И эта мысль завладела мной полностью, давая смысл.

Зеркало у кровати, к удивлению, ничем не напугало, кроме россыпи кровоподтеков на шее и синяков на бедрах. Я была все та же — длинные вьющиеся рыжие волосы, и никаких следов от слез и пережитого ужаса. Лицо даже как-то светится, или кожа стала светлее. Наверное, надо чаще бывать на солнце…

Обнаружив, что дверь не заперта, я оделась в спортивный костюм и направилась в столовую. Как раз время ужина. Есть не хотелось, а вот кофе — очень. Ходить все еще было неприятно, хотя перед кем мне тут делать вид? На лицах людей, сидевших за столом, отразились все те эмоции, для которых я старалась не дать повода. Они разом замолчали, провожая меня такими взглядами, будто я из мертвых восстала.

— Приятного аппетита. — Вышло хрипло, и я прокашлялась, направляясь к кофеварке.

— Ари… — вздохнула Ру, наша повар.

Мужчины тоже зашевелились. Все они работали на базе обслуживающим персоналом, как и я. Понятно, почему я не видела тех других — они не пересекались с нами. Вероятно, для нашего же блага.

— Ари, — Ру подошла ко мне и кивнула в сторону кухни, тихо предложив: — Пойдем, покормлю тебя у себя и кофе сделаю, чтобы… никто не смотрел. У меня стейк там есть.

Я скосила на нее взгляд, неуверенно кивая:

— Хорошо.

Мы прошли с ней за стойку раздачи под мрачные взгляды мужчин и оказались в чистенькой комнате с белыми стенами и небольшим балкончиком — святая святых. Я огляделась и сжалась, обнимая себя руками:

— Спасибо.

— Садись на балконе — сегодня прелесть как пахнет соснами, а я быстро приготовлю.

— Ру, — оглянулась я, — а тебе точно за это ничего не будет?

— Да чем меня тут еще можно напугать? — горько усмехнулась она. — Садись, садись.

Я прошла на балкон и опустилась на пластиковый стул. Действительно, пахло тут так, что в груди сперло. А я даже не обращала внимания, что вокруг так красиво и… Горло снова сдавило, будто ошейником, и я еле проглотила ком, ставший поперек.

Ру принесла кофе, но не такой, что выплевывала кофе-машина, а настоящий, сваренный по всем правилам. Его вкус чем-то напомнил тот, что делала мама.

— Спасибо, — просипела я.

— Девочка, — она протянула сухую ладонь ко мне и погладила по голове.

Но я отшатнулась:

— Не надо, прости, — и зажмурилась, — а то снова начну реветь…

— У меня, — вдруг прошептала она, склоняясь ниже, — есть возможность тебя вытащить…

Сердце забилось в груди пичугой, и я замерла с прямой спиной, боясь моргнуть. А Ру тихо продолжала:

— Завтра приедет машина с продуктами. Обратно поедут вечером. Я спрячу тебя в пустой коробке…

И она отвернулась и ушла с балкона, громко причитая, что мясо, кажется, подгорает. А я автоматически поднесла чашку к губам и тут же обожглась, одергивая руки. Во рту пересохло от волнения. Стало страшно — а как же Ру? Я ведь уже знаю, на что способны эти ублюдки…

— …Ну вот, деточка, — вернулась женщина с подносом. На широкой тарелке лежал сочный стейк, присыпанный молодой мелко рубленой зеленью. — Свеженькое. Набирайся сил, они тебе понадобятся.

Я машинально взяла у нее тарелку, тревожно глядя в лицо женщине. Зачем она это делает?

— Я не могу…

— Можешь. Я даже обсуждать это не хочу, — сурово заявила она. — Ешь давай!

От слов Ру стало страшно. А если не выйдет? И… мне нужно было как-то пережить еще одну ночь…

…со зверем…

Глава 4. Волчонок

— На выход.

Приказ ударил по нервам кувалдой. Но провокаций на первый взгляд больше не планировалось — за мной пришел серьезный конвой. Руки скрутили уже вполне надежные наручники — впору было взвыть от боли, но я только стиснул зубы. В затылок уперлось холодное дуло пистолета, и меня повели по коридору в новой части здания.

Создавалось впечатление, что здесь планировалось содержать больше таких, как я. Но то ли они уже все отправились в мир иной, то ли их так и насобирали.

Я все силился вспомнить момент моего тут появления — и не мог. Зато более отдаленные картинки прошлого становились все ярче. Я вспомнил отца, который натаскивал меня каждый день в лесу едва ли не с момента, когда я встал на четвереньки. А еще — как мы гуляли с ним вечерами у речки в звериной ипостаси. Гордость за отца переполняла меня по самые уши. Я был единственным ребенком. Мать пропадала в городе, но кем работала и как часто ее видел — я не помнил. Только отца. И еще нашу хижину в лесу. Время там, казалось, остановилось. Иногда холодало, деревья линяли, сыпал снег, а потом его топил весенний дождь… И так по кругу. Но это тогда не беспокоило. Меня занимал другой мир — мир законов природы и людей, силы и хитрости, которыми отец владел в совершенстве.

