«Он не барышня», — запоздало вспомнил Итан, и ему в очередной раз за сегодняшний день сделалось не по себе.

— Пусть и Малоун так думает, — сказал он. — Чем позже он поймет, что декан Свен давно играет за нас, тем будет лучше. Ваша сестра в безопасности, Авриль. Вы можете выступить хоть завтра.

* * *

Свен Свенссон, декан собора Двоих в центре Каттерика, спустился с лестницы, осторожно прижимая к себе Послания Пророка. Равена терпеливо ожидала внизу и, глядя на нее, Свенссон в очередной раз подумал, что его воспитанница выросла слишком быстро.

…Ее привезли в собор поздним вечером. Холодный ветер, дождь со снегом, долгое путешествие… Девочка, которую вытолкнули к Свенссону из-за спин офицеров личной охраны Малоуна, казалась маленьким заледеневшим привидением. Похоже, ее вытащили из кровати, во всяком случае, одежда под небрежно наброшенным на плечи клетчатым платком была подозрительно похожа на ночную рубашку.

«Простудилась, — подумал Свенссон. — Ее и везли так, чтобы она простудилась. Простуда перейдет в воспаление легких, и все закончится».

— Слава Двоим! — воскликнул один из офицеров. — Король Ворон пал в ночь Птичьей звезды. Да здравствует Малоун Бренуи, владыка Седьмого дома и Дарангвара!

— Слава Двоим! — откликнулся Свенссон, подумав, что Малоун наконец-то добился своего. Его всегда считали человеком Малоуна, и он делал все, чтобы новый государь не терял в этом уверенности. — Кто это?

Девочка шмыгнула носом. Только сейчас Свенссон понял, что она прижимает к груди маленького игрушечного медвежонка, такого же мокрого и несчастного, как и его хозяйка. Сердце кольнула жалость — настолько искренняя и глубокая, что Свенссон испугался, что она отразится на его лице.

— Равена Тисон, — ответил офицер, а Свенссон растерянно подумал: «Если ее отец убит, то почему она еще жива?»

Уже потом он узнал, что вечером перед переворотом Малоун молился Двоим и просил послать ему удачу. Тогда он дал зарок: если победит, ни один человек не будет казнен до совершеннолетия. И Мать, великая и сострадательная, услышала его и спасла жизнь Равене и Аврилю.

И вот Малоун поручал девочку заботам Свенссона с условием постоянного наблюдения и с оплатой в десять золотых орлов ежемесячно. Когда офицеры покинули собор, Свенссон какое-то время стоял, спрятав руки в карманы и хмуро глядя поверх темноволосой головы Равены, а потом спросил, не зная, что еще можно спрашивать в таких обстоятельствах:

— Хочешь есть?

На него никогда не сваливались чужие дети, которых теперь надо будет воспитывать. Равена шмыгнула носом и кивнула. Свенссон отвел ее в ту часть собора, которая служила ему домом, разогрел остатки ужина и, глядя, как девочка жадно поедает рагу, думал, что Малоун переложил решение проблемы с принцессой павшего дома на его плечи. От этого ему все больше и больше становилось не по себе.

«Я многим обязан Малоуну, — подумал Свенссон, — а долг платежом красен. Прикажет ли он мне взять саблю или задушить ее подушкой?»

Доев, Равена Тисон, принцесса павшего дома, какое-то время сидела, уставившись на своего медвежонка. Свенссон стоял у стены, скрестив руки на груди, и хмуро думал о том, что девочке придется выделить комнату. А еще купить одежду, обувь, и лекарства нужны…

Хватит ли для этого десяти золотых орлов? У него не было семьи, и он понятия не имел, что делать с ребенком. Когда девочка заговорила, Свенссон даже вздрогнул от неожиданности.

— Они ударили папу в спину. Он упал и пытался встать, а они все били его. И больше он не поднимался. А потом пришел тот, другой. И ударил папу табакеркой по голове.

Свенссон понятия не имел, что тут можно сказать. Он знал, что девочку нужно утешить, но не было слов, которые утолили бы ее боль.

— Мы с тобой будем молиться за него, Равена. Двое, милосердная Мать и добрый Отец, примут его и простят за все, — произнес Свенссон.

Девочка вдруг посмотрела на него так, словно увидела по-настоящему только сейчас…

— Все в порядке, господин декан? — спросила Равена. Свенссон протянул ей книгу и ответил:

— Задумался о том, что дети растут слишком быстро.

Равена звонко рассмеялась. Если о декане Свене Свенссоне говорили, что он улыбнулся всего один раз в жизни, то его воспитанница хохотала за двоих. У нее был веселый нрав, и иногда Свенссон думал, что при дворе ее бы звали Смешливой принцессой.

— Разве это плохо? Вот мне уже восемнадцать, — улыбнулась Равена. — Через десять дней я уеду в Карвалинский монастырь, и вы наконец-то от меня отдохнете.

