Глава первая

В палисаднике пышно цвели пионы, на них смотрели с ворот два кованых черных лебедя. Нелли, когда еще были деньги, заказала авторский забор кузнецу. На дом уже не хватило, все оставили, как было, только поменяли рамы на более затейливые. Денис торопливо поднялся на крыльцо; ему хотелось, как в детстве, выпить чаю с прозрачным дынным вареньем и, забравшись в плюшевое кресло вишневого цвета, слушать нескончаемые рассказы про гастроли в Париж и Милан, про великих дирижеров и певцов. Бабушка танцевала не в балетах, а в опере. Собственно, это ничего не меняло, все равно самыми интересными были не театральные и не музыкальные подробности, а то, как она потерялась в мусульманском квартале, как ее подруга в Венеции перепрыгнула в чужую гондолу, чтобы скрыться от навязчивого ухажера, но потеряла по дороге туфлю… А еще Нелли угораздило попасть в Краснодарскую филармонию, как раз когда в городе произошло Событие.

* * *

…Денис распахнул дверь в кухню. Бабушка обычно бодро поднималась с углового диванчика, едва он заходил, она вообще была очень подвижной. Сейчас она встала непривычно медленно. Неосознанным движением ладони провела по предплечью другой руки. В глазах — тепло и благожелательный интерес, все как обычно, однако теперь Денис заметил и еще кое-что. Тревогу? Тоску?

— Вернулся, выпускник? Как все прошло? Без драк, без эксцессов? Чаю будешь? Или сразу спать?

— Конечно, чаю! — Он через силу улыбнулся. Очень не хотелось показывать ей свое плохое настроение. — А рассказывать нечего, все прошло будто по шаблону. — Он театрально раскинул руки: — Свобода-аа! Вот что сейчас самое главное.

— Что, даже не похвастаешься количеством выпитого вина и перецелованных девчонок? — Прищурилась бабушка. — Не расскажешь, как рыдали учителя, расставаясь с лучшим в мире классом?

— Это совсем не то, о чем мне сейчас хотелось бы говорить… Расскажи лучше ты — про Краснодар.

Нелли изумленно вздернула брови:

— Сейчас?! Про Краснодар?! Да ты уж наизусть, наверное, эту историю знаешь.

— Ну и что. Расскажи.

Она щелкнула пультом чайника. Тот начал светиться и тихонько загудел.

— Знаешь, — задумчиво сказала Нелли, — я тебе сейчас по-другому расскажу. Не так, как раньше. Надо же как-то отметить тот факт, что ты уже не школьник.

— У тебя там, что ли, клубничка случилась посреди апокалипсиса? — усмехнулся внук.

— Это было бы совсем неинтересно, — вздохнула она и осторожно опустилась на диван. — Может, и пикантно, но пошло. Нет, я о другом, о том, чего ни в десять, ни в двенадцать лет ты бы не понял, не оценил. Не факт, что и сейчас-то оценишь, — бросила она скептически, — но теперь хотя бы есть шанс, мальчик ты все-таки умненький. Понимаешь, я вот балерина, всю жизнь протанцевала, но меня всегда приводили в восторг цвет и свет. Сейчас уже, наверное, поздно начинать рисовать, да я и не об этом. Знаешь, на закате есть такой удивительный цветовой момент. Небо ведь в это время состоит только из теплых оттенков — желтый, красный, оранжевый. Но когда солнце заходит за горизонт — они вдруг меняются, становятся фиолетовыми, пугающе холодными. Кастанеда, это латиноамериканский оккультист такой, тоже чувствовал подобное, у него даже есть фраза: «Сумерки — трещина между мирами». Ты вряд ли о нем слышал, хотя не мешало бы. Так вот. Я всегда знала: если другой мир вторгнется к нам, это обязательно произойдет на закате.

Денис замер, пытаясь представить это вторжение на закате. Красиво и жутко одновременно.

Вода закипела. Нелли заварила чай в стареньком фарфоровом чайничке с тонкими стенками и продолжила:

— Событие, как ты знаешь, произошло летом. Концерт закончился, мы вышли из филармонии, болтали кто о чем, а я посмотрела на запад и увидела неладное. Солнце еще оставалось над землей, а краски уже были холодными. Я ведь фанат закатов с детства, поэтому сразу заметила вопиющее несоответствие. Почувствовала: должно случиться нечто, сказала своим спутникам. Конечно, мне никто не поверил. Посмеялись. А потом, буквально минут через двадцать, вдруг посреди ясного неба разразилась гроза и… ну, дальше ты знаешь. Зеленоватые вспышки в сумерках, куча жертв полосами по районам… Нам повезло. Улица Красная, на которой находится филармония, почти не пострадала. Мы уехали. Даже не сильно задержались. А затем в городе начались… аномалии, и жители разбежались кто куда.

