сказала:

— Сам подумай. Михалыч дом должен был покупать. Дорогущий. Уже задаток внес. И вдруг за месяц до сделки умер, а Наташка из поселка исчезла. Может, она и прикончила? А сама смылась с деньгами?

— У Михалыча, что ли, деньги пропали?

— Неизвестно. Но что она ровно в момент его смерти куда-то делась — подозрительно. Соседи говорят, с тех пор дома не появляется. Даже белье не убрала со двора — до сих пор на веревке, после норд-оста все перекручено.

— Так ты в полицию сходи! Мой кум у нас опер! Попрошу, чтоб по всей вежливости приняли.

— Может, и попрошу. Но пока в полицию не с чем. Надо прежде предварительную информацию собрать. Покажи договор, а?

— Ох, Василиска, опасная ты штучка! — вздохнул Хасан.

Встал, пошаркал к шифоньеру, вынул шкатулку, порылся в бумагах, с самого дна извлек пожелтевший договор. Василиса нацепила очки, аккуратно переписала в блокнотик: Лукерья Антоновна Филиппова, одна тысяча девятьсот тридцать пятого года рождения, проживающая в Норильске, улица, дом, квартира такая-то. Тоже старуха. Может, и померла уже.

Уточнила:

— У Наташки прямо ее паспорт был?

— Ну… вроде да, — смутился.

— Или по ксерокопии продал? — проницательно спросила она.

— Не помню. Давно дело было.

Глаза забегали.

«Вот Хасан дает! Ни человека не видел, ни, скорее всего, даже паспорта его! — поразилась Василиса Петровна. — А дом продал!»

Но, с другой стороны: Хасану-то дело какое? Деньги получил, а на чье имя теперь жилье — ему без разницы.

Однако Наташка теперь представлялась все более интересной фигурой. Василиса даже забыла, что расследование по поручению Дениса ведет — сама увлеклась. Стала думать дальше: какие еще источники информации к делу привлечь?

С почтальоншей, что ли, поговорить? Хотя пенсию Наташка вроде еще по возрасту не должна получать, если только письма с посылками. Но она дама, как казалось Василисе, современная — скорее всего, по электронной почте переписывается, а не по старинке.