— Да это ты, ведьма старая, детей моих со свету сживаешь. Ты! Не могу больше видеть тебя, не хочу! Уйди с моих глаз! Убирайся!
Пётр еле оттащил Настю от матери.
Зевак было много. На следующий день сплетни неслись отовсюду.
Настя на работу не вышла.
— Брюхо-то у неё вон уже какое! Небось от Петра Саныча. Какой у нас агроном-то любвеобильный.
— Да вот поэтому муж от неё и сбежал. Стыдно должно быть. Уважаемый человек, партийный член, а такие дела творит.
— Да где ты брюхо видела? Нет ничего у неё.
— Да как же нет! Ты видела, как Пётр Саныч держал её? Ей-богу, как родную.
— Ой, не мели ты, Ганька, брюхо ей померещилось.
— А вот и не померещилось. Я шестерых родила, опыт имеется.
Все эти слухи дошли и до Анастасии.
Председатель на время вызвал ветеринара из города.
Прошло уже три дня с пропажи Тамары. Настя потихоньку приходила в себя.
С матерью не разговаривала. Пошла к председателю брать разрешение, чтобы в город поехать к мужу.
Всё было как в тумане. Председатель успокаивал несчастную мать.
Перед самым отъездом Настя встретила Геннадия Ефимовича, отца Вари.
Тот виновато опустил голову, попросил прощения за скандал, что устроил недавно.
Он же и поведал ей о том, что Варя видела, как Тамара шла к «остановке» три дня назад.
Настя от новости упала в обморок.
Когда очнулась, увидела склонённого над ней Петра, незнакомую пожилую женщину и старичка.
Женщина кому-то рассказывала:
— Как я его журила! Как журила мужа своего. Чего он, старый, дитя оставил на окраине? Заблудиться боялся по темноте. Как воевал он, не понимаю. Старость пришла незаметно. Ух, старый дурак! Я как услышала, что девчонку ищут, сразу об ней подумала.
— Настюша, — тихо говорил Пётр. — Вот Никанор Прокопьевич вести о Тамаре принёс. В город он её отвёз. Божится, что она это была. Фотографию твоя матушка ему показала. У деда сердце прихватило. Винит себя. Ты его успокой, он и не виноват вроде. Тамара у тебя какая самостоятельная! Только чего она в городе забыла?
— К отцу, видать, поехала, — предположила Настя. — Ох, а если не нашла его? Что будет-то теперь?
— Ты не вини себя, Настя! Поехали в город. Председатель машину разрешает. По дороге придёшь в себя.
Настя с трудом встала с кровати. Голова ещё кружилась.
На кухне сидел старый дед, рядом с ним его жена. Она всё ворчала на мужа.
Настя подошла к нему, дотронулась до плеча. Он поднял голову.
В уголках его глаз застыли слёзы.
— Спасибо, — сказала Настя, — спасибо, что рассказали о Тамаре.
— Прости меня, дочка! — прошептал старичок. — Мне не нужно было брать её. Я у неё сразу про мать спросил, а она ответила, что одна едет. Не прощу себе, если не найдёшь ты свою кровиночку, не прощу…
Дед дрожал, поглаживал рукой в районе груди.
— Я не виню, — стала успокаивать его Настя. — Найдём беглянку и приедем вас навестить.
— Если доживу, дочка! Если доживу…
— Поехали домой, — заворчала на него жена.
По пути в город Пётр Александрович старался развеселить Анастасию. Рассказывал ей шутки, смешные истории. Но Насте было не до шуток.
Она думала всю дорогу о том, что будет говорить Афанасию. Знала, что поругаются опять. И как хотелось Насте, чтобы Тамара была у него. Но надежды на это было мало. Афанасий вряд ли не оповестил бы жену, если б встретился с дочкой.
Десятки вопросов крутились у Насти в голове.
Она куталась в длинный материнский жилет. Прятала свой живот. Не хотела, чтобы муж узнал, что она беременна.
А Пётр, как назло, затронул эту тему.
— Поговаривают, — начал он издалека, — о тебе, Настюша, разное. Языками бабы умеют чесать отменно. Не промолчат в случае чего. Только вот пусть болтают разное. Но как тебе одной детей поднимать? Не думала ли ещё?
— А чего думать, — огрызнулась Настя. — Я замужем. Работаю. Власть советскую не ругаю, не ропщу. Не привыкать мне к заботе о детях.
— Ну Тамара и Арсений уже вроде как выросли, а родится ещё один. Кто будет коров лечить, пока ты при ребёнке будешь?
Настю утомлял этот бесполезный разговор, но Пётр был настойчив.
— Я к чему клоню, Настюша… Ты ведь уже и не живёшь с мужем. Пока мы в городе будем, ты бы развод с ним оформила. А я тебя в беде не оставлю. Знаешь же, что люба ты мне.
Пётр остановил машину.
Настя испуганно взглянула на него.
— Пётр Александрович, не смейте ко мне приставать!
— Не нужно так строго со мной, Настюша! Как волнительно из твоих уст вырвалось тогда «Петя». Давай не будем, хотя бы когда вдвоём, переходить к высоким именам. Давай по-простому, по-семейному. Мне так отраднее всего…
— Зря вы всё это затеяли, — вздохнула Настя.
— Я ваш поцелуй вот тут храню, — Пётр показал на сердце. — Мне другая не нужна.