— А что за аномалии-то? — Денис вдруг понял, что знает все очень поверхностно, приблизительно. Вон, под Курском испокон веков тоже аномалия — магнитная, но никто ведь из-за этого город не покинул? Или место посреди пустыни в Мексике, «зона молчания», в которой необъяснимым образом замолкает любой радиосигнал. Или водопад в Китае, который не замерзает зимой при минус тридцати, зато летом может без каких-либо видимых причин превратиться в ощетинившегося сосульками ледяного ежа. Все это странно, конечно, необычно, аномально, но совсем не повод для паники. — В Краснодаре же вроде только яблоневые сады дурниной поперли, зачем из-за этого убегать?

— Это не обычные яблони, таких раньше не было, да и вообще яблонями их называют исключительно из-за внешнего сходства, — объяснила бабушка, наливая чаю. — Неужели вам в школе ничего про это не рассказывали? Впрочем, ничего удивительного, с годами интерес снижается, если его искусственно не поддерживать. А тогда, в первое лето, все только о Событии и говорили, гипотезы выдвигали, страшилки сочиняли.

— Страшилки?

— Ну да, — пожала бабушка плечами. — Человек всегда боялся того, что не мог объяснить. А тут прямо под носом — то ли инопланетные растения, чьи споры занесены на Землю метеоритным дождем, то ли мутация, вызванная неизвестным космическим излучением, то ли видоизменившиеся под воздействием местных условий вторженцы из параллельного пространства. Рядом с ними почему-то вся техника переставала работать, молнии какие-то шаровые летали, а еще они ужасную аллергию вызывали: кто-то задыхался, словно при астме, кто-то мгновенно умирал от анафилактического шока. Ну и вообще… много там непонятного обнаружилось. Конечно, так просто никто бы жилье свое не бросил.

— Но там же до сих пор живут, — напомнил Денис.

— Кто тебе сказал? — Нелли усмехнулась. — Там закрытая территория, огороженная охраняемая зона, посторонних не пускают. Разумеется, наверняка кто-нибудь и за забором свои дела обстряпывает: изучает эти растения, опыты проводит, возможно, какую-то пользу извлекает… но это не для простых людей. Если тебя это так уж заинтересовало — можешь покопаться в интернете. Я уверена, много новых данных появилось с тех пор, как первый информационный бум миновал. И… не кажется ли тебе, что это странная тема для человека, только что вернувшегося с собственного выпускного? Может, ты мне зубы заговариваешь, чтобы я не лезла с расспросами? Ночью точно все было нормально?

Он развел руками:

— А что может быть ненормального? Обычный праздник.

…Чай получился душистым, варенье пахло имбирем и выглядело, как волшебный янтарь. Денис понемногу успокоился. В конце концов, он сам придумал себе сказку про Катю, винить тут некого, даже и расстраиваться глупо. Зато у него есть совершенно чудесная бабушка, которая знает кучу совершенно чудесных историй.

— Поспишь? — спросила Нелли и провела рукой по его тонким русым волосам.

— Ага. — Денис зачем-то зашел в комнату, где стоял балетный станок. Все время, что он себя помнил, Нелли тренировалась. Очень дорожила своей фигурой и физической формой. Он потрогал перекладину станка и удивился странному ощущению. Что-то было не так. Слой пыли! Как это возможно?

— Ты что, перестала заниматься? — Он внимательно посмотрел на нее. Всегда прямая спина балерины выглядела непривычно сутулой. Или это только кажется?

Нелли молча смотрела в пол. Потом качнула головой:

— Не хотела тебе говорить, но все равно ведь придется. У меня нашли эту болезнь… фибродисплазию. И ведь случайно совсем. Упала, помнишь, зимой, и на ноге шишка начала расти. Пошла к врачу показаться — предложили сдать анализы. И вот… Лучше бы не знала. Теперь даже настроения танцевать нет.

Денис потряс головой. Хотелось проснуться туда, где все в порядке. Но он не спал.

— Как это: лучше бы не знала? — Он заметил, насколько фальшиво звучит собственный голос. — Наоборот, хорошо, что на ранней стадии обнаружили!

Бабушка улыбнулась своей теплой, знакомой с детства улыбкой:

— Дениска, не переживай так, это ж не онкология, оно ме-еедленно развивается. Еще станцую на твоей свадьбе.

Он тоже улыбнулся в ответ, хотя это оказалось непросто.

* * *

Теперь вся его жизнь крутилась вокруг фибродисплазии. Как будто кто-то внезапно отпер дверь, за которой она находилась; нынче об этой проблеме вещали, казалось, из каждого утюга. Вербицкий уже знал, что это всего-навсего иллюзия восприятия, феномен Баадера-Майнхоф, когда впервые услышанная информация вдруг начинает преследовать тебя повсюду.

Самое ужасное, что реального выхода как бы и не существовало. Страшную болезнь лечили синтетическими моноклональными антителами. Денис плохо представлял себе, как они действуют, знал только, что денег на курс не хватит, даже если продать их с бабушкой дом и остаться на улице. А самое главное — заболевание не уходило насовсем, лишь прогрессировало не так быстро.