Василий тоже заметил, обернулся, и я с удивлением обнаружила, что у него на плече сидит маленький страшненький человечек — темный и лохматый, даже с небольшими рожками.

У ноги опять что-то шмыгнуло. Заорав, будто увидела крысу, я начала махать руками на Василия и наконец стряхнула с него непонятную дрянь, которая тут же порскнула под стол.

— КТО ЭТО?

— Ой! Коргорушеньки-то мои все разбежалися! А ты куды смотрел, пеньтюх? — Сюня причитала над корзинкой, из которой, похоже, и сбежали непонятные твари. Надо будет таможенный контроль тут заводить. Рассвирепев, я набросилась на домовицу:

— А ну, собирайте их немедленно! Что это вообще такое?

— Да это же злыдни! — Василий уже держал в руках парочку брыкающихся и верещащих человечков. Выглядели они мерзко. Как будто бы копии людей, но мохнатые и жутко неприятные.

— Да чаго ж сразу злыдни-то, — Сюня не собиралась сдаваться, — это оне когда злыдни? Ежели их не покормить, не попоить, да без призору оставить, а так — очень даже и не злыдни вовсе. Коргоруши, так мы их кличем. Помогають оне домовым! Я пару коргорунчиков еще дворовому обещалась, тому вообще позарез. У соседей, значит, таскать, чё в хозяйстве надобно. Полезные оне, ясно?

Домовиха запихала яростно пинающуюся парочку под тряпку и сунула мне в руки корзинку, чтобы я подержала пойманных тварей, а сама шустро полезла под стол.

В комнате творился бедлам. Все старались поймать вредных… как там их… злыдней, в общем. Парочка мелких проныр уже сидела на плечах у старичка. Я хотела ему крикнуть, но не знала, как обратиться, имя-то не спросила! Все дружно пытались эту дрянь выловить и тащили ко мне. К счастью, попавшие в корзинку сидели тихо, только копошились под тряпочкой.

— Ах ты ж, негораздок королобый! Куды побег, баламошка! Маракуша, да и тока! Эх вы, чужеяды лободырные! — это Чап, вылавливая злыдней, ругался почем зря странными словами и норовил пнуть тех, которые шмыгали мимо. Сюня же ловила каждого нежно, как цыпленка неразумного. Старичок тоже, наконец, поймал одного и принес, зажав в кулаке, а пару на спине как будто и не видел вовсе.

Одновременно домовые продолжали ругаться между собой. Как я поняла, Чап вообще не хотел тащить в наш мир этих коргорушей, а домовитая Сюня все уверяла, что ей мелкие поганцы очень нужны.

— Да как же убегли-то оне у меня? Вот баляба я пусторукая! Ведь держала ж крепко, да и заговор на корзинке хороший, Муня, подруженька, наговорила — чаво в нее попадеть, то взад вынуть тока я должна.

— Мунька твоя, белебеня пустоплетная, набрехала поди. Вот-то и вот!

К отлову присоединился и наш Шип, который с мелкими поганцами управлялся очень ловко, но тоже орал на каждого злыдня, поэтому шум в домике стоял невообразимый.

Наконец нам показалось, что по полу больше никто не шмыгает.

— А сколько их всего было, может, посчитать?

На мое разумное предложение Сюня, похоже, обиделась.

— И чего их щитать-то! Кто же такое щитает? Чай, не денюжки. Вот еще, удумают, щитать чё ни попадя. Несчетные оне!

— А если тут кто останется?

— Да, поди, всех словили. Ежели кто шмыгнет, вы его тапкой, да и ладно! — дала Сюня ценное указание. — Пошли уже, чего встал-то, хобяка бесталанная? Вишь, у тебя все коргорушеньки-то убёгли. Пошли говорю, фуфлыга! — заторопила она Чапа, который стоял с блаженным видом, набегавшись за злыднями, и болтал с Шипом.

Старичок уже давно ушел, пара домовых тоже торопилась на выход. Попрощавшись и повинившись десять раз, пара с корзинкой наконец-то потопала в сторону леса. Сюня все еще продолжала распекать своего «захухрю», что у него «все коргорушики-то распотерялися». Василий задумчиво смотрел им вслед.

— И все-таки я того старичка не помню, — произнес он наконец. — Странно все это.

— Маленькие поганцы нам чуть весь домик не разнесли! Может, не надо было их пускать в наш мир?

— Ну, они действительно тут иногда живут. Я еще с детства помню, у нас их злыднями называли. Говорили, если такие в доме заведутся, будут все портить, пока хозяйство прахом не пойдет. Но, может, и правда домовые их в узде держат? Посмотри, пожалуйста, в Книге про такое не написано?

Мне стало ужасно приятно, что Василий может чего-то не знать и просит помочь, поэтому я сразу побежала полистать разрозненные тетрадки, вдруг и правда страничка про злыдней или коргорушей попадется.

— Да, кстати, забыл сказать, — Василий зашел в комнату вслед за мной и бухнулся на диван. — Завтра мы идем в твой университет.