Куда он делся?

Я вдруг замер, как вкопанный, а в спину тут же врезалось тупое тело с пушкой и руганью. Но меня это не тронуло ни капли. Потому что я вспомнил…

…Отец просто однажды не вернулся.

— Твою мать, а ну пошел! — заорали мне в спину. — Уснул, что ли?!

Меня грубо пнули под колено, и нога подогнулась, но недостаточно, чтобы потерять равновесие. Я выпрямился и пошел дальше.

Солнце ударило по глазам, и я замотал головой, моргая. Сколько же я не был под солнцем? Ноздри забились разномастными запахами, и такой поток информации хлынул в голову, что я едва успевал ее обрабатывать. Привычки, выдрессированные годами, давали о себе знать. Самое четкое понимание — вечером будет дождь. А еще — сейчас август, потому что в воздухе стоит густой аромат горечавки. Третье — мы к югу от Смиртона — только здесь живет пикля, которая чирикает сейчас над головой в еловой кроне. А еще — она скоро распрощается с потомством. Значит, конец августа. Еще тут неподалеку речка…

…И белоглазые.

Я медленно моргнул, уставившись на оборотня, сидящего за решеткой на земле. Он смотрел на меня исподлобья, но драпать не собирался — не мог.

— Шагай в камеру.

— Там волк, — глухо возразил я.

— И что? — обошел меня тип и уставился мне в лицо. — Брезгуешь? Зато он — нет.

Гнусный групповой смех резанул по ушам, и меня протолкнули в клетку. Размером она напоминала бейсбольную площадку в школе, только засыпана песком. И кольцо тут имелось. А к нему несколько спортивных снарядов.

Я потер запястья, оставшись без наручников, и глянул на волка. Молодой еще, лет двадцать от силы. Он не выказывал страха, но следил за мной пристально из-под спутанных черных прядей волос. Привычно.

— Привет, — я хрипло поздоровался. Да, мы не любим друг друга, но без причины не нападаем. А здесь вообще на одной стороне. Он не ответил, уязвимо подобравшись, и я заметил шрамы у него на боку. — Давно здесь?

Волчонок угрюмо молчал, но стоило сделать шаг, вздрогнул. Я не стал его нервировать, направившись в противоположную сторону — к турникету. Тело жаждало нагрузки — я засиделся в тесной клетке.

Но гораздо больше оно жаждало возвращения девочки в мои лапы.

От мысли о ней я поморщился, чувствуя, будто по венам перестала течь кровь, а вместо нее побежали концентрированная ненависть и злоба. Я так увлекся этим ощущением, что не сразу услышал какую-то возню. Обернувшись, увидел, как волк корчится на песке в процессе оборота, а за его спиной стоят охранники и с интересом смотрят на мучения мелкого. То, что оборот неправильный, бросалось в глаза сразу же.

Заставили его обернуться?

Но это ведь невозможно…

Или…

Не успел я додумать, волк встал на нетвердые лапы и оскалился. Даром что доходяга в человеческом теле, в животном — ростом с теленка. И он меня не боялся. Что и продемонстрировал сразу же, кинувшись на меня. Лапы заплетались, но броски он рассчитывал четко. От первого я увернулся, но от второго не успел, и волк цапнул меня за бедро. Я зашипел, стиснув зубы, и двинул его в ответ по шее.

Охранники одобрительно загоготали, подозрительно разделяя симпатии между мной и волком чуть ли не поровну. Сделали ставки, твари.

— Давай, медведь! — заорал самый громкий.

Волку было плевать на поддержку. Ему, судя по невменяемому взгляду, вообще было плевать, на кого кидаться.

Рассчитать силу стало сложнее всего — слишком сильно хотелось кого-то убить. Но этот ни в чем не виноват. Я подпустил его ближе, ставя в тупик несколькими шагами назад, и перехватил за шею, падая с ним в песок. Мои объятья не пришлись ему по вкусу. Он так дернулся, что, показалось, выдернет мне руки к чертям, но я только сжал их на его шее тисками. Несколько рывков, и волк затих в моих объятьях, лишенный кислорода. Я осторожно уложил его на песок и оглянулся на семерых охранников. Но им уже не было дела — они делили выигрыш. А у меня как раз появилась возможность присмотреться к их оружию и подсчитать суммарное количество выстрелов. Даже если буду стоять перед ними прямо и не двигаться в ипостаси медведя — не уложат. Кто же вам внушил, что вы можете творить все, что вам вздумается? Первоначальное впечатление, которое разыгрывали для провокации, вернулось в полном объеме — эти выродки не были опасными солдатами, а отбросами, готовыми работать за копейки. И, видимо, им тут никто ни разу не дал отпора…

— Эй ты! Чего пялишься? Иди давай к турникам! Нечего пялиться!