— Привет, Сью…

— Привет, Кнопа. Ты уже в самолете?

— Нет, Сью…

И я расплакалась.

— Стася, что случилось?! — сразу взорвался ее голос беспокойством.

Сюзанна была единственным по-настоящему близким мне не-человечком. Боевой подругой, которая обогреет и примет в любом состоянии, с чем бы я ни пожаловала на ее порог.

— Стася, куда мне мчаться?!

— Никуда. Я у Давида.

— Как?..

— Сама не понимаю. Таксист привез. Что-то с даром моим совсем беда. Прямо ему в руки…

— Стася, он тебе больно сделал? — воинственно засопела в трубку Сью.

Хороший вопрос.

— Я была первой.

— Куда мне ехать?! — рявкнула она. — Он домой тебя увез?

— Сью, никуда не надо ехать. Просто я не улетела…

— Все равно найду его адрес!

Она и правда могла — связей у нее хватало.

— Давай завтра поговорим, — отрезала я окрепшим голосом. — Не надо все усложнять. Я разберусь.

— Стась, когда дело касается этого оборотня, ты разбираешься плохо! Ты не знаешь, что от него ждать!

— Он меня замуж взял, — привела я контраргумент, смахивая пепел с невостребованной сигареты.

— Что? — опешила подруга.

— Ага. Вот так — с порога…

— Эк его приложило… Но ты же понимаешь, что это не особо взвешенное решение?

— У него было время взвесить — я год от него скрывалась.

— Ты его оправдываешь! Не надо!

— Никого я не оправдываю. Я его использовала. Надо нести ответственность, Сью. Разве нет?

— Кому-то, может, и надо, — согласилась внезапно она. — А кому-то надо этого ответственного спасать. Называй адрес!

— Прости, дорогая. Не надо. Я тебя наберу завтра.

Я отбила звонок как раз, когда к калитке примчался доставщик с коробками.

— Вы еду заказывали? — отчаянно возопил он.

Двери в дом открылись, и из них вышел Давид. Бросил на меня взгляд, едва я успела растереть слезы по щекам, и сбежал по ступенькам. Пока он забирал пакеты, я выпрямилась, но зайти в дом не успела — залипла на фигуре мужчины в ночной дымке. Он, кажется, усмехался быстрому рассказу доставщика, как тот уперся в кладбище и уже собирался задать стрекоча, когда увидел светлячка в тумане. Им оказалась моя тлеющая сигарета…

А я смотрела на усмешку Давида, понимая, что мне он так уже нескоро улыбнется. Вернее, никогда. Стало горько. Я вдруг поняла, что Давид был мужчиной моей мечты. Та неделя, что мы провели вместе год назад — идеальными отношениями, о которых я мечтала. Мне несложно было дурить ему голову, изображая из себя невинность. Я стала ею в его руках. Потому что играть не выходило. Ему это не было нужно.

— Пошли? — кивнул он мне на раскрытую дверь.

— Окурок куда деть? — вздернула я бровь. — Так-то я обычно сжигаю. Но ты все запретил…

Он раздраженно взял его из моих пальцев и сжег, стряхнув пепел на пол:

— Заходи, — повторил с нажимом.

— Я все хотела тебя спросить, — проследовала я за ним в кухню, — ты же теперь знаешь обо мне многое… Никогда не думал, что твой выбор — всего лишь следствие моего дара?

Я оперлась плечом на стенку, глядя, как он разбирается с пакетами.

— Это уже неважно, — непоколебимо констатировал, вытаскивая вино из бумажного.

— Как это? — усмехнулась я сипло. — Ты бы не влюбился… Все твои чувства — иллюзия. Я обманула тебя и твое звериное чутье и заставила себя хотеть…

— Тебя несложно хотеть, Слава, — возразил он спокойно. — Может, мать тебе вбивала в голову другое, но ты очень привлекательная сексуальная женщина. В день, когда ты заявилась в участок, тебя хотели все мои холостые опера… А, может, и не только холостые…

Я снова задышала чаще, пробуя усмехнуться, но не выходило.

— …И сейчас я тоже тебя хочу, но дара у тебя уже нет, — продолжал он, выкладывая роллы на тарелку.

— Разве не выбор тому виной? — упрямо потребовала я.

— Я наполовину ведьмак, помнишь? Не все в моем поведении диктует зверь. — И он принюхался к итоговому блюду. — Свежие. Кумкват мыть?

— Мой, — нахмурилась я раздраженно.

Хотелось вывести его из себя, но он не позволял.

— Садись.

— По-моему, ты просто трус, потому что не хочешь посмотреть правде в глаза, — отчеканила я. — Я тебя не люблю. И ты меня — тоже. Все, что у тебя ко мне есть — это больная животная прихоть!

Повисла тишина, в которой, казалось, было слышно, как долбится мое сердце о грудную клетку. Давид отвернулся от меня к раковине, не спеша достал бутылку из пакета, потом пару бокалов из шкафа. Когда обернулся, у меня будто все остановилось внутри — жизнь, дыхание и сердце.

