И если вспомнить и сопоставить — тревожные сны с Инпу ему снились тоже как раз накануне. Определенно, предзнаменование, но неужто в самом деле связанное с этой встречей?

Так кем же была эта девушка? Почему жрецы так хотели от нее избавиться, а некропольские псы будто бы выражали ей особое покровительство?

Странно, очень странно это все было. Нет, на мертвую она была совсем не похожа, на чудовище — тем более. Может быть, ее чем-то опоили, и потому она была почти как труп, когда ее только доставили к бальзамировщикам? Нахт почему-то сомневался, что она вот так просто расскажет.

Когда жара стала совсем уж невыносимой, они остановились в еще одной небольшой гробнице, из которой в прошлом сезоне Нахт и его товарищи выгнали шайку искателей наживы. У входа девчонка снова впала в оцепенение, и пришлось провести ее внутрь за руку. Она остановилась у ложной двери [Ложная дверь — распространенный элемент архитектуры египетских гробниц. Считалось, что эти двери соединяют миры живых и мертвых и сквозь них странствуют души.], ритуальные надписи на которой были уже наполовину сколоты, и долго вглядывалась в пространство перед собой. Проходы, соединявшие мир живых с Дуатом, и у самого Нахта вызывали некоторый трепет. Иногда, стоя рядом, он чувствовал едва уловимое движение воздуха, словно порыв прохладного ветерка. Но видения его никогда не постигали. Зато с его спутницей дело, похоже, обстояло иначе.

Собака устроилась у портала, словно давая понять, что здесь безопасно, и только тогда девушка вздохнула свободнее.

— Отдохнем немного и в путь, ладно? — сказал он, снимая со спины щит и ослабляя ремни снаряжения. — Думал, мы пораньше доберемся, но уж как есть.

Очень хотелось есть. В последний раз они с товарищами нормально подкрепились еще до нападения на мастерскую, и сейчас плошка хорошей каши из полбы [Полба — вид пшеницы, выращиваемой в древности.], сдобренной луком, казалась пределом мечтаний. Но Нахт еще мог потерпеть, а вот насчет девчонки не был уверен. Вдруг еще помрет, если оставить без пищи? Ее и так-то даже от легкого порыва ветерка пошатывало.

Словно в ответ на его мысли она проговорила:

— Боги, как же хочется есть…

Голос у нее был странный и немного пугающий — хриплый, шелестящий. Пожалуй, это было единственным в ней, что в самом деле навевало мысли о мертвых.

Просьба была уловкой? Не похоже. Прозвучало жалобно, но при этом она словно пыталась скрыть свою слабость. Воин уже не раз успел подумать, не притворялась ли она, но его наблюдения за ней говорили, что все же нет.

Оставлять ее без надзора не хотелось — Нахт ведь отвечал за эту женщину и обещал доставить в гарнизон. Но каждый шаг не самого простого пути давался ей с трудом. Да и вряд ли она хорошо знала эти места — уж точно не лучше, чем он. Если что, не составит труда поймать ее на этих тропах, особенно учитывая ее слабость.

— Я могу раздобыть нам еды, но для этого мне придется ненадолго отлучиться.

Она чуть улыбнулась, искоса глянув на него из-под упавших на лицо прядей.

— Не боишься, что сбегу?

— Далеко ли? Отсюда рукой подать до Долины Царей. Тебя найдет ближайший же патруль, — усмехнулся меджай, надеясь, конечно, что до этого не дойдет.

В ее взгляде промелькнул страх — легкая угроза подействовала. Медленно она села у портала рядом с собакой и обняла себя за колени.

Воин передал ей одну из своих фляг, которые они наполнили по дороге у колодца. Сначала правда пришлось потерять еще немного времени и выждать в укрытии, когда станет безлюдно — местные ходили сюда пополнять запасы.

Девушка с благодарностью кивнула. В такие моменты ее лицо становилось более живым — как вчера, когда он нашел ее фаянсовый амулет и нанизал на шнур.

Жадно она припала к фляге, опустошила в несколько глотков, не задумываясь о том, чтобы оставить хоть немного на потом. Воин покачал головой — что поделать, придется раздобыть еще.

Боги были к нему милосердны — он вернулся довольно быстро с парой подстреленных тощих голубей. Охота, конечно же, была щедрее в заводях Итеру, а здесь разве что в ящерицах да скорпионах не было недостатка. Но они оба пока не настолько отчаялись, чтобы пробовать такие сомнительные блюда на вкус.

Девчонка с любопытством наблюдала, как он разделывает птиц и пытается развести небольшой костерок из сухих веток на пороге гробницы. Днем костер, по крайней мере, не привлек бы ненужного внимания. Но Нахт понимал, что есть мясо придется полусырым — жа́ра было явно недостаточно, чтобы приготовить как следует. Впрочем, его спутница не привередничала, а напротив, набросилась на предложенное «угощение» так же, как до этого на оставшийся кусок лепешки. Меджай тоже быстро прикончил своего голубя, надеясь, что по этим птицам никто скучать не будет. А то вдруг были не совсем дикие?

