— Расскажите, — вежливо кивнул Деймос.

— Однажды вечером он спросил: «Как думаешь, сколько мне осталось?» Он имел в виду, сколько ему осталось оставаться в своем уме. И ты знаешь, в глазах у него все время висел, где-то между задней стенкой и мозгом, страх. Такой, знаешь, заячий глупый страх. Я уверен, что именно этот страх и спас его в результате, если так можно выразиться.

Деймос усмехнулся, в который раз убеждаясь, что свою проницательность директор не пропил.

— Думаю, я могу пояснить…

— Э не, иди-ка ты со своими пояснениями к психологу.

— Это мы школьные психологи! — весело воскликнули дети и с хохотом выскочили из класса.

— Все, что тебе необходимо, я даю. А правильно или нет то, что тебе необходимо, это уже вопрос не ко мне. Все, бывай. Как закончишь этот свой эксперимент, приходи, рассказывай.

И грязно-серый халат, поплыл в сторону своего кабинета. Кассандра тоже ушла — насколько это было для нее возможно. Деймос остался один и медленно пошел в сторону их с Люцием комнаты.

Прав ли директор или нет, но важные вещи он видел насквозь, а важным в данном случае было то, что Деймос не боялся Кассандру. Она действительно внушала ему раньше трепетный ужас, но только до того, как он впервые использовал ее силу и впустил в сознание, и первое время после. Как заяц он, предположим, не дрожал, но был к этому близок. А потом вдруг понял, что боится ее зря. Да, она часто мельтешит у него перед глазами. Да, она может читать его мысли и знает все желания. Но от древнего монстра, проклятия семьи, он ожидал чего-то большего. Прошло уже практически два месяца с начала их своеобразной «семейной жизни», а он заключил с ней только одну-единственную сделку, и то — по жесткой необходимости, надо было идиота-брата и Алису из леса выводить. И больше на соблазны он не поддавался. Значит, справлялся.

Деймос долго размышлял над причиной безумия его предшественников и пришел к выводу, что вина здесь была не только в Кассандре, разрушающей души носителей. Скорее всего, его предки слишком уж часто заключали с ней сделки, отдавая взамен свои привязанности и чувства — чем она там питалась. В таком случае выход прост. Деймос решил работать на опережение — «выращивать» в душе новые интересы и скармливать их Кассандре. Будет выделяться сила — и хорошо, хранить ее он научился, а больше никакой опасности ему не грозит. Какой бы ужасающей не была ситуация, главное, что он ее контролирует.

В их комнате было пусто. Люций еще не вернулся, и стоило использовать это время с толком. Деймос сел за стол. Перед ним лежал листок бумаги — жертва его новой самодельной страсти, рисования. В душе сейчас варились и тихонько закипали различные эмоции, но как выплеснуть их вот на эту плоскую пустую поверхность устрашающе-белого цвета, Деймос не знал. Он провел одну линию, потом вторую. Понял, что это бессмысленно. Художник из него явно не выходил, но какое-то чувство к этому делу он определенно испытывал. Может быть, раздражение или неприязнь? Не важно, Кассандре сойдет.

— О, какая чудесная картина! В ней сочетаются изящество и твердость, покой и волнение. Это гора?

Кассандра была тут как тут. Словно зачарованная игрушка-танцовщица, она принялась кружиться по убогой спальне. Каким-то несерьезным она оказалась демоном. Для древнего страха целого семейства, пожалуй, была слегка недалекой. И если не смотреть на эти ее пируэты, не слишком и мешает.

— Нет не гора, — ответил он негромко.

Главное, чтобы никто в этот момент в комнату не зашел, а то еще решат, что Деймос головой поехал, а это совсем не так.

— Не гора, — задумчиво протянула Касандра, запрыгнула на стол и посмотрела на художества Деймоса под другим ракурсом. — Тогда пугало? Нет, колесо! Это колесо?

— Ты же можешь посмотреть у меня в голове, что я пытаюсь изобразить, — проворчал он снисходительно и в красках представил щенка, подошедшего совсем близко к солнечному цветку. Еще чуть-чуть, и глупый розовый нос сунется в золотое нутро.

— То, что у тебя в голове, совершенно не похоже на эти линии. Думаю, ты обманываешь меня и на самом деле рисуешь что-то другое.

— О нет, идея осталась прежней, и я вообще-то почти закончил.

— О нет, — она передразнила его, — я так не думаю.

Хитрая улыбка Касандры, легкий соскок со стола и новый пирует по комнате.

— Похоже твоя маленькая затея не удается, какая жалость.

Она все кружилась и кружилась…

Деймос задумался.

— Отчего же? Тебя не интересует моя горячая любовь к живописи? Я подумал, мы можем заключить на нее сделку.

— Нет, я не заключаю сделки на то, чего в душе твоей нет.

— Но согласись, идея вырастить в себе новое увлечение и скормить тебе — совсем неплоха. Может, просто рисование — не мое. Определенно не твое!

