Анна Семироль

Офелия

Оксане Ветловской — волшебнице слова

Глава 1

За завтраком Питер сказал: — Я видел девочку в нашем пруду.

Мистер и миссис Палмер обменялись вопросительными взглядами, Ларри — старший брат двенадцатилетнего Питера — отвлекся от чтения утренней газеты. Только Агата пожала плечами и продолжила возить ложку по остывшей овсянке в своей тарелке.

Питер поерзал на стуле и добавил:

— Я правду говорю. Сам видел. Она одетая купалась. В белом платье.

— Прислуга совсем обнаглела, — подражая материнскому тону, заявила Агата. — Сейчас в наш пруд полезли, а что завтра устроят? Не пора ли с этим разобраться?

Агате было пятнадцать, и она считала себя взрослой и очень умной. Постоянно влезала со своим мнением, во всем подражала маме и мечтала стать светской львицей. Только Питер считал, что выглядит она при этом ужасно нелепо. Правда, еще нелепее сестра смотрелась, когда накручивала себе белокурые локоны маминой плойкой: после завивки они торчали в разные стороны и прическа Агаты вызывала больше сочувствие, чем восхищение.

Ларри пошелестел газетой, сворачивая ее, и обратился к Агате елейнейшим голосом:

— Сестрица, милочка, тебе не о чем беспокоиться! Твоя невероятная красота надежно скрыта под слоем прыщей, фигура настолько идеальна, что при ветре ты гремишь костями, а больше с тебя взять…

— Ларри! — гневно воскликнула миссис Палмер. — Прекрати издеваться над сестрой!

— Ага, — широко ухмыльнулся старший брат и отхлебнул чай из стакана в узорчатом подстаканнике. — Уже прекратил.

Питер представил себе, как с моря налетает сильный ветер, надувает Агате подол платья, и она громыхает, как банка с сухим горохом. Воображение нарисовало мальчишке настолько яркую картинку, что он не смог удержаться от смеха.

— Все братья в мире — противные! — горестно возопила Агата. — Грубые, бессердечные, тупые…

— Вонючие, — продолжил Ларри невозмутимым тоном, бесшумно размешивая сахар в чае ложкой, — черствые, приземленные, убогие, гнусные, подлые, ехидные, пошлые, агрессивные, коварные, наглые, жадные…

— Ларри, — с укоризной обратился к сыну Леонард Палмер, — тебе сколько лет?

— Достаточно, чтобы его забрали в армию! — выпалила Агата. — Папа! Почему ты его не отдашь на службу? На войне такие здоровые кретины нужны!

— Нет уж, — возразил Ларри. — Сперва тебя в пансионат для дистрофиков.

— Агата! Лоренс! — хором вскричали родители.

Питер очень старался не смеяться громко, соблюдая приличия, но это было просто невозможно. Когда Ларри начинал поддевать Агату, она ужасно смешно выпучивала глаза, сжимала губы и то краснела, то бледнела. Ругаться они могли бесконечно. Недавно даже подрались, и отцу пришлось облить их водой из ведра, чтобы разнять.

Вытирая набежавшие от хохота слезы, Питер задел локтем чашку с какао, и по скатерти разлилось молочно-шоколадное море. Стремясь поскорее поставить чашку обратно на блюдце, мальчишка случайно смахнул на пол подставку для яиц. Голубоватый с прожилками фарфор разлетелся вдребезги.

— Пирожок! — громыхнул басом отец. — Вон из-за стола!

Веселье как рукой сняло. Питер вздохнул, понуро опустил голову и поплелся из столовой прочь. В дверях услышал, как Агата сказала маме, что Питер все сшибает, потому что неуклюжий из-за лишнего веса.

— Ему пора на диету, — донеслось до мальчишки уже в коридоре. — А то до сходства со слоненком не хватает только хобота!

«Ну и дура!» — со злостью подумал Питер, топая погромче, чтобы не слышать больше обидных слов. А еще он подумал, что надо рассказать друзьям мальчишкам, что Агата на самом деле — подменыш и ночью пьет куриную кровь. Потому и злюка такая. Йонас точно поверит. Он знает толк в оттудышах. Потому Питер с ним и дружит: столько историй, сколько рассказывает о них Йонас с материка, не знает никто. А еще Йонасу абсолютно все равно, сколько весит его друг.

«И в девчонку в пруду Йон поверит», — кивнул сам себе Питер, осторожно отпирая скрипучую дверь в комнату Ларри. Он проскользнул туда и на цыпочках подошел к заваленному книгами и недоделанными моделями парусников стеллажу. Там, на верхней полке, Ларри держал бинокль. Настоящий, военный. Тяжелый и как солдатская форма цветом — темно-зеленый. Бинокль Ларри подарил его друг Уилл Мерфи, когда вернулся с фронта. Подарил — и на следующий день повесился в конюшне за усадьбой. Уилл оставил перед смертью письмо. Что в нем было, Питер не знал. Мистер Мерфи показал его только Леонарду Палмеру, и после этого отец строго-настрого запретил старшему сыну даже упоминать об армии.