— А как же Зинаида? — съязвила Настя. — Она же околачивается возле вашего дома. Как сторожиха, ей-богу.
— Да делать ей нечего, — возмутился Пётр. — Проходу от неё нет. Пирожки стала носить, пироги. Поставит на стол и ждёт, когда попробую. А потом улыбается, машет рукой и говорит: «До встречи, Пётр Александрович! Завтра вам галушек наварю!» Я и отказать не могу, и нагрубить тоже. Она сядет рядом и в рот заглядывает.
— Ну вот и прекрасно, — произнесла Настя. — Любит она вас и никому не отдаст. Голодным не будете. Баба она ладная, хозяйственная. А любовь придёт со временем.
— А у тебя тоже так было? — поинтересовался Пётр. — Любовь со временем пришла?
— Нет… — Настя задумалась. — Не было вроде как любви. Или была. Я не помню. Афанасий мать мою тогда спас. Вызвал врача. Успели спасти её. Вот я ради благодарности и вышла за него, а думала, что люблю. Но сейчас понимаю, что вроде и нет. Живём себе и живём, как есть. Чего уже менять? Чай, не молодые.
Пётр Александрович засмеялся.
— Чай, не молодые, а кровь кипит, когда ты рядом. Не отвергай меня, Настюша. Я стану твоей невидимой тенью. Буду помогать во всём. Можешь на меня рассчитывать в любое время. А дальше видно будет. У меня руки из нужного места растут.
Пётр начал расхваливать себя, но Настя остановила его.
— Поехали, — сказала она. — Нужно Тамару найти.
Когда подъехали к общежитию, где жил Афанасий, Насте стало плохо.
Пётр держал свою ладонь на её лбу и покрывал поцелуями лицо.
— Всё будет хорошо, родная… Я рядом…
Афанасий встретил жену с ухмылкой.
От него несло спиртным.
Заметив Петра, Афанасий произнёс:
— О, агроном Саныч пожаловал… Уж не обижайте! Прошу вас за стол.
— Где дочь? — накинулась на мужа Настя.
— Где-где… С тобой она живёт…
Настя заплакала.
— Сбежала она, Афоня! В город сбежала, тебя, видать, искала. Видел ли ты её?
Афоня усмехнулся и произнёс:
— И от тебя сбежала, и от меня сбежала. Ох и Томка, ох и дурная башка.
— Так она была у тебя? — взвизгнула Настя.
Афанасий почесал затылок и задал тот же вопрос:
— Так она была у тебя? Чёрт её знает… Была у тебя, была у меня… Вот, полюбуйся!
Афанасий расстегнул рубашку, снял её с себя и показал жене свою исцарапанную шею.
— Любуйся, что твоя кобра сделала! Змеиное логово — ваша семья! То уши чуть не оторвали, то кровушку мою чуть не пролили.
— Какая кобра? Тамара? — Настя с недоумением смотрела на мужа.
— Тамара, Тамара. Дочь твоя распрекрасная. Будь она неладна. Не буду я её искать. Даже не проси. Меня из-за неё с бригадирства сняли, премии лишили. А ей хоть бы хны. Пусть побегает, раз взрослой себя почувствовала. Чего она припёрлась ко мне?
Настя подошла ближе к мужу и ударила его по щеке.
— Не смей так говорить о нашей дочке.
— Давай, давай, убей меня теперь ты…
Афанасий вдруг замахнулся на жену, Пётр вовремя подскочил, повалил мужа Насти на пол.
Настя просила Петра:
— Петя, оставь его. Петя…
Но Пётр был взбешён.
Настя закрыла лицо руками.
Сделала шаг назад.
Кружилась голова, и подступила тошнота. Пётр наконец-то отстал от Афанасия.
Настин муж медленно полз, оставляя за собой алые следы.
— Что же ты наделал? — крикнула Настя.
— Он ударить тебя хотел! Не позволю ему никогда даже пальцем тебя тронуть! — возмутился Пётр, опуская руки в алюминиевую кастрюлю с водой. — Отмоюсь пока от этого гада.
Настя подошла к мужу, он смотрел на неё сквозь заплывшие глаза.
— Нашла мне замену, — с трудом произнёс он. — Ну, давай-давай! Что ты, что твоя мамаша — грязные девки. И не пойму я сейчас, за что тебя любил? Лучше б ты так и осталась тогда на улице. Сдохла бы вместе со своим приплодом.
— Замолчи, — прошептала Настя. — Замолчи! Ты обещал мне никогда этого не вспоминать.
— Я смотрю, ты и сейчас брюхатая, — продолжал Афанасий. — Агрономчика родишь, будете жить в счастии и любови…
Афанасий встал, шатаясь, подошёл к кровати и рухнул на неё.
Он хрипел и еле дышал.
— Знаешь, что я тебе пожелаю? Чтобы ты никогда не нашла Томку. Я у тебя Арсения заберу. Везде напишу, что ты распутная мать. Хотя подожди… — Афанасий приподнялся на локтях и задумчиво произнёс: — Сенька-то, может, и не мой сын вовсе? Убирайтесь оба!
Настя заплакала.
Пётр стоял поодаль и молчал.
— Афоня, — стала упрашивать мужа Настя, — расскажи, куда побежала Тамара? Она же маленькая, потеряется, погибнет.