Собака терлась рядом и теперь аппетитно захрустела костями. Это был первый раз, когда она приняла что-то из предложенной Нахтом пищи.

И где она только ухитрялась находить себе пропитание все это время?

Когда со скудным обедом было покончено, они устроились на небольшой отдых. Здесь у меджая уже не было тайника с циновками, но его спутница и не спрашивала — уткнулась в собачий бок и затихла.

Нахт сел ближе к ступеням, чтобы держать вход в поле зрения, и откинулся спиной к стене, удерживая копье. В гробнице было душно, но хоть немного прохладнее, чем на раскаленных каменистых тропах царских некрополей.

Не особо рассчитывая на ответ, он все же решил задать тот же вопрос, что и в мастерской:

— Кто ты?

У Нахта было еще множество вопросов к ней, но хоть с чего-то нужно было начинать. А может, и не нужно было вообще пытаться узнать ее получше. В конце концов, уже скоро он оставит ее на попечение командира Усерхата и — как хотелось верить — вернется к своей жизни.

Голос внутри нашептывал, что так легко он из этой истории не выйдет… ведь оставался еще убитый им по случайности старший бальзамировщик Павер. А от шанса снять с себя вину он отказался, предпочел спасти сам не зная кого.

— Жрица, — это прозвучало так тихо, что Нахт решил уже было — показалось. Но девушка откашлялась и добавила уже увереннее: — Жрица Инпут.

Меджай открыл глаза, посмотрел на нее, хотя и не мог как следует разглядеть — глубже в гробнице было темнее, а его слепил дневной свет, проливавшийся сквозь узкий проход. Жрица. Что ж, это многое объясняло: и видения с Инпу, и собак. Боги защищали ее.

— Ты жрица Первого из Западных [Первый из Западных — один из титулов бога Анубиса, восходящий к глубокой древности, еще до возвышения культа Осириса как повелителя Дуата.]? — удивленно уточнил он.

— Первой, — поправила она. — Инпут — Богиня, тесно связанная с Ним… Его возлюбленная супруга, или Его половина и ипостась — как угодно. Защитница мертвых, утешительница, путеводная звезда… Вряд ли ты даже слышал о нашем культе. Инпут — сокрытая, хотя Ее имя носит целый сепат [Сепат — административная единица в Древнем Египте, в эллинистическом Египте — номос, ном. Означает «округ», «область». Семнадцатый ном Египта назывался по имени Инпут (Инпут).].

О Богине девушка говорила с искренним теплом и благоговением и сейчас впервые была настолько многословна.

— Да, я не слишком силен в жреческих таинствах. Так ты из бальзамировщиков?

Может быть, она перешла дорогу, кому не следует, и к смерти ее приговорили свои же — кто знает?

— Вовсе нет, — возразила девушка. — Мои таланты… иные. Впрочем, это уже не имеет значения… хотя даже теперь моя Богиня не оставила меня.

Последние слова девушка сказала совсем тихо и уткнулась лицом в холку собаки, поглаживая лоснящуюся черную шерсть. На собаку Нахт тоже посмотрел по-новому, хотя и до этого отмечал ее не слишком звериный взгляд и повадки.

— А ты, значит, меджай… И тебе обо мне совсем ничего не рассказывали? — вдруг спросила она.

— Страшилки бальзамировщиков считаются?

— О том, что я мертвая тварь из Дуата? — фыркнула жрица. — Не считаются.

— Тогда совсем ничего.

— Боишься меня? — Девушка приподнялась, пристально глядя на воина, не переставая поглаживать собаку. — Знаешь же, как говорят. Люди боятся того, чего не понимают.

— Бояться не стыдно, стыдно не пытаться преодолеть свой страх, — ответил Нахт. — И нет, я тебя не боюсь. На вид — так вроде обычная девчонка… со странностями.

Жрица возмущенно хмыкнула.

— Зато вот тот бальзамировщик с ножами, Павер… он-то точно понимал побольше, чем я. И боялся. Может, мое счастье как раз в неведении.

Он хотел немного повеселить ее, развеять напряжение, но девушка мрачно проговорила:

— Даже не представляешь себе, какое счастье…

И замолчала.

Нахт пожал плечами, решив пока больше не испытывать судьбу, просто обдумывал слова.

«Ты не знаешь, кто она… Не знаешь, что она совершила, глупый ты мальчишка…»

Боги защитили свою жрицу. Возможно, он все-таки поступил правильно, когда вмешался?..

Короткий переход до ночевки они преодолели почти без приключений. На закате, минуя поверху одну из широких троп, ведущих к реке, они заметили небольшое шумное скопление людей. Среди криков и ругани Нахт не мог разобрать смысл, но споры быстро перешли в драку. Такие потасовки сейчас были нередки, и во многих местах на Западном Берегу — гораздо жарче этой. На них бы вряд ли кто-то обратил внимание, но воин предпочел увести свою подопечную побыстрее.

А вот место, которое он заранее выбрал для ночевки, оказалось занято, и он предпочел не уточнять, кем именно. Разбираться ни с разбойниками, ни с разозленными местными ему сейчас было не с руки. Хорошо хоть по привычке сперва разведал, а не сразу вошел, как к себе домой.