Она сделала еще пару движений карандашом и решительно отложила его. Еще немного порассматривала рисунок, словно оценивая, а затем аккуратно вырвала страницу из блокнота. Достала из своей тумбочки двусторонний скотч и тщательно прикрепила на него портрет к стене у изголовья кровати.

— А откуда ты знаешь Елену Алексеевну? — вдруг поинтересовалась Катя. Она тут же пожалела о вопросе, потому что уши у Леночки моментально покраснели.

— Она из моей деревни, — ответила та, не поворачиваясь и делая вид, что поправляет рисунок на стене. — Ну, сейчас она здесь живет. Но родом оттуда. Они с моим папой в одном классе учились.

— А-а-а, понятно, — протянула Вика, успевшая налить себе чаю и выложить на стол оставшиеся пирожки. — Значит, у тебя тут мохнатая лапа.

— Да какая мохнатая лапа. — Леночка, наконец отцепившись от рисунка, повернулась к ним лицом. Ее голос снова стал тонким и напряженным: — По-твоему, общине нужен плохой ветеринар? Они же меня для себя готовят. С меня и спросу будет больше всех, вот увидите!

— Ну да, и правда, — пожала плечами Вика. — Да ты не дергайся так, я же просто спросила. Тут, наверное, не очень сложно учиться будет, раз даже без экзаменов берут.

— Сложно. — Леночке явно было неловко за свою вспышку. — Хирургия вон одна чего стоит. А я и животных не очень люблю, если честно. Вы знали, что тут есть коровник?

Соседки дружно замотали головами.

— Вот! А он есть. И у нас будут в нем дежурства. Коровы все время гадят. И это нужно убирать. Все воняет, кругом мухи… А когда наступит зима, лепешки будут примерзать к полу! И мы будем лопатами их скрести, и так будет каждый день. А еще есть овцы, их надо стричь — ну, это по весне… И лошадь — она кусается и может дать копытами так, что голову проломит…

— Твои родители не держат скот? — догадалась Вика.

— Нет. Мама у меня как раз учительница начальных классов. Они с отцом познакомились в педе — он на физкультурном факультете учился. Подружились, поженились. Сперва жили в городе, он в футбольном клубе каком-то играл, подавал надежды… Меня родили тоже здесь, в Новосибирске. А потом отец получил травму и больше играть не смог. До сих пор хромает сильно. Мне тогда семь было. В общем, они уехали в деревню, община помогла с жильем, мама стала учительницей в нашей школе, а отец… — Она покраснела и не договорила.

— Пьет? — догадалась Катя.

— Пьет, — с усилием кивнула Леночка. — Бывает вроде терпимо — тогда его нанимают на всякие сезонные работы. Поле пахать, дом кому-то ремонтировать или строить — ну, всякое такое. А бывает совсем плохо — тогда приходится по соседям плакаться. Община своих не бросает, конечно, но так гадко это все! Если бы он не пил, может… может…

«…Может, мне не пришлось бы идти в аграрный колледж», — додумала за нее Катя.

— Ой, да, это проблема, — вклинилась Вика. — Сейчас много мужиков пьет. Особенно в деревнях. У меня отец бросил, закодировался. Он тоже учитель, кстати: труды ведет и физкультуру. А мама работает кассиром на вокзале. У ее сестры муж капец как пьет, все из дома пропил! Даже люстру вынес! Мама ей говорит: «Уходи от него» — а та ни в какую. То фингал у нее, то два, а вот нет же — живут…

Леночка слушала и кивала. Катю после второго пирожка начало клонить в сон. Она тихонько достала из полуразобранной сумки полотенце, халат и косметичку и вышла за дверь.

В коридоре было тихо и темно. Из какой-то комнаты дальше по проходу доносились приглушенные взрывы смеха. Катя мимолетно пожалела о том, что в их комнате все слишком серьезно и уныло.

Шторы повесить еще не успели, и в незанавешенное окно у входа в душевую заглядывала большая желтая луна. Катя присела на подоконник. Как странно было ночевать в таком месте — не у подруги, не на даче, не дома… Теперь это ее новый дом — на три года. Она сама так решила. Она уже взрослая. Ну как… В начале марта будет восемнадцать. И даже можно будет замуж выходить.

Будущая жизнь виделась ей туманной. Ветеринар… Ну ладно. Муж ветеринара. Тракторист? Катя фыркнула, представив рядом с собой мускулистого, измазанного машинным маслом мужика в спецовке и каске. Или трактористы не носят касок? Они же не строители? Ну, может быть, с монтировкой? Кстати, что это такое? Наверное, какая-нибудь железная палка.

«В конце концов, до этого еще очень далеко», — сказала она себе, поднимаясь с подоконника. Как же спать хочется…

Когда она вернулась в комнату, девочки уже погасили свет. Катя забралась на свою кровать, положила полотенце на подушку, чтобы волосы сохли во сне, и закрыла глаза. Надо будет завтра попросить у… как же ее… у вахтерши штору, ну невозможно же спать…

Через секунду она уже мирно сопела.

