Тут я успела заметить серую фигурку в стареньком спортивном костюме, шмыгнувшую в проем поломанной двери. С запоздалым ужасом я глянула на то место, где в ловушке оставался Борисыч. Увидела только обрывки старого ковра и разметанные русалками ветки — моя клетка то ли не выдержала поворота, то ли мертвячки разбросали прутики, но пленника на месте не было. Он пару секунд назад выбежал под Черное Солнце и теперь живенько ковылял по дорожке — ничего не понимая, не оглядываясь, подальше от того, что может навсегда изменить его сознание. Уж это-то я понимала прекрасно. Как ненормальная, перекрикивая русалок, я заорала:
— Вася! Он удрал!
Дважды вопить не потребовалось. Помощник кинулся вдогонку за профессором, который был уже на границе леса. Васька на бегу тоже кричал мне что-то, но было не разобрать. Похоже, я должна перевести русалок, а он собирается поймать Борисыча и вернуться с ним вместе назад к избушке. Я подумала, что пока все получилось именно так, как хотел Двоедушник — похоже, злодей действительно переиграл меня на несколько ходов. Наверное, помнил он и про Семик, но времени соображать сейчас не было — русалки, наевшись, начали орать:
— Туда! На Белое Солнце, повороти, Яга!
Я с трудом отыскала среди белых блестящих ног свою палку, стукнула ею по проваленному полу и скомандовала поворот.
Мир начал меняться, я до последнего смотрела в проем двери на высокую фигуру, которая бежала под лучами, не дающими теней. Василий все что-то кричал, русалки хохотали, как на каруселях, я молодела на глазах. Среди этой неразберихи мое внимание привлек маленький круглый предмет. Он катился по полу прямо на меня, еще немного, и удалось бы поймать яичко — драгоценный подарок, невесть зачем сделанный мне… как вдруг чья-то голая нога наступила на него.
Мгновение растянулось, как прозрачная капля. Я подняла глаза наверх — мне показалось, или из-под спутанных мокрых волос блеснуло стеклышко пенсне? Русалка захохотала гортанно, распахнув рот, и яичко, нещадно раздавленное, превратилось в кучу осколков и желтых ошметков.
Прекрасная девка шмякнулась, поскользнувшись на раздавленной жиже. Брякнулась некрасиво, растопырив руки и ноги, пыталась удержаться и хваталась за своих сестер. Те, в свою очередь, тоже начали падать и лапать что ни попадя, что попадалось под раскоряченные руки — уходящие старые бревна и рождающуюся новую мебель, то, что исчезало и то, что являлось из небытия. Им было весело! Русалки с хохотом и криками хватали хрупкую появляющуюся действительность, и она ломалась в кривых белых пальцах. Веселая игра — мне на секунду захотелось присоединиться к безумству бездумного уничтожения. Оказывается, ломать все при переходе — это так весело, получается фиг знает что! Старое и новое, смешанное в руках, начинало дымиться и просто исчезало — чпок-чпок, — только не ломайте меня, сестры, я ведь тоже в этот зависший миг застряла между Тем и Этим, растопырив ноги и пытаясь не упасть, хохоча во все горло. Почему поворот сегодня длится так долго?
Мир ощутимо дал трещину. Она прошла прямо посередине избушки и расколола явь, как скорлупу яйца, на две половины. На одной осталась я, луна в окне и куча орущих девок в рубахах. На другой половинке Василий все еще догонял Двоедушника под Черным Солнцем. Вокруг падали бревна и шатались стены. Трещина становилась все шире, и я могла только уцепиться за реальность, известную мне с рождения, чтобы не рухнуть во все ширящуюся полосу небытия.
Уже не важно было, на какой ты стороне, только бы не пасть туда, где не было никакого солнца и ничего вообще.
Через год или секунду капля времени наконец оторвалась и шлепнулась. Мир продолжал рушиться вокруг меня, но это был уже знакомый с детства мир Белого Солнца и зеленой травы. Бревна и доски сыпались вокруг, я с толпой русалок ринулась туда, где виднелся небольшой просвет в этом хаосе. Расколотая космогоническая модель Вселенной лежала, превратившись просто в грязную лужицу. Слишком поздно я поняла, чем был этот подарок — основой всего моего маленького мирка, соединяющего две части большого космоса.
Я сидела на том месте, где когда-то было мое крылечко. Последние бревна дымились еще под светом Белого Солнца, вставшего сегодня, несмотря ни на что, и превращались в серую пыль. Ветер разносил этот прах по свету, не оставляя мне ничего взамен.
Я попыталась возродить память о той старой жизни, которая еще не так давно у меня была — полная журналов, светящихся экранов и ежедневных проблемок. Двоедушник был прав, человеческий мир казался теперь фатально серым, как черно-белое кино, а ведь давно уже придумали цветное!
Далеко в лесу хохотали русалки. Подумалось с тревогой, что их надо будет назад потом переводить. Хотя… Кажется, мне до этого уже не должно быть дела. Нет моей избушки и нет единственного человека, кто говорил мне, что я — особенная, главный винтик в сложном механизме. После того, как я все испортила, он навек застрял там, где живут только тени, а мне осталась одна дорога — назад в общагу. Хотя был, конечно, еще один путь: поселиться рядом с обломками сказки в одинокой палатке, оставшейся от двуликого Яна Борисовича. Жить тут, пока не состарюсь…
В траве рядом кто-то зашебуршал. Показалась бородатая моська под красной шапкой. Предатель не успел ко мне подобраться. Я нащупала рядом камень и бросила в него. Орала что-то, кажется, ругалась. Через минуту заметила, что банника уже нет — ушел, значит.
Я бродила как тень рядом с разрушенной избушкой, чувствуя себя потерянным щенком. Чертово яйцо и Дерево со своими непонятными подарками, чертово Лихо со своими счетами, чертовы утопленницы! Я чертыхалась специально, тайно надеялась, что сейчас знакомый голос строго скажет: «Мы не поминаем всякую нечисть, нам своей хватает», но никто больше за мой лексикон не переживал и было тихо. Думать о Василии я совсем не могла, на сердце сразу возникала огромная воронка, которая грозила засосать все, что у меня вообще в душе еще оставалось.
Я обыскивала палатку — без особой цели или надежды, чтобы просто что-то делать. Уют человеческих вещей, строгий порядок пожилого, отчаянно одинокого человека, у которого никогда не будет внуков.
Полог палатки неожиданно откинулся, и меня ослепил на секунду солнечный луч, — глаза уже привыкли к душной брезентовой полутени. Какой-то гость, еще не хватало! Молодой голос очень вежливо поинтересовался:
— Прошу прощения. Вы случайно не видели здесь моего дядю? Это, кажется, его палатка…
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
