Марина с трудом выпрямилась в моих лапах, и вместе мы едва добрели до постели. Я надеялся, что просто придавлю ее собой к кровати и вырублюсь…

…но вышло даже лучше. Я не отключился сразу. Успел почувствовать, как она обняла меня за шею, удобно устраиваясь в моих руках, и осторожно вдохнула мой запах, робко укладывая ладонь мне на грудь.

Пробуждение будет нелегким. Но это будет потом…

* * *

Я долго лежала, слушая его дыхание. Тахир, кажется, уснул сразу. А я старалась не шевелиться, чтобы его не разбудить.

Горько все это было. Я будто попала в какую-то сказку с несчастливым концом. Мне давали всего несколько дней, чтобы спастись из плена белых лабиринтов, а я облажалась — и чудовище не расколдовала, и сама не преуспела. И теперь мы с чудовищем обречены.

Чудовище, кстати сказать, очень сильно старалось и в конце концов пало, обессиленное борьбой со своими звериными желаниями. А я так и не успела ему сказать ничего такого, что бы его расколдовало… или сделать…

Вот она — правдивая жизненная сказка. А не вот это все, чем с детства дурят головы маленьким девочкам. Все мы — чудовища. Тахир — буквально, а я… я вру ему и подвергаю его жизнь опасности.

Как я уснула — не помнила. Проснулась, открыла глаза и поняла, что даже не дернулась в руках Тахира. Он все так же еле слышно дышал, вокруг было тихо, и только дождь накрапывал на стекло, разбавляя палитру мрачной улицы. Судя по тому, что за окном было довольно сумрачно, день катился к вечеру. Хотелось есть, пить, в туалет… В общем, все сразу. Тахир все так же прижимал меня к себе, но за время сна немного ослабил хватку — появился шанс вылезти. Только от первого же моего движения Тахир сжал руку сильнее.

— Мне в туалет надо, — прошептала я.

Он вздохнул глубже и выпустил, и я ретировалась из спальни. Все казалось остывшим. Комнату заволокло сиреневой пастелью, и только лампочки на кофе-машине немного разгоняли стылый полумрак. Будто до этого тут все пылало, а теперь выстудило. Только я знала, что стоит Тахиру проснуться, и все снова загорится.

Когда он ушел сегодня утром покурить, я еле сползла с кровати. Было очень странно и даже шевелиться неприятно. Сначала чувствовала себя так, будто меня раздели перед всем приютом и выдрали ремнем. Но проблема была в том, что и такое со мной уже происходило. А сейчас Тахир будто переиграл это воспоминание. И на этот раз вокруг не было никого. Никто не видел, кроме него. Но он не воспользовался моей беспомощностью как те, кто наказывал в детстве. Он не причинял боли, а его прикосновения вернули меня в реальность. Я впервые осознала, что той маленькой девочки уже нет. Все прошло. И теперь меня есть кому защищать.

Выйдя из душа, я тихо прокралась к холодильнику. Наверное, он все равно слышит, но я хотя бы стараюсь.

Я разобрала пакеты, которые принес Тахир, еще утром. Среди всякого мяса и сыра в виде нарезок и кубиков, я обнаружила такую милую сердцу булочку с изюмом и брикет сливочного масла, что даже потеплело внутри. Девушку, как говорится, можно вывезти из приюта, но приют из девушки — никогда. Казалось, нет ничего вкуснее, чем сладкий чай с булочкой.

В таком блаженном виде с большим куском булки во рту меня и застал Тахир. Его опасная улыбка будто заискрила в сумраке комнаты, нервы сразу дернуло, и я застыла с чашкой. Плавное ленивое приближение мужчины к столу показалось шествием сытого хищника к миске. Это стоило трудов, но я невозмутимо запила еду чаем и облизнулась.

— Будешь есть?

Продолжение следует…

— Буду, — ответил он из-за моей спины и направился в ванную.

— И что ты будешь? — пробурчала я себе под нос.

— То же самое, что и ты, — последовало из ванной, и тихо щелкнула дверь.

Булочку с чаем? Серьезно? Ладно. Это я точно смогу ему приготовить. А дальше-то что делать? Может, расколдовать его обещанием руки и сердца? Он не просил столько всего. Он вообще просто берет, что ему нужно.

Но нервничать не хотелось. Я устала.

Когда Тахир вернулся в одних джинсах, я уже устанавливала мольберт у окна.

— Помочь? — замер он возле кофеварки.

— Нет, я сама. Ты выспался?

— Похоже на то, — и он принялся делать кофе, а я уставилась на его широкую спину.

— Хорошие уколы?

— Скорее всего. — А вот тут его голос наполнился недовольством. — Не хочешь прогуляться?

— Можно, — выпрямилась я. — Только меня же не выпустят.

— Погуляем там, куда выпустят. Покажешь парк?

Я только напряженно втянула воздух.

— Ладно, — буркнула недовольно. — Я тебе чай сделала. Ты же попросил такое же.

— Я все буду. И, Марина, мне тоже не нравится, что с решением по твоему делу так тормозят.

