Марфа Игнатьевна усмехнулась.
— А… Вот откуда ноги растут. А мне скрывать нечего. Пусть знает, какой может быть любовь.
— Какая любовь в 9 лет? Вы в своём уме?
— В своём! В отличие от тебя.
— Ну тогда не забудьте рассказать правдивую концовку, чтобы внучка знала, какое чудовище её бабушка.
— Дура ты, Настька…
Марфа Игнатьевна вышла из дома.
После того дня с дочкой не разговаривала.
Тамара выздоровела. Когда бабушка собралась в очередной раз на реку, увязалась с ней. Но Марфа Игнатьевна велела внучке остаться дома.
Девочка не знала, чем себя занять.
Дома никого не было. Сеньку мама взяла с собой на работу. И Тамара решила пойти в ветеринарный пункт.
Захотелось ей поведать матери о разговоре, который подслушала ночью.
Но по пути встретила подружку Варю.
Та почему-то стала убегать. Тома еле догнала её.
— Ты чего, Варя? Убегаешь вдруг. Не виделись давно.
— Некогда мне с тобой беседы вести, уроки надобно делать. Ты вот в школу не ходишь, а пишешь красивее нашей учительницы. Я тоже хочу так научиться, — Варя вдруг покраснела: — Я тетрадку у тебя взяла на время: толстенькую такую, под книжками лежала.
Тамара побагровела.
— Ах это ты! Воровка ты эдакая!
— Да я верну, верну! Мамка на работу уйдёт, найду и верну! Пропала твоя тетрадка!
Тамара теперь всё поняла: Варя украла тетрадь, её нашёл Геннадий Ефимович и передал своему другу Петру Александровичу. А тот, в свою очередь, пришёл к Марфе Игнатьевне и стал угрожать.
— Я бы тебя и без воровства писать научила, — обиженно пробормотала Тамара. — Иди ищи…
Варя побежала в сторону своего дома. Тамара же думала о том, как теперь забрать дневник у Петра Александровича. О подслушанном разговоре решила матери пока не говорить.
Через два дня уже поздним вечером, когда мама пожелала Тамаре добрых снов, в дом постучали.
Пришёл Варин отец и начал с порога:
— Анастасия Алексеевна, отчего же ваша дочь так запугала мою, что она теперь из дому боится выйти?
Настя смотрела на Геннадия Ефимовича с удивлением.
Марфа Игнатьевна решила полюбопытствовать и тоже вышла из своей комнаты.
— Это ж как ребёнка надо запугать, чтобы она вот так боялась? Мне бы с вашей дочкой беседу провести.
— Она спит, — сказала Настя.
— Ну так разбудите, Анастасия Алексеевна. Негоже так поступать.
Тамара не стала дожидаться, пока её позовут. Поднялась с кровати, вышла к гостю. Смотрела на него сонными глазами.
— Что же ты, Тамара, Варюху запугала? — переключился на неё Геннадий Ефимович.
— Что же ты, Тома? — спросила Настя.
— Ох, Тамара, ремень отцовский о тебе рыдает, да нет отца-то! Сиротинушка ты наша, — запричитала Марфа Геннадьевна.
В комнате воцарилась тишина. Все пытливо смотрели на Тамару.
Она вдруг обратилась к отцу Вари:
— А что грозит человеку, укравшему чужое?
Геннадий Ефимович усмехнулся:
— То же, что и тому, кто от советской власти драгоценности в подвале прячет.
Настя и её мать покраснели.
Отец Вари приблизился к Насте, схватил её за плечи и зло прошипел:
— Если ещё твои выродки к моей дочке подойдут, серебро ваше на переплавку поедет…
И вышел, громко хлопнув дверью.
— Чего это такое было? — дрожащим голосом спросила у дочери Марфа Игнатьевна. — Никак Генка решил до нас добраться? Неужто антисоветскими элементами нас посчитал? Давай поскорее серебро прятать. А то нагрянут…
Настя долго стояла с опущенной головой, потом накинула на плечи шаль и вышла на улицу.
— Ты куда в ночь, малахольная? Не работаешь ведь сегодня! — кричала ей вслед мать.
Тамара заплакала.
— Спать иди! — прикрикнула на неё бабушка.
Глава 2
Настя шла по тёмной улице к дому Петра Александровича.
Накануне он принёс ей котёнка. Попросил забинтовать тому лапу. Разговорились. Он посетовал, что муж Настасьи живёт нынче в городе.
Ветеринар почти не отвечала на его вопросы, возилась с лапой котёнка.
Пётр перед уходом сказал:
— Анастасия Алексеевна, времена нынче неспокойные. Вы в случае чего не стесняйтесь помощи просить. Помогу по мере своих сил.
А потом подошёл к ней ближе и прошептал:
— Спрячьте всё лишнее, проверки грядут.
— Ничего лишнего у нас нет, — возмутилась Настя.
Пётр Александрович улыбнулся загадочно и произнёс:
— Так я могу и найти в случае чего.
Было так много работы, что Настя об этом разговоре вспомнила, только когда Геннадий Ефимович пришёл обвинять в чём-то Тамару.
