Глава 7. В которой Янек приходит к абсолютно такому же выводу

Утро. В гостиную через высокие арки окон проникает солнечный свет, оставляет тонкие полосы на узорах дубового паркета, трогает зеркала, книги и арфу. Прохладный ветер ласкает прозрачные гардины, бутоны роз и пионов в фарфоровых вазах. На их пузатых боках замерли танцующие пастушки в нарядах прошлого века. Модная нынче тема.

Как и держать в золочёных клетках всяких певчих птиц…

Янек Йержимановский, босой, в мятых брюках и рубашке навыпуск, взлохмаченный и с перекошенными очками, зажав во рту плохонький амулет невидимости, крался по паркету с шерстяной шалью в руках.

Клетка стояла на подоконнике. Она была огромной, просторной и с колокольчиком. Но пернатой птахе было не до всяких там пошлых звоночков. Она самозабвенно пела, выводила рулады, выдавала пассажи. И от её трелей невозможно спрятаться нигде в доме. Хоть в проруби вешайся, не поможет…

Он честно пытался с ней договориться. Он таскал ей гусениц. И червяков, и зерно. В надежде, что эта канарейка заткнётся!

Но раз не захотела по-хорошему, то сама виновата!

Нет, он только накроет клетку тёмной тканью, хотя пани Амалия считает, что подобные вещи плохо влияют на птичью психику.

В конце концов, можно попробовать договориться с кухаркиным котом. Вдруг толстый полосатый ленивец решит разнообразить сметанное меню свежей канарейчатиной?

— Почему так долго? — раздался недовольный голос с дивана в дальнем углу. А потом тон сменился на удивлённый:

— Янек? Что ты тут делаешь?

Пани Амалия! Вот чего ей не спится? Хотя, ясно чего! Удивительно, что её канарейка мумию не разбудила!

Янек выплюнул бесполезный амулет и спрятал шаль за спину. Права всё-таки профессорша: давно пора проверить сроки годности своих запасов. А то подведут в самый неподходящий момент.

Вот у неё-то «невидимка» простейшая, но работает хорошо.

Пани Амалия потянулась на диванчике, где изволила дремать, прищурилась и промурлыкала:

— Ты уже сходил на почту? Когда будет ответ из столицы? Что ты думаешь делать?

Йержимановский предпочёл ретироваться подальше, тем более что повод был довольно веским.

Профессор всю ночь диктовал письма, которые Янек записывал и переписывал, когда работодатель находил ошибки или же решал дополнить текст новым деталями. В перерывах Йозеф Хоментовский стонал, сетовал на судьбу, так подло забравшую свой же подарок, и пил успокоительные капли, которые приносила его жена в небольшом стакане тёмного стекла.

По мнению Янека, новая мумия ничем не отличалась от старой, даже была ещё интереснее. Но не для археологии, а для магов. Увы, профессор сей точки зрения не разделял. Хорошо, хоть согласился, чтобы местный некромант осмотрел новинку, пока приедет несомненно лучший, самый сильный и известный маг из столицы. Поручить это дело кому-то другому Йозеф отказывался наотрез. Каким-то чудом он успел закончить расшифровку иероглифов на саркофаге, но прочитать сей труд не дал. Запечатал в конверт и велел немедленно отправить в Академию. А письма магической печатью запечатаны.

Да только когда это Янека останавливало? Тем более, что пришлось полчаса на пороге почты сидеть. В маленьком городке время обычно течёт неторопливо и ни почтамт, ни телеграф раньше полудня не открывались.

Солнце заливало площадь, трёхэтажные домики под красными черепичными крышами, бесчисленные маленькие магазинчики, городскую управу, бывшую когда-то дворцом и шедевром архитектуры. Кофейни и кондитерские манили запахом свежесваренного кофе и ванили. По тротуарам прогуливались молодые пани в летних нарядах из светлых тканей. Кавалеры щеголяли в сюртуках, полосатых брюках и соломенных шляпках с узкой яркой ленточкой. Даже лошади, запряжённые в блестящие ландо или тянущие красные с золотой полосой вагончики новомодной конки, были довольны жизнью и ленивы.

Профессорскую корреспонденцию Янек отправил, девочке, работающей на телеграфе, улыбнулся, отбил короткую телеграмму своему любимому дядюшке. Забежал потом в лечебницу, но местный некромант ушёл на осмотр пани Альжбеты.

Придётся опять возвращаться в этот особняк, думал он, выходя из лечебницы, выкрашенной в жизнерадостный жёлтый цвет. Янек одёрнул светлый сюртук, нацепил очки, поправил шейный платок, не желая слишком выделяться из толпы, и увидел Стефанию.

— Доброго дня, пани! — он преодолел площадь за несколько шагов, приподнял шляпу, поздоровался и улыбнулся. — У вас что-нибудь случилось?

