Анна Шеол
Мертвый узел
1
Западня из света и пустоты
Тьма отступала, забирая с собой оцепенение и тепло. Анестезия утекала из кончиков пальцев, и на ее место возвращался цвет. Звуки и запахи, доносившиеся словно издалека. Сковавшая ребра боль.
Ты лежишь на спине и застывшим взглядом смотришь в окно, распахнутое настежь. Из маленькой спаленки с мягкого цветастого матраса видны плывущие по небу облака. Отрывистые и быстрые. Дождь кончился.
Дождь кончился, а вот мой путь в этом мире, кажется, еще не подошел к концу. Это была всего лишь дорога в никуда, запутавшаяся в человеческой глупости, как в петле. Меня накрыло странное чувство: облегчение, смешанное с отчаянием.
Я подняла над головой руку, и маленькое незначительное движение чуть было не отправило меня назад в душный бездонный мрак.
Болью почему-то отдалось в груди, хотя странно, вроде бы там не должно болеть. Я с трудом сфокусировала взгляд на выступающей во тьме обморочно бледной коже. Запястье плотно перебинтовано, схвачено белым и туго стянуто, так что не видно ни плодов моих стараний, ни даже следов от крови. Я усмехнулась своей нелепости. Видимо, даже вскрыться не могу по-человечески, раз все разрешилось так просто. Бинтик, надо же. И всего-то.
Из-за закрытой двери доносились приглушенные голоса.
Первый был из тех, что на весь остаток твоей маленькой и никчемной жизни приобретает права являться тебе в кошмарах, парализовать и будить. Из-за таких вот голосов ты вскакиваешь посреди ночи в холодном поту и лихорадочно шаришь по прикроватной тумбочке — где там таблетки успокоительного. Второй был грубый и сипловатый, совершенно невыразительный и незнакомый мне. Он как раз и вынес тот самый вердикт-приговор:
— Сейчас беспокоиться больше не о чем. Я поеду, если у вас не осталось вопросов.
— Не осталось, — сухо подтвердили ему.
Тяжелые шаги, звук закрывающейся входной двери, отчетливо различимый даже со второго этажа в этой хрустальной ночной тишине. Я услышала, как Ланкмиллер выругался почему-то, вернувшись обратно в спальню, но его последние слова заглушила трель его же собственного смартфона.
— Да? Прости, что заставил поволноваться. День сегодня был… не из легких. — Однако. Как резко переменился его тон, как быстро перестал ранить. — Я и сам хотел тебе позвонить. Нет, боюсь, что вряд ли смогу приехать сейчас. Хотя погоди, это срочно?
Ну и сколько мне понадобилось, чтобы понять, что он говорит там с любимой женщиной? Я что, совсем уже безнадежна, да? В моей прежней жизни на это ушли бы годы, почему сейчас это заняло каких-то пару секунд? Хотя, с другой стороны, вряд ли тут есть хоть что-нибудь удивительное. Это большая редкость — когда он говорит, а тебе не кажется, что что-то внутри гниет от звуков его голоса, от слов, которые он произносит.
— Я не смогу до утра, — Кэри снова отозвался на просьбу, прозвучавшую по ту сторону. — Мне еще нужно оформить кое-какие бумаги, но завтра-послезавтра мы уже все решим. Не переживай, просто потерпи еще немного. Если будут новости, звони мне сразу же.
Кажется, у них там какая-то драма. Странно, образ девушки из эскорта не вязался у меня с дамочкой в беде. Они обычно из тех, от кого другие попадают в беды. Видимо, она сказала ему что-то очаровательное в тот момент, потому что мучитель откликнулся на это с необыкновенной теплотой в голосе.
— Не говори глупостей.
Он может быть по-дурацки милым и это тоже не укладывается у меня в голове, а, скорее, течет ядом по моим венам и отравляет каждую мысль.
Полуночный разговор двух влюбленных закончился, и на какое-то время в доме вновь наступило давящее затишье. Я знала, к чему оно приведет. Мы оба об этом знали. Словно в подтверждение моих слов за стеной снова послышались шаги, скрипнула едва различимо дверная ручка. Занавески наполнились ночной свежестью, набухли, вздымаясь, как паруса, и сразу же медленно опали, едва только Ланкмиллер притворил за собой дверь. Он видел, что я не сплю. Притворяться было бессмысленно.
Мучитель опустился на кровать, а я неохотно приоткрыла предварительно зажмуренные глаза и сразу же уставилась в сторону. Он помолчал немного, потом спросил:
— Ну и чего ты добилась этим, моя хорошая?
— Да уж точно не того, чего хотела… — прошептала я, избегая взглядом его лица.
Нарвалась на еще один тупой вопрос. Какого ответа ты ждешь от меня сейчас?
— Шансы быстро и безболезненно умереть от таких порезов до неприличия ничтожны, — он принялся отчитывать меня такой дежурной бесцветной интонацией, будто я не доела суп или поздороваться там забыла. — Человек может до трех раз терять сознание, а потом вновь приходить в себя. И это только до начала агонии — нечеловеческих мучений, вызванных болью во всем теле.