Рука Деймоса замерла над рисунком. Последняя фраза… Кто ее произнес? ОН или ОНА?

Голова, его голова, такая родная и уютная, в один миг стала чужой…

Как будто он находился не в ней…

Точнее не в центре, а где-то сбоку…

Но это продолжалось недолго, всего одно мгновение.

Все в порядке. Видишь, с тобой все хорошо, ты держишь ситуацию под полным контролем. Вспомни про покой!

Покой разлился по телу, наполнил доверху…

Только Деймос вдруг осознал, что это не его мысль и не его чувство…

Стоило это понять, как покой отступил, голова лишь немного закружилась. Интересно, и как давно она начала думать за него?

Спокойно, как ему показалось, Деймос отодвинул ужасный рисунок от себя, правда в конце маневра мышцы все же конвульсивно дернулись и отшвырнули бумагу к стене.

— О, как любопытно, немногие так быстро замечали мое вмешательство. Ты первый. Ты особенный.

«Особенный… Особенный…» — эхом пропело в голове. Деймос поборол желание схватиться за голову и хорошенько тряхнуть ее.

«Где заканчиваются границы твоего мира и начинается мой?» — спросил Деймос про себя. Внутри! У тебя в голове!

Странно, оказывается руки его все же схватились за голову.

Действительность тяжелым комом обрушилась на него.

Она как паук… паучиха! Она впрыскивает жертве яд, и пока та блаженно спит, выкачивает из бедняги жизненные соки.

Деймос опустил веки, но глаза Кассандры, довольные и сияющие, никуда не делись.

Жертва — это я, маленькая мошка в твоей липкой сети.

Ты Первый, Ты Особенный… — Это очередной укол яда?

Нужно что-то делать. Нужно спасаться.

Вспомнился директор на крыше, его старое лицо, умные усталые глаза. О чем директор его просил, что он должен был сделать?

— Мои границы Нигде не заканчиваются, потому что у меня нет своего мира.

Нет своего мира… Нет своего мира?

— Кассандра, скажи, а сколько тебе лет? — выдавил он.

Неожиданный вопрос заставил ее залиться смехом. Хотя, быть может, она смеялась над его утекающим сознанием? Он физически ощутил, как его разум сыпется сквозь пальцы.

— Сколько мне лет? А сколько на твой взгляд?

— На вид не старше четырнадцати.

— Почти угадал.

Новая порция смеха показала, кто тут хозяин, но у Деймоса появилась одна крохотная зацепка — она шла на контакт.

— Ты сразу родилась в наших головах или нет? Кто ты? — продолжил он, удивляясь собственному спокойствию (так действует паучий яд?)

— Ты хочешь поговорить обо мне, мальчик?

Да, он захотел. Он очень захотел! Как только осознал, насколько сильна была его ошибка. Мозг, пойманный в ловушку, сумел быстро перейти на другие рельсы — те, ржавые и ведущие скорее всего в никуда, по которым он до сей секунды брезговал идти — путь, подсказанный старым директором.

— Да, я хочу поговорить о тебе, давай заключим сделку!

Повисла звенящая тишина. Деймос понял, как за два месяца ее не хватало. Тишина, в которой было место самому Деймосу и его мыслям. Тишина поразительная, пьянящая и соблазнительная, она просто сбивала с ног.

— Сделку? Как интересно. И чего ты хочешь?

— Ты расскажешь мне о себе.

— Сколько?

— Что?

— Сколько ты хочешь узнать? Говори точно.

— Ты ответишь на три моих вопроса.

Опять тишина. Звук ударов собственного сердца в ушах прекрасен!

— А что ты дашь мне взамен? — Деймос не успел ничего предложить, она продолжила: — Может быть, ты отдашь мне эту чудесную картину, что в твоей голове.

Щенок у цветка? Зачем он ей?

— Тебе ведь было не интересно мое художество.

— Это значит да? Мы договорились?

— Да. Договорились.

Он просто не знал пока, что еще можно сделать.

— О, хорошо, задавай свои вопросы, мальчик.

Деймос знал, сейчас нужно быть предельно осторожным. Нужно постараться сформулировать…

— Какое твое первое в жизни воспоминание?

Взгляд Кассандры вкручивался в него изнутри, пожирал и сжигал. Она осталась недовольна вопросом, и это было отлично. Однако ответила без промедления:

— Лес и мама. Лес длинный и высокий, мама теплая. Задавай второй вопрос.

Это была победа. Для Деймоса этот ответ был победой.

Она человек! Она человек!

— Ты человек?

— Теперь вряд ли. Третий вопрос.

А теперь должен прозвучать самый главный вопрос. Помедлив немного, он спросил:

— Твоя любимая еда… из человеческой жизни?

Она опешила! На секунду, но Деймос заметил замешательство! Раскаты смеха и новая порция кружения по комнате не могли это скрыть.