Гудки сменились предложением пообщаться с голосовой почтой. И одновременно прекратилась песня…

Нет, не может быть!

Никита бросился в сторону отзвучавшей мелодии и замер, надеясь, что это всего лишь галлюцинации от Милкиного средства продолжаются…

За скамейкой в траве сиротливо лежал смартфон Алины.

Глава 6

Николас осознавал, что дочь у него совсем не красавица. Да, случается, когда у двух не самых привлекательных людей рождаются очаровательные дети. Но это был не их с Еленой случай. Доре достался неудачный набор генов, она собрала все плохое, что было во внешности родителей: крупный и довольно бесформенный нос матери, ее же широкий рот, маленькие, близко посаженные глаза отца. От кого достался грязно-рыжий, ржавый оттенок волос, уже было неважно. Спасибо, что полнота матери решила не становиться «украшением» набора, хоть в этом повезло.

Впрочем, Дора абсолютно не комплексовала по поводу своей внешности, ее все устраивало. Повзрослев, девушка могла бы с помощью скальпеля пластического хирурга стать модельной красоткой. Могла бы. Но не захотела — зачем? Зачем рисковать здоровьем, терпеть боль, когда у нее и так все в порядке? Да, не красавица, но и отталкивающе уродливой Дору назвать было нельзя.

С чисто вымытым, свежим лицом (кожа, к счастью, ей досталась ровная и гладкая, без прыщей), с пусть и ржавыми, но здоровыми и блестящими (когда без укладки) волосами, с мягкими и нежными (когда это было необходимо) глазами — в таком виде Дора вызывала у людей симпатию. Очаровательная дурнушка, милая и скромная.

Один из образов в арсенале Доры Ифанидис, достойной наследницы своего отца, такой же наглой, жестокой, хитрой, беспринципной и коварной.

Николас был уверен, что на сегодняшнюю встречу-знакомство с семейством Кралидисов дочь выберет именно этот образ, она ведь знает — обсуждали не раз, что Костас и Атанасия — люди патриархального уклада, и в свою семью они готовы будут принять соответствующую девушку. Пусть не красавицу, но достойную и скромную.

А не вот это вот, спускающееся сейчас с лестницы. С тремя слоями косметики на лице, не скрывающими, а подчеркивающими недостатки внешности — правильно накладывать макияж Дора никогда не умела. В обтягивающем платье с блестками, которое не скрывало отсутствие нижнего белья под ним — настолько плотно прилегало к телу.

Девушка царственной походкой спускалась с лестницы, ожидая, видимо, отцовского если не восторга, то хотя бы одобрения. И грубый вопрос возымел эффект грязного валенка, метко влетевшего в парящего лебедя. Дора мгновенно разозлилась:

— Что опять не так?!

— Я тебе сто раз говорил, кто такие Кралидисы, и кого они готовы принять в качестве невестки! Милую, скромную, воспитанную девушку, а не затраханного трансвестита! Ты себя в зеркале видела?!

— Видела! — окрысилась дочура. — Всю жизнь вижу! Я что, виновата, что папочка с мамочкой мне такую уродскую внешность подарили? Исправляю, как могу!

— Уродуешь, как можешь! Смыть все немедленно и переодеться! У тебя двадцать минут!

* * *

Дора Ифанидис.

Некрасивая, зато воспитанная и скромная, а еще послушная, и в Димитриса еще со школы влюблена, будет верной и любящей женой. Но что самое важное для семьи — объединение семейных бизнесов и построение бизнес-империи. Круизные лайнеры Кралидисов плюс сети отелей Ифанидисов — от перспектив дух захватывает!

Все это Костас уже не раз объяснял сыну (и, если честно, себе), обосновывая выбор невесты. Атанасия помалкивала, было заметно, что она сочувствует Димитрису, но в целом согласна с мужем. В конце концов, сын сам виноват, вернулся бы сразу после окончания университета, приступил к работе в семейном бизнесе, доказал, что он взрослый и ответственный мужчина, тогда и получил бы право самому выбрать себе жену.

Ну а так — слушайся отца. Хотя и выбор мужа Атанасия не очень одобряла. Выгода выгодой, но уже очень некрасива эта Дора!

— И внуки, получается, тоже могут такими родиться? — Атанасия тяжело вздохнула, рассматривая в смартфоне фото Доры из интернета.

— Не обязательно, может, в отца пойдут, в Димитриса. — Костас поправил перед зеркалом узел галстука и повернулся к жене. — Да не переживай ты так, сегодня познакомимся с Дорой вживую, так сказать, посмотрим, что она собой представляет, как Димитрис на нее среагирует. И если все совсем плохо окажется — я же не враг нашему сыну! Хоть он и разгильдяй, конечно.

— Обещаешь? — улыбнулась Атанасия, поднимаясь с кресла навстречу супругу.