Глава 6. Свет ученья

Обрести вечную молодость и дивную красу очень просто. Такое средство доступно абсолютно всем дамам и девицам. Надо взять самый обычный…

(К сожалению, листик, на котором следовало продолжение, в Книге так и не нашелся)

Утро следующего дня наступило как будто раньше положенного срока. Просыпаться не хотелось. В голове застряла мысль, что сегодня предстоит неприятное дело, но какое — забыла напрочь. Вроде как Василий вчера неудачно пошутил… Сквозь полудрему до меня донеслось тихое сопение, по комнате кто-то топотал и шуршал. Пришлось разодрать глаза. Возле полок с вазочками и статуэтками маячила невысокая лохматая фигура.

— Шип, зараза, ты меня разбудил, — пробурчала я и попыталась забраться назад в уютный сон.

Банник вообще-то редко шлялся по комнатам, но сейчас он стоял у полок, пялился на них как зачарованный и шептал непонятное:

— Глянь-ка. Экое яйко! ПестрО, вострО…

— Ты чего там бухтишь? — Мне стало любопытно, какая из новых фарфоровых финтифлюшек ему так понравилась.

«Финтифлюшками» мою коллекцию обозвал Василий. Я весь вечер украшала каминную полку в зале, а он пришел, увидел и поржал. Впрочем, как всегда. Пришлось с гордым видом уносить созданную красоту в спальню. Сюда мой помощник вместе со своим дурным вкусом не совался, поэтому комната стала территорией свободного искусства — в нее стекалось все, что Василий браковал или обзывал непонятными словами типа «кич», «мещанство», «моветон». Иногда и более понятными, например, «убери это немедленно» или «какая гадость».

Я приподнялась и глянула на Шипа.

— Ты чего там нашел?

Банник повернулся. В руках, перепачканных золой, он держал гнездышко из веточек. Я смастерила его сама для моего яичка — подарка от Древа. Куда девать презент и что с ним делать, никто не знал, даже Василий, поэтому мне пришло в голову сплести своими руками корзиночку. Ну, получилось гнездышко, тоже неплохо. Яичко уютно лежало в нем на мягкой травке и на полочке смотрелось ужасно мило.

— Эх, како… костянО, мудренО…

— Осторожно, не разбей!

Яичко в корявых пальцах выглядело маленьким, хрупким и беззащитно-кругленьким. Понравилось оно ему, видите ли…

Мне всегда казалось, будто Шип сейчас чего-нибудь сожрет. В первый же день банник напомнил, что ему, как хозяину парилки, нужно оставлять подарочки — еду, значит. Когда Василий, улыбаясь, поставил на деревянную скамью кружку кваса и произнес слова про банника доброго, тот вылез из-под лавки, понюхал кружку и спросил, нет ли еще ТОГО гостинца. При этом на бородатой моське появилось очень умильное выражение.

Мы с помощником долго гадали, чего Шипу надо. Василий припомнил все, что любят банники: ржаной хлеб, соль, пиво даже. «Угощения» мы ставили в баню. В ответ лохматая голова только качалась и слышалось бормотание про ТУ, больно уж «наваристу да сладку тверду кашу». После слова «сладку» в моей голове забрезжила догадка.

— Вась, похоже, я его на шоколад подсадила. Когда он в первый раз пришел, помнишь?

Василий вспомнил и опять долго ржал. Мой помощник вообще оказался каким-то смешливым. Серьезным я его видела так редко, что сразу пугалась.

— Шип, нету больше того гостинца. Придется потерпеть. Держись, друг!

Банник обиделся. Он побурчал еще немного про новую Ягу и ее щедроты, скрылся за печкой и сердито загремел там. Пиво, правда, потом все-таки выпил и хлебушком закусил.

А теперь это чудовище вертело в руках мое яичко, гладило его по круглым бочкам и ворковало что-то хрипловатым голосом.

— Верни на место, его есть нельзя! — сказала я строго.

Шип послушно положил яйцо назад в мягкую травку, отлепился от полки и тихо пошлепал из комнаты. Пришлось встать и поправить мой подарочек. В гнезде появилась пара сухих дубовых листиков. Я пристроила их в травку и полюбовалась. В первых лучах, заглянувших в витражное окно спальни, яичко стало разноцветным, будто его раскрасили.

По новой лестнице вниз можно было скатиться по перилам. Василий наконец согласился, что домик без второго этажа — просто халупа, и теперь мне приходилось по пять раз на день бегать вверх и съезжать вниз, это было здорово. Правда, новый этаж пока выглядел пустовато, там находились только наши две спальни, но я работала над этим. Мысленно. Постоянно. Пока додумалась до оранжереи, но надо было обосновать ее необходимость. Яга ведь должна травки лечебные выращивать или грибы?

— Вась, слушай, а нам не нужно чего-нибудь посадить? — проорала я, заходя на кухню, и осеклась.

За столом сидел немолодой мужчина. Может, очередной «перебежчик» пришел? Но мужик поднял голову, и на меня глянули темные глаза. Кажется, знакомые, хотя за стеклами очков плохо видно. Пиджак, брюки, рубашка, галстук, даже небольшая сутулость — Василий этим утром ужасно походил на вузовского преподавателя средних лет. Он опустил чашку с чаем и глянул из-под очков.