— Доброго? — Стефа подняла на него удивлённые глаза. — Да, конечно, доброго. Нет, всё в порядке. Почему вы так решили?

— Вы стоите перед вазоном уже пять минут и не двигаетесь.

— Да? — Стефа словно только сейчас увидела перед собой колючий ярко-зелёный куст, важно восседающий в гипсовом горшке. — А что, милый кустик. Может, я себе такой же хочу!

— Согласен! — Янек попытался отщипнуть веточку, уколол палец и сунул его в рот. — Классика нынче в моде. У вас в саду такие кустики будут мило смотреться!

— Наверное… Мне ведь придётся и сад переделывать, и дом, — нет смысла скрывать то, что и так будет известно всему городу… К обеду, так точно. Вон те две почтенного вида пани уже косятся неодобрительно. — Ничего страшного. Просто пожар.

— Просто пожар? А в банк зачем ходили?

— А вы не хотите спросить, не пострадала ли я, и каково моё самочувствие?

— Да я и так вижу, что вы бодрее всех живых.

— И что это за допрос?

— Вам нужна была ссуда или вы решили снять деньги… От домика хоть что-нибудь осталось?

— Да ничего страшного, огонь лишь немного попортил крышу, восстановят за пару недель.

А сгоревшие стены до самого фундамента упоминать не стоит.

— А в банке какие-то проблемы с артефактами. Уверена, скоро подчинят, и я смогу заняться ремонтом, — как можно оптимистичнее махнула рукой Стефания.

В строительной гильдии, куда она уже успела забежать после столь запоминающегося чаепития с банкиром, работать в долг отказались. Сославшись на то, что сейчас сезон, и дел просто невпроворот. Ближе к осени, возможно… И наценку за скорость попросят немаленькую.

— Где же ваша компаньонка? Молоденькой пани не стоит разгуливать одной, без сопровождения, — укоризненно покачал головой Янек. — Так что теперь вашим сопровождающим буду я! Где вы остановились? Зайдёмте, смените ваше ужасное платье на что-то более… тёмное что ли. Нужно же выразить соболезнование семейству пани Альжбеты. Она же нам почти как родственница. Крёстная мать! Если бы не она, то я бы…

— Сидели бы дальше в кустах! Шутка затянулась, пан Йержимановский. Вы не считаете?

— Отнюдь! Всё только начинается. И я, на правах жениха, между прочим — любимого и обожаемого, имею полное моральное право заплатить по вашим счетам.

— Главное, чтобы счета были не больше чем с одним нулём, и в меди?

— Вот, вы уже улыбаетесь. Так что побольше обожания во взгляде.

Оценив кривую гримасу девушки, парень уточнил:

— Вот так улыбаться не надо. А то люди подумают, что вы меня готовы прирезать при первой возможности. Неприятное ощущение.

— По собственному опыту знаете? — Стефания прошла в гостеприимно распахнутую Янеком дверь гостиницы. Швейцар, медвежьего вида верзила в форменном кителе малинового цвета, куда-то отлучился.

В холле было прохладно, малолюдно и пахло дорогим парфюмом. Навстречу сразу же шмыгнул управляющий, или его помощник — Стефания не вдавалась в детали. Прощебетал что-то про хороший день, подхватил под локоток и потащил в кабинет. Чтобы не смущать почтенную публику видом погорелицы.

Янек увязался следом.

Стефу усадили в кресло, предложили чай и печенье…

Девушка с нервным смешком отказалась. И в банке, и в гильдии чашки были одинаковыми. И чай и даже печенье. Она уже знала, что услышит.

Курортный город. Начало сезона. Номеров совсем, ну совсем нет. Не могли бы вы съехать до вечера, а то приедут уважаемые постояльцы… и вообще мы достаточно вошли в ваше положение. А лучше забирайте свои пожитки, вот прямо сейчас. А то у нас народ нервный, верит, что несчастье заразно.

И забрала бы. Да только в соседнее кресло важно плюхнулся пан Йержимановский, закинул ногу за ногу, поправил съехавшие на самый кончик носа очочки, выпил две чашки чая и слопал всё печенье, пока ей объясняли бедственное положение туристического бизнеса в Словении и Гдыньске в частности. С огромными умоляющими глазами попросил добавки.

А потом заговорил.

Говорил пять минут. Десять. Когда настенные часы с бронзовым маятником пробили четверть часа, у собеседника начал нервно подёргиваться левый глаз.

Через двадцать минут управляющий стал соглашаться.

Через тридцать сам заявил, что выставление несчастной девушки за порог плохо скажется на его репутации честного человека. «Увы, почти честного» — не переставал улыбаться Янек с таким видом, что и не поймёшь, блефует он или что-то знает.

Через час управляющий решил, что пусть пани Заремская живёт здесь столько, сколько понадобится, а сама Стефания решила съехать отсюда при первой же возможности. Даже если придётся напроситься в дом к обожаемому женишку.