— Слово короля! — Костас нежно поцеловал статную, все еще красивую жену. — Пойдем, моя королева, скоро гости приедут.

— Единственное, что мне пока нравится в Доре, — оживленно заговорила Атанасия, направляясь к выходу из спальни, — это отсутствие скандальных новостей о ней. И в принципе очень мало информации, в социальных сетях Дора не сидит.

— Да некогда ей, девчонка все время проводит в офисе отца, толковая помощница, Николас очень доволен. Не то что наш обалдуй.

— Ну что же посмотрим, что там за сокровище.

В гостиной их уже ждал сын. Костас нахмурился, разглядывая домашний наряд сына — джинсы и майка-поло. Брендовые, конечно, с кармашка поло крокодильчик надменно посматривал на окружающих, но все же!

— Что за вид, Димитрис? Ты же знаешь, мы сегодня ждем гостей к обеду.

— А что тебя не устраивает? — Димитрис нарочито внимательно осмотрел свою одежду. — Вроде чистое все. Пятен нет, не воняет, в чем проблема?

— Прекрати клоунаду! — рявкнул отец.

— Действительно, Димми, — Атанасия подошла к сыну и примирительно взяла его за руку. — Что за тинейджерская выходка? Ты прекрасно знаешь светский этикет, что уместно, а что нет. И сейчас ты собираешься проявить неуважение к нашим гостям, что неприемлемо, ведь Николас Ифанидис…

— Да-да, я в курсе, спас меня от тюрьмы, а нашу семью от позора, благодетель бескорыстный! — Димитрис резко освободил руку из ладони матери, подошел к накрытому столу, потянулся к бутылке вина. — И в благодарность, а заодно и для пользы дела вы решили принести меня в жертву, женив на его страшилище!

Налить вино в бокал помешал отец, Костас забрал бутылку и поставил ее на место. Затем холодно поинтересовался у сына:

— Высказался? Истерика закончена? Мы с тобой уже не раз обсуждали эту ситуацию, и я дал слово, что, если Дора тебе совсем уж не понравится, я откажусь от этого варианта и буду искать другой. Отправляйся к себе и переоденься, гости скоро будут.

Димитрис криво усмехнулся и направился к лестнице. Поднявшись на несколько ступеней, остановился, и, не поворачиваясь к родителям, глухо произнес:

— Просто я с детства был уверен, что женюсь по любви. Как вы. И буду счастлив в браке. Как вы.

Хлопнула дверь в комнату сына. Костас и Атанасия не смогли посмотреть в глаза друг другу.

* * *

Димитрис угрюмо рассматривал свое отражение в зеркале. Собственная внешность, вполне устраивающая до недавнего времени, не нравилась категорически. Сейчас бы пузо до пояса, хомячьи щеки, рыхлую физиономию с утонувшими глазками, редеющие волосы с тщательно зачесанной залысинкой — и Димитрис Кралидис никогда не стал бы желанным трофеем на брачном рынке Лимасола.

Отражение отвратительно красивого, стройного молодого мужчины в идеально сидящем костюме хмыкнуло:

— Состояние твоего отца превратило бы и пузо, и лысину в милые достоинства. С дочкой Ифанидиса ведь сработало.

Черт возьми, за окном двадцать первый век, искусственный интеллект, цифровизация, беспилотные машины и самолеты, а семья Кралидисов застряла, похоже, в девятнадцатом. Нет, не году — если бы! В девятнадцатом веке!

Димитрис действительно был уверен, что женится исключительно по любви. Он знал — как только встретит ту самую, одну-единственную, все другие женщины просто перестанут для него существовать. И он поймет сразу — она именно та, что она родилась для него, а он — для нее.

Романтический бред, недостойный взрослого мужчины? Ничего подобного. Так было у его родителей, они рассказывали. Да и заметно по ним, семья Димитриса была солнечно-теплой, здесь все искренне любили друг друга.

И верили друг другу, и рассчитывали, и надеялись на поддержку и помощь.

А он, Димитрис, подвел семью. Сам не понял, как это получилось, он действительно намеревался отдохнуть и развеяться после окончания университета максимум пару месяцев, прежде чем встать рядом с отцом во главе семейного бизнеса.

Но пара месяцев сначала превратилась в полгода, затем — в год, два, три… Было стыдно перед родителями, перед отцом в первую очередь — Костас рассчитывал на помощь сына, заранее подготовил для него несколько самостоятельных направлений, надеялся, что теперь сможет уделять больше времени жене, чаще отдыхать…

Димитрис понимал, что повел себя безобразно, превратившись в типичного мажора, прожигающего жизнь. Раньше он таких презирал.

Не раз, просыпаясь с гудящей от похмелья головой, рядом с очередной тупенькой «Барби», Димитрис давал себе слово, что это в последний раз, и уже сегодня он позвонит отцу, извинится и скажет, что вылетает первым же рейсом.