3

Катя сразу полюбила анатомию. Ее вел Игорь Николаевич — тот грузный черноволосый мужчина из приемной комиссии, который подшутил над ее заявлением. Изучали названия костей, мышц и связок. Параллельно с анатомией шел курс латыни, который тоже давался Кате легко.

Уже в середине октября они сдавали первый зачет, по памяти называя на латыни части скелетов коровы, овцы и лошади, стоявших у них в аудитории. Скелеты Мишка Великанов заранее крупно подписал простым карандашом. Часть группы уже успела сдать на отлично, когда к доске вышел Дима Истомин. Он был близорук, очков из ложной гордости не носил и все испортил своим прищуром. Игорь Николаевич бушевал, стирая уже вписанные в ведомость оценки. Димка молча кипел, начищая до блеска злополучные скелеты, — это было даже не его рук дело, — но Мишку не сдал. После часа мучений зачет возобновился, но Игорь Николаевич уже устал и не особо лютовал, так что все прошло спокойно.

Катя без труда сдала и то и другое.

На вскрытиях ей сначала не нравился тяжелый приторный запах, нервировала вероятность проколоть перчатку, пораниться и заразиться. Но очень скоро она привыкла и даже хвасталась, когда звонила домой: «Ой, я только что со вскрытия, череп пилили». Впрочем, мама в студенчестве тоже присутствовала на вскрытиях, так что ее это не шокировало. Катя научилась точить скальпель, правильно снимать шкуру, пыталась определить причину смерти по виду внутренних органов. В основном причина была одна и та же — острая сердечная недостаточность. На стол в анатомичке обычно попадали бездомные агрессивные животные, которых усыпляли в соседнем приюте. Изредка попадались травма, опухоль или непроходимость кишечника.

На хирургии было не так интересно. Может, из-за того, что пока они ничего интересного и не проходили. Светлана Геннадьевна оказалась той самой прилизанной блондинкой с хриплым голосом, которая указала ей дорогу в приемную комиссию. Когда они впервые пришли на хирургию (занятия шли в корпусе клиники), она первым делом отчитала всех за мятые халаты. Такого студенты не ожидали.

— На мои занятия вы должны приходить в идеально чистых, белых и выглаженных халатах по размеру. У каждого должна быть нашита бирка с фамилией и номером группы, обязательно — шапочка и перчатки… — Светлана Геннадьевна говорила тихо и быстро, холодным взглядом окидывая переминающихся с ноги на ногу второкурсников. — Если мои требования не будут выполнены, то в журнале появится двойка, а студент прямо с занятия пойдет домой — гладить и стирать форму.

— Но ведь первые занятия мы все равно будем только писать… — заикнулся Мишка, но хирургичка сузила зеленые глаза под выщипанными в ниточку бровями и повысила голос:

— За пререкания буду выгонять с пары вне зависимости от степени выглаженности халата. Ваша фамилия?

— Великанов… — растерянно пробормотал Мишка.

— Я вас запомнила, — бесцветным тоном сообщила Светлана Геннадьевна. — Теперь садитесь.

Зачитывая с кафедры список фамилий, она каждый раз поднимала голову и несколько секунд вглядывалась в лицо студента, запоминая. Когда очередь дошла до Нади, хирургичка уставилась на нее, словно не веря своим глазам.

— Савельева?

— Савельева, — вежливо согласилась Надя, но Катя услышала в ее голосе ехидную усмешку.

— Ладно… — Светлана Геннадьевна опустила голову, сверяясь с записями. Кате показалось, что она старается справиться со своими чувствами. — Хорошилова!

— Здесь! — пискнули из-за Катиной спины.

Светлана Геннадьевна подняла глаза от журнала. Катя на секунду вообразила, что она сейчас скажет что-нибудь эдакое, например ласково назовет ее Леночкой, как Елена Алексеевна в день заселения. Но ничего такого не произошло.

— Чернова!

— Я!

* * *

— Слушай, Надь, а что у вас случилось со Светланой Геннадьевной? — решилась спросить Катя, когда они с Викой и Надей в очередной раз вместе шли из клиники в общежитие.

С того занятия прошло немало времени. Стоял конец октября, листья пожелтели и опали, трава пожухла, а пыль под ногами превратилась в жидкую хлюпающую грязь. Студентки сменили босоножки и туфли на резиновые сапоги. Свои Катя купила в городе — пригодились в коровнике, где, как и предупреждала Леночка, они проводили по несколько часов в неделю. Каждый день двое студентов по списку должны были дежурить в клинике. В худшем случае им выпадало чистить коровник, в лучшем — кормить животных, но, так или иначе, домой они возвращались с ноющей спиной и дрожащими руками. Сегодня была очередь Вики и Нади, а Катя пошла просто за компанию, заскучав одна в комнате.