— Я не знаю всего, что с тобой случилось, Слава, — заговорил он мрачно, — и зачем ты пытаешься убедить себя в том, что ненавидишь меня, в то время как тебя трясет от желания оказаться у меня в руках. Но если не хочешь мне рассказывать правду — заткнись… и садись есть.

Я не стала перечить. Прикрыла расслаблено глаза на секунду и прошла к стулу и растеклась по нему от усталости. Ноги никогда не ныли в каблуках, а тут отозвались таким напряжением, что я не выдержала и тут же стянула туфли.

— Дай вина.

— После еды, — поставил он передо мной тарелку.

Я демонстративно схватила ролл с лососем, запихала в рот… и зажмурилась от удовольствия. Черт, как же вкусно! Сколько я не могла это себе позволить? Долго. Даже не заметила, как он поставил мне бокал с вином.

— Чай сразу?

— Угу, — промычала.

Не нужен мне чай, но заставить мужчину снова отвернуться к разделочному столу очень хотелось. Мне было и спокойней, и тревожней одновременно, когда взгляд упирался в его широкую спину.

— И как у тебя год прошел? — взялась я за бокал.

Я только сейчас вспомнила, как у него на кухне все продумано. Чая с пакетиками там не найдешь. Чайник, разная заварка, чашки разных калибров. Когда мы познакомились, и он привел меня домой, я повадилась заваривать какой-то белый чай в чашке. Давид тогда ни слова не сказал, да и сейчас тоже. Заварил мне того же самого. Это позже я узнала, сколько этот чай стоит, и что его так пить не принято.

— Нормально, — отозвался он. — Даже увлекательно… Я раскопал всю твою жизнь от детского садика до ограбления миллионера Высотского…

— Ох ничего себе! — поболтала я вином в бокале. — И как она тебе? Моя жизнь?

— Я не собирался ее оценивать. — И он поставил чашку передо мной и тарелку с кумкватом. — Я хотел тебя найти.

— Многие хотели, как ты понял, — усмехнулась я.

— Да, — ответил он многозначительной усмешкой.

— И как мы дальше будем? — нарочито бодро поинтересовалась. — Думаешь сделать из меня домохозяйку?

— Я сам неплохо справляюсь с домашним хозяйством.

Он сел рядом, а я только тут заметила, что он и себе сделал чай. Точно такой же, как и мне.

— Этот чай же так не пьют, — заглянула я в его чашку. Он промолчал, наградив меня хмурым взглядом. Видимо, теперь он пьет так. — Ты не сможешь со мной жить, Давид.

— Я просил тебя заткнуться на сегодня, — беззлобно напомнил он, берясь за ручку кружки.

И что-то подсказало, что он уже перетек в ипостась того глухого оборотня, с которым я встретилась сегодня. И снова этому способствовала я. Его куртка вдруг показалась неуютной, хотя до этого момента я и не помнила, что сижу в ней.

— В ванную пойдешь? — пристально посмотрел он на меня.

И будто не про ванную спрашивал, а уже совсем про другое. Хотя что тут спрашивать? Я помню, каким голодным он может быть. Но год назад он был чертовски занятым начальником участка. А теперь — год сплошного голода. Уснуть мне сегодня он не даст. Скорее, уложит в обморок.

— Пойду. Хочу тебя смыть.

— Слав, ну почему ты не умеешь быть пушистой и покладистой? — рывком поднялся он. — Иногда это был бы кстати. Всем стало бы легче.

Мое время трепать ему нервы кончилось. Давид забрал недопитый бокал, поставил меня на ноги и дернул пояс своей куртки, который я успела завязать узлом.

— Удобная. Дашь еще поносить? — прошептала и прикрыла глаза, когда он стащил ее с меня.

— Не дам. — Он взялся за молнию джинсов, но уже не с таким голодом и злостью. Сел на мой стул и притянул меня к себе, спуская штаны до самого низа. Я послушно переступила их. Белье было влажным после первого раза, и прохладный воздух неприятно лизнул узкую полоску кружева между ног, но Давид избавился и от него, оставив меня голой.

— И дальше что? Мыть полы? — шепнула я, дрожа, но упрямо усмехаясь: — Сосать?

— Пожалуй, второе заставило бы тебя замолчать надежней, — нахмурился он, глядя на меня снизу так, что и правда захотелось опуститься перед ним на колени и унизиться до конца. Но он унизил гораздо эффектней: — От тебя прет чужим мужиком. Кто он?

— А я разве не сказала? — наиграно удивилась, одновременно пытаясь сглотнуть унижение. — Я замуж выхожу. Маменька все устроила. Ты бы его видел! Красавец, богат, известен…

Дослушивать он не стал. Поднялся рывком, сцапал снова за шею и повел перед собой в сторону ванной, вынуждая встать на носочки. Там заставил опуститься на колени на коврике, злобно рыча:

— Еще одно слово — наложу обет молчания. Сможешь только стонать и кричать.

Я сжалась в комок, пока он раздевался и включал воду. Послушно встала, когда подхватил под руку, а потом и на руки. Короткие мгновения в его руках быстро сменились на холод кафеля и мощный поток воды, в который он меня втолкнул. Я отплевывалась, упираясь лбом в стекло, пока озверевший ведьмак натирал меня мочалкой до боли.