— Вить, может, это война? — с надрывом спросила Аллочка и, прижав к груди сцепленные в замок руки, воззрилась на супруга.

— Да какая война, — дергано отмахнулся он. — Если бы война, нас бы… не было уже. По крайней мере, мы бы уже услышали что-то: взрывы, сирены, эвакуация какая-нибудь… Что-то все равно было бы! Да и лестница…

Исчерпав аргументы, сосед замолчал.

— Надо обойти других соседей, — предложил Семен. — Вдруг у кого-то работает телефон?

Все согласились. Других идей не было.

Начали с синего тамбура. В квадратном помещении за деревянной дверью — бетонном коробе с прилепившимся к стене слабым светильником — было тесновато для четверых.

В двадцать пятой квартире жили сами супруги, дверь двадцать четвертой никто не открыл.

— Там, наверное, и нет никого, — вынесла вердикт Аллочка после нескольких звонков и громкого стука. Вовлеченная хоть в какую-то деятельность, она немного воспряла духом. — Эту квартиру снимают все время: то одни, то другие. Сначала знакомились с ними, а потом перестали. Я теперь уже и не помню, сколько там жильцов перебывало!

Двадцать третья квартира, расположенная посреди этажа напротив лифта, принадлежала Олесе. Оставался зеленый тамбур. Еще две квартиры.

— Тут женщина какая-то живет. Одна, кажется, — прокомментировала Аллочка, когда они столпились у двери с двумя золотистыми двойками. — Летом переехала, — добавила она и смолкла. Времена, когда соседи знали все друг о друге, давно канули в Лету.

На звонок и стук опять никто не отреагировал, хотя Олесе послышался за дверью какой-то звук: вроде бы скрипнула половица.

— Есть кто-нибудь дома? — спросил Семен, наклонившись к двери. Ответа не последовало.

Двадцать первая квартира была последней. К дверям подошли после первого же звонка.

— Что вам нужно? — раздался из квартиры прохладный женский голос.

— Мы ваши соседи, — слово взял муж Аллочки — У нас тут… э… с лестницей беда приключилась… Никак не выйти из дома. Можно вас попросить…

— Скажите конкретно, что вам нужно? — перебил его недовольный голос.

— Я вам повторяю: проблема с лестницей. Не можем спуститься во двор. — Сосед повысил голос, лицо его потихоньку начинало багроветь. — Можете выйти сюда и сами убедиться. Мы…

— Не собираюсь я никуда выходить, — огрызнулись из-за двери. — И не звоните сюда больше, или я полицию вызову! Задолбали уже по квартирам ходить!

— Послушайте, это не шуточки! У нас тут…

— Я же сказала, полицию вызову!

Пожилой сосед стиснул зубы. Под вялыми потемневшими щеками заиграли желваки.

— Вот пигалица…

— Вить, не надо, — зашелестела у него за плечом Аллочка, — не нервничай…

Семен протолкался вперед.

— Просто скажите, у вас телефон работает? — громко спросил он. — Позвонить можете?

Сердитый голос не ответил.

— Эй! — еще громче выкрикнул Семен и шарахнул кулаком по матово-черной двери. — Да хоть в полицию, действительно, позвоните!

Опять тишина. Не дождавшись ответа, все четверо вернулись на площадку перед лифтом. Пугающая неизвестность облепила Олесю тугим коконом, не давая вдохнуть полной грудью. Разумеется, вечно она не продлится, все это обязательно… Все это как-нибудь разрешится. Они найдут выход. Ведь не может быть, чтобы несколько человек не смогли сообща ничего придумать!

Но сейчас, пока новых идей не было, от повисшего молчания становилось тошно. И не ей одной.

— Что же теперь делать? — жалобно протянула Аллочка, обращаясь в основном к мужу. Вместо ответа тот уставился себе под ноги, наморщившись и выпятив подбородок.

Не в силах больше выдерживать давящее молчание, Олеся заговорила сама:

— Скажите, а вы… — обратив на себя внимание, она сбилась, не зная, как лучше обращаться к соседям. — Простите, как вас по имени-отчеству?

— Виктор Иванович, — ответил сосед и добавил: — Хлопочкин.

— Алла Егоровна, — напряженно улыбнулась Аллочка.

— Семен, — коротко представился им Семен.

— Олеся, — назвалась Олеся и, наконец, задала волнующий ее вопрос: — Виктор Иванович, Алла Егоровна, скажите, вы сегодня ничего странного на улице не видели?

Хлопочкин покачал головой и открыл было рот, но Алла Егоровна опередила его:

— Очень безлюдно было, — пожаловалась она. — Но это было рано, часов в восемь… Я подумала, все спят.

— А листья на деревьях были?

— Листья… — Аллочка призадумалась. — Действительно, не было их! Как-то резко в этом году…

— Мне кажется, это все как-то связано, — Олеся пыталась подобрать подходящие слова. — В общем, на улице — ни машин, ни людей, и… И те же листья с деревьев не просто опали, а полностью исчезли! Их даже на земле нет, вы заметили?