Это Ланкмиллер пытается напугать меня агонией? Тот Ланкмиллер, который и сам, без каких-либо инструментов способен вскрывать меня на живую?
— Учту твои напутствия к следующему разу, — прерывающимся слабым голосом сообщила я, только чтобы он отвязался.
— Дорогая моя, следующего раза не будет, — Кэри потянулся ко мне, и грудную клетку свело от одного только его жеста. — Я тебя пристегну к кровати вдали от всяких колюще-режущих предметов, и будешь сидеть, — огладил лицо, спускаясь большим пальцем вниз по скуле.
Перестань.
Убери руку.
Меня от тебя тошнит. Я ощущаю себя черной сгоревшей спичкой, брошенной в сырости и покрывающейся плесенью от твоих проклятых прикосновений.
— Принесешь воды?
Видимо, эта просьба вышла настолько жалкой, что он даже иронизировать не стал, молча поднялся и вышел из комнаты. Через какое-то время вернулся со стеклянным стаканом из кухни, протянул мне. Я попыталась приподняться на локтях, но это мужественное начинание как-то не задалось у меня, и я снова неловко рухнула на подушку.
И тогда Ланкмиллер с тяжелым вздохом бережно приподнял меня за плечи одной рукой, поднес стакан к лицу. Я чуть подалась вперед, касаясь стекла губами. Царапнула взглядом по мучительскому лицу случайно, всего на секунду, но он все равно заметил.
— Не смотри на меня так ненавистно. Сижу с тобой и удивляюсь, почему я сам до сих пор тебя не убил…
Это были единственные искренние слова, сказанные им в тот вечер.
Я сделала пару судорожных глотков, а потом, вывернувшись из его рук, уткнулась лицом в подушку, и уже оттуда мрачно пробубнила в накрахмаленную льняную ткань:
— Уйди, пожалуйста. Видеть тебя не хочу.
У Ланкмиллера в тот момент снова очень кстати зазвонил телефон, и он вышел, наконец оставляя меня одну.
* * *
Мы молча сидели на кухне. Словно место взрыва, опустевшая и несчастная кухонька, потерявшая всякий смысл, залитая ярким весенним светом до самого потолка. Тишина между нами казалась мертвой, она оседала по полу белым шумом, касалась плеч.
Кэри допивал свой утренний кофе, а я, отказавшись от завтрака, меланхолично мордой уткнулась в стол.
— Кику, — звон чашки о блюдечко, чистый, совсем не под стать моему хозяину. — Тебе нужно поесть.
— Я не хочу, сказала же, — уныло отмахнулась от него, не удосужившись даже лица поднять.
— Может, тебе напомнить про… — начало гневной ланкмиллерской тирады было устрашающим, но я взвилась в ответ, даже не позволив ему закончить.
— Да господи, пошел ты к черту, почему ты не можешь просто отстать от меня, мне так паршиво, — злобно процедила я в столешницу, попутно демонстрируя не очень приличный жест.
В ответ послышался новый усталый вздох. Ну ударь меня уже, что ли, мне прям совсем совестно. Ланкмиллер словно уловил мои мысли, сгустил их из воздуха и переставил по-своему, заставив цепенеть от звуков своего голоса.
— Знала бы ты, как я хочу выпороть тебя сейчас. Я так устал от твоих постоянных выходок.
Я подняла на него глаза, впервые за это утро. И смысл его слов дошел до меня медленно, наложился на его образ в моей голове, на наш… род отношений. Чем бы он стал пороть? Плеткой или рукой? Нет, рукой — это отшлепать, а не выпороть. Думая о том, какие у него руки, я бы, наверное, согласилась на это и добровольно. Кожа пошла мурашками на затылке, будто ее случайно коснулся лед.
До меня вдруг наконец дошло, что я как-то непозволительно затянула со своей негодующей реакцией, в результате я просто уставилась на него, как идиотка. Надо бы как-то выкрутиться из этого мрачного тупика.
— Устал он, — фыркнула под нос, снова роняя голову.
— Поешь.
Ланкмиллер сказал свое веское решительное слово, встал из-за стола и направился к выходу из кухни. Я угрюмо сопела ему вслед какое-то время, прежде чем все-таки послушаться этих увещеваний, не глядя пихая тарелку в микроволновку.
* * *
Кажется, я проспала еще несколько часов после этого завтрака. Вернулась неверной походкой в ту спаленку наверху, завалившись на кровать, спрятала нос в ладонях и провалилась в сон. Когда проснулась, солнечный свет уже превратился из золотого в медный. Значит, дело плавно клонилось к вечеру.
Я побрела в ванную, умыться и хоть как-нибудь привести себя в порядок, хоть что-то сообразить, прежде чем он вернется. С кривой усмешкой замерла в дверях.