Я обернулась к нему. А вот так — на расстоянии с булочкой — он даже ничего. Будто обычный.

— Там есть колбаса, — кивнула я на холодильник, намереваясь продлить эту иллюзию его безопасности. — И сыра дофига. Не хочешь?

— Хочу, — кивнул он, оскалившись — не давал мне расслабиться.

— Ты точно выспался? — направилась я к холодильнику.

— А если нет, то что ты сделаешь? — вдруг недобро усмехнулся он, проследив за мной.

— А ты что намерен делать?

— Намерен и дальше слушать, как ты хочешь, чтобы я остался. А то закрадываются сомнения снова. Что тебе не так опять?

Я втянула воздух и прикрыла глаза на миг, собираясь с духом.

— Ты притворяешься постоянно.

Я уже вытащила из холодильника гору всякой нарезки, а позади так и было тихо.

— В чем? — потребовал он, наконец.

— Ты притворяешься, что выдерживаешь, — пожала плечами, берясь за ножик. — Улыбаешься… Сейчас вот снова играешь со мной…

— Вот как? А что мне делать?

Я обернулась, обнаруживая, что он и правда с интересом на меня смотрит.

— Марина, я предлагал и даже пробовал разойтись. Но тебя и это не устраивает.

— Меня не это не устраивает. — Черт, как же сложно было заводить отношения! Говорить-говорить… Я в жизни не говорила столько, сколько за эти дни с ним. — Ты вот сидишь сейчас весь такой загадочный… И я жду, что ты снова сорвешься, потом пожалеешь, попятишься назад и снова побежишь колоться.

— Я предложил прогуляться, — улыбнулся он. — Поэтому схема по-любому станет разнообразней. Ты вино пьешь?

— Редко.

— Самое время.

— Пожалуй, — усмехнулась я. — Ладно…

Пока он пил кофе с чаем, я оделась в теплый костюм.

— А что там у тебя на работе? Ты уволился? — поинтересовалась, когда он понес к раковине посуду.

Вроде бы ничего, можно и просто так с ним потрепаться. И плевать, что он там ответит. Но и ответил он вполне сносно:

— Нет, к сожалению.

— Такой ценный сотрудник?

— Вот не пойму пока, что на мне так свет клином сошелся.

Он вышел из спальни в рубашке, а я замерла, прислушиваясь — он на самом деле бесшумен!

— Ты, может, и тень не отбрасываешь?

Тахир обернулся и склонил голову набок, недовольно цыкая:

— Потерял эту способность.

— Иди ты! — возмутилась я, натягивая шапку на непослушную копну волос. — Я чуть не поверила!

Он рассмеялся так притягательно, что я даже залюбовалась. Хорош… Надо будет его все же усадить на стул и написать портрет. И не только.

— Ты будешь мне позировать? — спросила я в лифте.

Не хотелось снова закрываться и молчать. Кажется, что пока мы обсуждаем какие-то глупости, нам обоим ничего не грозит.

— Могу попытаться, — серьезно отозвался он. — Но это же сидеть и не двигаться…

— Я могу тебя связать так же, как ты меня, — ляпнула.

— Я не владею мужской техникой шибари.

— Откуда вообще такое умение? — поинтересовалась я, когда мы вышли на улицу.

Стемнело. Воздух пах сыростью и осенью, но дышать было легко.

— У меня была долгая и пустая жизнь, — улыбался он невесело, поглядывая на меня.

— Когда ты начнешь отвечать на вопросы, Тахир?

— Я искал острых ощущений, — нехотя повиновался он. — Недолго. Вышел из этого опыта вот с такими навыками.

— Применяешь их?

— Ну как видишь.

— Почему ты это сделал сегодня со мной?

— А ты как думаешь?

— Не знаю, — отвернулась я.

Раньше эту часть парка я проходила, казалось, за полчаса. Сейчас даже не поняла, как мы оказались на развилке. А Тахир неожиданно предложил руку и повел в сторону узкой плохо освещенной тропы.

— Ну а чувствуешь что?

— Хотелось запинать тебя.

— Но не запинала же.

— Сил не осталось.

— И на что ты их потратила?

— На эмоции. Много всяких эмоций и воспоминаний.

— Хорошо…

— Уверен? Кажется, нам не пошло на пользу.

— Но ты же идешь со мной за руку в какую-то темень. Вряд ли планируешь ногами запинать. А если вдруг да, то забери хотя бы вино у двери.

Я прыснула:

— Ага, так ты мне и дашь себя запинать!

— Я же не знаю твоих возможностей. Ты их как-то вяло демонстрируешь, но, уверен, еще удивишь.

— Мне кажется, ты все время смеешься над моими глупостями! — улыбнулась я шире.

— Нет, мне в последнее время не смешно.

— Но все же. Я для тебя ребенок.

— Нет, ты для меня — моя женщина. А еще ты почему-то думаешь, что тебя никто не воспринимает всерьез. Скажи мне — почему?

Я закусила губу, чувствуя, как взмокли пальцы в его ладони.