Свенссон посмотрел на нее так, что Равена снова рассмеялась.

— Никто не будет таскать лягушек, — принялась загибать пальцы девушка. — Никто не станет лазать через кладбищенскую ограду за яблоками на могиле Сварливого Джереми. Никто не примется умничать по поводу агностиков, которые уверены, что мир непознаваем. Вот видите, декан, скольких хлопот и проблем вы разом лишитесь!

Свенссон осторожно, словно боясь сломать, обнял принцессу за плечи. За десять лет он настолько привык к ней, что стал считать своей дочерью, и ее отбытие в монастырь по приказу Малоуна давно уже не казалось ему удачным решением. Он хотел, чтобы Равена осталась в Каттерике: вышла бы замуж, нарожала бы ему внуков. Кто знает, может, увидев ее первенца, декан Свенссон улыбнулся бы во второй раз.

— Ты уже давно не таскаешь лягушек, — вздохнул он. — И через ограду не лазаешь.

— Конечно! — воскликнула Равена. — Тогда сторож подумал, что я привидение, и я решила больше его не пугать.

— Ты сорванец, — сказал Свенссон. — Но очень умный и правильный сорванец. Зачем быть благородной девицей, если одни стены меняешь на другие? Но знаешь, я очень рад, что эти десять лет ты провела здесь, со мной.

Равена улыбнулась, обняла его, уткнулась лбом в грудь. «Вот она уедет, — подумал Свенссон. — А как же я?»

Что чувствуют птицы, когда пустеет гнездо?

— Вот бы его величество решил оставить меня здесь, — вздохнула Равена. — Я ведь никому не мешаю, сижу себе потихоньку…

Свенссон кашлянул.

— Да знаю я, как именно выглядит это «потихоньку», — ответил он. — Зачем юной девице Послания Пророка?

Равена отстранилась от него, взвесила книгу на ладони и заметила:

— С загнутой страницей, на минуточку! А эта загнутая страница, между прочим…

— Молчи, — произнес Свенссон. — Молчи, невыносимая девчонка, и иди уже, куда собиралась.

Равена снова рассмеялась, прижала книгу к груди и быстрым шагом направилась к выходу из библиотеки. Девушка со святой книгой, что может быть благоразумнее, приличнее и порядочнее? И лишь нужные люди знают, что святая книга — это пропуск в типографию, где сегодня тайно допечатывают очередной памфлет, автор которого скрывается под именем сказочного Робина Хонни, борца за народную свободу.

Малоун считал Свенссона своим человеком.

Свенссон уже много лет считал иначе.

Равена вдруг вернулась; не выпуская из рук книгу, она держала огромный темно-красный конверт с королевскими печатями, и ее лицо, кажется, состояло из одних только глаз — испуганных, широко распахнутых. Свенссон узнал печати и конверт; в таком же десять лет назад Малоун передал ему инструкции относительно того, что делать с Равеной Тисон.

— Что это? — прошептала девушка, не сводя глаз со Свенссона. — Это от короля… тебе.

Свенссон взял конверт, сломал печати и некоторое время вчитывался в послание Малоуна. Когда он закончил чтение и убрал письмо обратно в конверт, лицо Равены сделалось посеревшим и осунувшимся, словно жизнь покинула ее.

— Что? — Равена готова была расплакаться. — Отец, король решил убить меня?

— Нет, — откликнулся Свенссон. — Он приказывает тебе выйти замуж за сьора Ньюта Гранвилла.

«Постой, как ты назвала меня?»

— Двое всемилостивые… — прошептала Равена. — Лучше умереть!

* * *

Клер любила проводить вечера возле фонтана в центре дворцового парка. Все давно выучили эту ее привычку и знали, если сьоррен здесь, значит, она хочет побыть одна. Статуя для фонтана была привезена с Восходных островов, и Клер не знала, кого в точности она изображает, то ли льва, то ли кота с кудрявыми усами и с широко распахнутой пастью, усеянной зубами. За день светлые прожилки камня впитывали свет, в вечернем сумраке над статуей разливалось сияние и казалось, будто звериная морда запачкана кровью.

Эвила сначала боялась льва и не хотела играть возле фонтана даже в жаркие дни, когда здесь царила приятная прохлада, и Клер не удивилась, узнав, что и принцесса Равена когда-то тоже избегала подходить к нему. Клер села на скамью, устало вытянула ноги и вспомнила слова Стафани, которые он сказал, когда она выходила из его кабинета:

— Теперь все должно быть хорошо, сьоррен Клер. Я надеюсь. Вы все сделали правильно.

Из аллеи донесся выстрел, и встревоженные вороны черным облаком поднялись с деревьев, разразившись возмущенной птичьей руганью. Его величество Малоун ненавидел воронов, символ прежнего королевского дома. Они держались в его дворцовом парке с царственной независимостью, не обращая внимания ни на трещотки, ни на ловушки, ни на яд в приманках — чем сильнее воронов пытались истребить, тем больше их становилось.