Питеру не разрешалось брать бинокль без спроса. Как и заходить в комнату старшего брата. За такие проступки Ларри мог запросто надрать ему уши или заставить мыть полы вместо горничной. Может, в другой раз Питер бы и не сунулся за биноклем, но сегодня ему очень хотелось разглядеть девочку в пруду за домом. А еще было обидно, что никто не воспринял его новость всерьез.

«Быть младшим отвратительно, — горестно вздохнул Питер, залезая на письменный стол брата. — Тебя либо никто не замечает, либо разговаривают с тобой так, будто ты во всех бедах мира виноват».

Мальчишка встал на цыпочки, достал кончиками пальцев до края полки, осторожно пошарил, нащупал кожаный ремешок, на котором висел бинокль, и бережно потянул на себя, ощущая тяжесть одетых металлом линз.

«Только бы на голову не уронить», — успел подумать Питер, и бинокль свалился на него, увлекая за собой модели кораблей. Мальчишка пошатнулся, неловко отступил назад, и под башмаком что-то хрупнуло. Напуганный Питер спрыгнул со стола, прижимая к себе бинокль обеими руками, и лишь потом оглянулся посмотреть, что же он такое раздавил.

Так и есть: мачты белоснежной маленькой яхты «Принцесса Елизавета» оказались сломанными в нескольких местах, паруса и снасти безжизненно повисли. Питер крепко зажмурился, предвкушая выволочку от брата, схватил яхту и бинокль и выскочил в коридор. Прикрыл дверь, будто его тут не было, и помчался в свою комнату. Там он положил кораблик в ящик, который тут же задвинул под кровать, разулся, чтобы не топать так предательски, и направился на верхний этаж.

Питер любил бывать в оранжерее. Мама была гением садоводства и даже в доме умудрилась создать заросли самых разных растений. Если на улице сад семьи Палмер показывал себя во всей красе лишь с мая по сентябрь, оранжерея радовала хозяев и гостей буйным цветением круглый год. Когда мистер Палмер отправлялся на материк, он обязательно привозил жене разные растительные диковины. Пальмы, орхидеи, миниатюрные хвойники, южные цитрусы, суккуленты, ароматные тропические цветы — все это прекрасно уживалось под чутким присмотром миссис Палмер. С раннего детства Питер играл в оранжерее с братом и сестрой в приключения, пиратов, путешественников, искателей сокровищ и ловцов монстров. И в войну, конечно. Хоть за это и доставалось от мамы.

«Никакой войны в нашем доме! — строго отчитывала детей миссис Палмер. — Не накличьте беду! Война далеко. Не вздумайте звать ее сюда».

Питер пробежал под разлапистыми пальмами, обогнул маленький бассейн, в котором жили лотосы и водяные лилии с материка, удержался от соблазна стянуть парочку кумкватов с деревца в кадке и протиснулся между корзинами с ампельными геранями и яркими калибрахоэ к окну. Здесь, на широком подоконнике, он оборудовал себе тайное место еще два года назад. Питер любил забираться на подоконник с ногами и воображать себя затерянным в тропиках. Или Робинзоном, глядящим в морскую даль в ожидании паруса. Морской далью обычно был пруд, который по приказу отца вырыли за домом почти пять лет назад. Семилетнему Питеру округлая яма глубиной десять метров и диаметром метров в сорок казалась огромной. Заполнялся пруд проточной водой из быстрого ручья, впадающего в Даур. От ручья пруд отделяла металлическая решетка, возвышающаяся над водой на три метра и вмонтированная в дно. Мистер Палмер оборудовал берег пруда подсветкой, сделал бетонный пляж, установил ограждения у кромки воды, чтобы дети или гости не свалились в глубокий водоем. Ровно посередине располагалась площадка с гротом из привезенных с побережья каменных глыб. Основание площадки, уходящее в глубину, также представляло собой систему подводных пещер. Питеру вся эта конструкция напоминала большущее дерево с дуплами и кроной-площадкой над водой. Еще одной достопримечательностью пруда и дома Палмеров стало круглое окно из толстого стекла: оно располагалось под землей, занимая полностью одну стену подвального этажа. И через него было видно, что происходит под водой.

Питеру была интересна возня вокруг пруда. К отцу постоянно приезжали разные люди, он показывал им созданный водоем, долго советовался, чем лучше выложить дно, нужен ли на дне рельеф, какие растения высаживать по берегу, какие — под водой. А когда гости трапезничали в оборудованной у подводного окна второй гостиной, наступала очередь вопросов для детей.

— А рыбы будут? — спрашивал Питер. — А можно дельфинов? А черепах? А почему нам нельзя там купаться? А зачем под водой свет?