Зачем шла сейчас к Петру, Настя не знала.
Постояла у его калитки. Вошла. Небольшая собачонка сначала затявкала, потом стала вилять хвостом.
Настя постучалась в окно.
— Иду, иду! — раздался голос хозяина, и у Насти началась паника.
Она вдруг присела на корточки, сжалась вся, думала, что Пётр её не заметит.
Но он подошёл, коснулся её плеча и произнёс:
— Что случилось, Анастасия Алексеевна? Кто обидел вас, Настенька?
Настя поднялась. Посмотрела Петру в глаза.
— Котёнка пришла проведать. Надо бы перевязку сделать.
— А-а-а… — протянул Пётр Александрович. — Ну проходите, проходите. Пациент вас ждёт.
Пётр взял Анастасию за руку и повёл в дом.
Уже при свете яркой лампы Настя заметила, что хозяин дома одет в длинный халат из бархата. Его ноги были обуты в шёлковые тапочки.
Настя усмехнулась и выпалила:
— Это что ж у нас партийные работники в царских одеждах стали ходить?
Пётр смутился вдруг и произнёс:
— Да вы не подумайте плохого. Подарок этот из конфиската. Я вроде как заслужил. Премировали меня этим.
— Премировали… — задумчиво произнесла Настя.
— Именно так!
Пётр Александрович неспешно поставил чайник на примус.
— Отведаете со мной кофе? — предложил он гостье.
— Не откажусь, — кивнула Настя.
Она присела на краешек стула.
Пока Пётр Александрович накрывал на стол, рассматривала комнату.
Пётр жил в доме бывшего священника. Для Насти было странным, но в комнате до сих пор пахло ладаном. Хотя того священника арестовали ещё в 1932 году.
— Вас тоже пугает этот церковный смрад? — поинтересовался вдруг Пётр. — Поверьте, я не верю в колдовство, но тут у меня нет объяснений, увы… Всё перемыли, побелили, даже печь сложили новую, а ладаном так и воняет. Мне кажется, что я и сам уже им пропитался. Вот недавно духи мне в счёт премии дали, как-то спасаюсь временами.
Кофе пили молча.
Анастасия заметила, как воспитанно вёл себя Пётр за столом. Не стучал ложечкой по кружке, не чавкал, как её муж. Все его движения были аристократичными, и она даже засомневалась в том, что Пётр такой ярый борец за советскую власть.
Хозяин дома нарушил молчание.
— Скажите, Анастасия Алексеевна, по сравнению с прошлым годом, у нас прирост скотины вырос?
— Вырос, — согласилась Настя. — Кормов стало больше. Сена разрешили закупить побольше. Не голодали коровки, поэтому смертей не было. Пусть так и будет теперь. Мне радостно, что становится больше колхозное стадо.
— Отчего же вы молчали на прошлом заседании, когда вас попросили цифры озвучить?
Настя пожала плечами.
— Так я не готова была. Мне и слова-то не давали раньше.
— Вас премируют, Настенька. Вы отчёт сделайте. Я позабочусь… Вы простите, что я так по-домашнему «Настенька». Имя у вас светлое, красивое, как и вы…
Настя вдруг резко вскочила из-за стола. Отодвинула от себя кружку с кофе и протараторила:
— Мне домой пора, прощайте…
— А как же пациент? — кричал ей вслед Пётр.
Но Настя уже бежала по улице.
На стуле осталась её шаль.
Пётр Александрович накинул её на себя и прошептал:
— Пахнешь ты любовью, Настенька… Всё у нас с тобой будет хорошо!
Марфа Игнатьевна не спала. Ждала дочь.
— Ты время видела? — заворчала она.
— Видела, — съязвила Настя. — Идите спать!
Утром Пётр Александрович принёс котёнка на осмотр.
Настя торопилась, пришла машина, чтобы отвезти её в соседнее село, там заболели лошади.
Пётр Александрович подошёл к ней и сказал:
— Анастасия Алексеевна, уж обратите внимание на мою животинку. Как прибудете, жду вас у себя.
Настя кивнула.
— Что, жениха себе нашла? — язвительно пробормотала её помощница. — Ты смотри, Зинка узнает, без волос останешься. Она бешеная. Ей-богу, предупреждаю сейчас. А то потом худо будет.
Настя промолчала. Всю ночь она думала о Петре. Вспоминала его длиннополый халат и поймала себя на мысли, что от такого и не отказалась бы.
Вздохнула, закрыла глаза.
Вспомнила себя семилетнюю. Тогда ещё неворчливая матушка наряжала дочь к празднику. Что именно был за праздник, Настя не помнила. Но готовились к нему долго.
Марфа Игнатьевна была одета в вишнёвого цвета платье с большими воланами на рукавах. Все пальцы её были украшены кольцами с довольно крупными камнями.
Это сейчас Марфа Игнатьевна не носила украшений, а тогда Настя завидовала несметным сокровищам матери.
Именно в тот день отец Насти подарил дочери колечко с маленьким красным рубином.
Настя то колечко сберегла. Когда в 1919 году новая власть выгнала их из дома, Настя спрятала это колечко за щекой. Но до того страшного года была другая жизнь.