О том существе во дворе она не упомянула. В конце концов, кого именно она там видела? Все произошло так быстро…

— Может, это все просто сон? — вдруг с нескрываемой надеждой спросила Алла Егоровна, обведя присутствующих слегка отрешенным взглядом.

— Нет, — Семен со вздохом скинул с плеч надоевший рюкзак, — похоже, что не сон.

Рюкзак, завалившись набок, прошуршал по стене, и этот звук шершаво отозвался в груди у Олеси. Как будто сердце задело грудину во внеочередном толчке. Звук был реален, как и все остальное. Как и лестница, не имеющая ни начала, ни конца.

Олеся шагнула к лифту и с силой надавила на металлическую кнопку справа от него. Соседи сказали, что он не работает, но вдруг… Ей ведь нужно уехать к родителям!

Слушая тишину в шахте за створками лифта, она изо всех сил гнала прочь леденящее душу предчувствие, что уехать уже не получится.

4

Толенька прислушивался к голосам, звучавшим из-за двойных дверей тамбура, пытаясь хоть немного подсмотреть через щель. По высохшему как сухофрукт телу пробегала легкая дрожь. Он больше не один! Наконец-то!

Когда-то давно его звали Анатолий Сергеевич Строков. Сухо, громоздко. Но это было раньше, в темные времена. Сам он в часы долгих монологов вполголоса называл себя Толенькой. Просто и понятно. Надо ведь как-то обращаться к единственному собеседнику. Те, кого приводила Серая Мать, со временем исчезали, а другие… С ними не поговоришь.

— Ну-ка, Толенька, — едва заметно шевелились сухие губы. — Что тут у нас… Что тут…

Он и сам толком не понял, что его сегодня разбудило.

Первым делом, выбравшись из гнезда, в незапамятные времена бывшего обыкновенной кроватью, он выглянул в окно. Снаружи все было как всегда. Ничего необычного.

И все же почти забытое, невесть откуда взявшееся волнение — не страх, не тревога, а что-то наподобие предвкушения — погнало его в прихожую, к входной двери. Последний раз это было так давно! Целую вечность назад!

Бережно проворачиваемый замок все-таки щелкнул под конец. Толенька застыл, прислушался. Нет, ничего. Уцепившись за ручку мосластыми пальцами, он осторожно приоткрыл дверь.

Запахи ворвались в ноздри, оглушили, золотым медом разлились в носу и в глотке, а потом проникли глубже, прямо в легкие, заполнив их целиком, до последней альвеолы. Густая горечь сигаретного дыма, легкая гнильца мусоропровода, манящий дух чего-то жареного, и поверху — едва ощутимый налет свежего, уличного, с пряностью облетевших листьев и автомобильных выхлопов.

Настоящие, самые настоящие запахи… И такие сильные… Как долго он жил без них? Как долго он вообще жил? Толенька уже давно потерял счет времени. И, кажется, успел состариться. Иначе как объяснить то, каким он стал?

Подрагивая от растущего возбуждения всем своим худосочным телом, он выскользнул из квартиры и прокрался к дверям тамбура. Босые ноги в грязной чешуе ороговевшей кожи ступали бесшумно.

К запахам присоединились голоса, тоже настоящие, говорившие обыкновенными человеческими словами. Толенька прильнул к закрытым дверям, медленно — мучительно медленно, чтобы, не дай бог, не спугнуть внезапное чудо, — подтолкнул одну створку.

В образовавшуюся щель он сумел рассмотреть людей, толпившихся на лестничной площадке. Их было четверо: молодой парень с большим рюкзаком, кокетливо одетая пенсионерка, пожилой мужик с пивным животом и рыжая девушка. В этот раз Серая Мать привела больше народу!

Он смотрел во все глаза и, кажется, узнавал. Вспоминать было нельзя, вспоминать было страшно, но кое-что он все-таки помнил.

— Надо обойти других соседей, — предложил тип с рюкзаком. — Вдруг у кого-то работает телефон?

Все четверо потянулись к дверям тамбура, за которыми притаился Толенька. Все так же тихо он скользнул обратно, укрывшись за дверью двадцать четвертой квартиры. Замок на этот раз не подвел, закрылся без звука.

Толенька, кажется, знал их. Пенсионерку и того пузатого мужика.

Они пришли из темных времен.

И это было неправильно.

Когда в прихожей вдруг хрипло затарахтел звонок, Толенька не открыл. Охваченный необъяснимым страхом из-за этого внезапного, почти забытого звука, он замер на месте, не дыша и не двигаясь, чтобы ничем не выдать свое присутствие. На громкий стук он тоже не отозвался. Когда будет нужно, Серая Мать его позовет. А пока что не нужно. Пока что… пусть они сами.

— Вот так, Толенька, — вполголоса пробормотал он, когда стучавшие в дверь удалились, — вот так… Ты снова не один…