Марина с трудом выпрямилась в моих лапах, и вместе мы едва добрели до постели. Я надеялся, что просто придавлю ее собой к кровати и вырублюсь…
…но вышло даже лучше. Я не отключился сразу. Успел почувствовать, как она обняла меня за шею, удобно устраиваясь в моих руках, и осторожно вдохнула мой запах, робко укладывая ладонь мне на грудь.
Пробуждение будет нелегким. Но это будет потом…
Я долго лежала, слушая его дыхание. Тахир, кажется, уснул сразу. А я старалась не шевелиться, чтобы его не разбудить.
Горько все это было. Я будто попала в какую-то сказку с несчастливым концом. Мне давали всего несколько дней, чтобы спастись из плена белых лабиринтов, а я облажалась — и чудовище не расколдовала, и сама не преуспела. И теперь мы с чудовищем обречены.
Чудовище, кстати сказать, очень сильно старалось и в конце концов пало, обессиленное борьбой со своими звериными желаниями. А я так и не успела ему сказать ничего такого, что бы его расколдовало… или сделать…
Вот она — правдивая жизненная сказка. А не вот это все, чем с детства дурят головы маленьким девочкам. Все мы — чудовища. Тахир — буквально, а я… я вру ему и подвергаю его жизнь опасности.
Как я уснула — не помнила. Проснулась, открыла глаза и поняла, что даже не дернулась в руках Тахира. Он все так же еле слышно дышал, вокруг было тихо, и только дождь накрапывал на стекло, разбавляя палитру мрачной улицы. Судя по тому, что за окном было довольно сумрачно, день катился к вечеру. Хотелось есть, пить, в туалет… В общем, все сразу. Тахир все так же прижимал меня к себе, но за время сна немного ослабил хватку — появился шанс вылезти. Только от первого же моего движения Тахир сжал руку сильнее.
— Мне в туалет надо, — прошептала я.
Он вздохнул глубже и выпустил, и я ретировалась из спальни. Все казалось остывшим. Комнату заволокло сиреневой пастелью, и только лампочки на кофе-машине немного разгоняли стылый полумрак. Будто до этого тут все пылало, а теперь выстудило. Только я знала, что стоит Тахиру проснуться, и все снова загорится.
Когда он ушел сегодня утром покурить, я еле сползла с кровати. Было очень странно и даже шевелиться неприятно. Сначала чувствовала себя так, будто меня раздели перед всем приютом и выдрали ремнем. Но проблема была в том, что и такое со мной уже происходило. А сейчас Тахир будто переиграл это воспоминание. И на этот раз вокруг не было никого. Никто не видел, кроме него. Но он не воспользовался моей беспомощностью как те, кто наказывал в детстве. Он не причинял боли, а его прикосновения вернули меня в реальность. Я впервые осознала, что той маленькой девочки уже нет. Все прошло. И теперь меня есть кому защищать.
Выйдя из душа, я тихо прокралась к холодильнику. Наверное, он все равно слышит, но я хотя бы стараюсь.
Я разобрала пакеты, которые принес Тахир, еще утром. Среди всякого мяса и сыра в виде нарезок и кубиков, я обнаружила такую милую сердцу булочку с изюмом и брикет сливочного масла, что даже потеплело внутри. Девушку, как говорится, можно вывезти из приюта, но приют из девушки — никогда. Казалось, нет ничего вкуснее, чем сладкий чай с булочкой.
В таком блаженном виде с большим куском булки во рту меня и застал Тахир. Его опасная улыбка будто заискрила в сумраке комнаты, нервы сразу дернуло, и я застыла с чашкой. Плавное ленивое приближение мужчины к столу показалось шествием сытого хищника к миске. Это стоило трудов, но я невозмутимо запила еду чаем и облизнулась.
— Будешь есть?
Продолжение следует…
— Буду, — ответил он из-за моей спины и направился в ванную.
— И что ты будешь? — пробурчала я себе под нос.
— То же самое, что и ты, — последовало из ванной, и тихо щелкнула дверь.
Булочку с чаем? Серьезно? Ладно. Это я точно смогу ему приготовить. А дальше-то что делать? Может, расколдовать его обещанием руки и сердца? Он не просил столько всего. Он вообще просто берет, что ему нужно.
Но нервничать не хотелось. Я устала.
Когда Тахир вернулся в одних джинсах, я уже устанавливала мольберт у окна.
— Помочь? — замер он возле кофеварки.
— Нет, я сама. Ты выспался?
— Похоже на то, — и он принялся делать кофе, а я уставилась на его широкую спину.
— Хорошие уколы?
— Скорее всего. — А вот тут его голос наполнился недовольством. — Не хочешь прогуляться?
— Можно, — выпрямилась я. — Только меня же не выпустят.
— Погуляем там, куда выпустят. Покажешь парк?
Я только напряженно втянула воздух.
— Ладно, — буркнула недовольно. — Я тебе чай сделала. Ты же попросил такое же.
— Я все буду. И, Марина, мне тоже не нравится, что с решением по твоему делу так тормозят.
Я обернулась к нему. А вот так — на расстоянии с булочкой — он даже ничего. Будто обычный.
— Там есть колбаса, — кивнула я на холодильник, намереваясь продлить эту иллюзию его безопасности. — И сыра дофига. Не хочешь?
— Хочу, — кивнул он, оскалившись — не давал мне расслабиться.
— Ты точно выспался? — направилась я к холодильнику.
— А если нет, то что ты сделаешь? — вдруг недобро усмехнулся он, проследив за мной.
— А ты что намерен делать?
— Намерен и дальше слушать, как ты хочешь, чтобы я остался. А то закрадываются сомнения снова. Что тебе не так опять?
Я втянула воздух и прикрыла глаза на миг, собираясь с духом.
— Ты притворяешься постоянно.
Я уже вытащила из холодильника гору всякой нарезки, а позади так и было тихо.
— В чем? — потребовал он, наконец.
— Ты притворяешься, что выдерживаешь, — пожала плечами, берясь за ножик. — Улыбаешься… Сейчас вот снова играешь со мной…
— Вот как? А что мне делать?
Я обернулась, обнаруживая, что он и правда с интересом на меня смотрит.
— Марина, я предлагал и даже пробовал разойтись. Но тебя и это не устраивает.
— Меня не это не устраивает. — Черт, как же сложно было заводить отношения! Говорить-говорить… Я в жизни не говорила столько, сколько за эти дни с ним. — Ты вот сидишь сейчас весь такой загадочный… И я жду, что ты снова сорвешься, потом пожалеешь, попятишься назад и снова побежишь колоться.
— Я предложил прогуляться, — улыбнулся он. — Поэтому схема по-любому станет разнообразней. Ты вино пьешь?
— Редко.
— Самое время.
— Пожалуй, — усмехнулась я. — Ладно…
Пока он пил кофе с чаем, я оделась в теплый костюм.
— А что там у тебя на работе? Ты уволился? — поинтересовалась, когда он понес к раковине посуду.
Вроде бы ничего, можно и просто так с ним потрепаться. И плевать, что он там ответит. Но и ответил он вполне сносно:
— Нет, к сожалению.
— Такой ценный сотрудник?
— Вот не пойму пока, что на мне так свет клином сошелся.
Он вышел из спальни в рубашке, а я замерла, прислушиваясь — он на самом деле бесшумен!
— Ты, может, и тень не отбрасываешь?
Тахир обернулся и склонил голову набок, недовольно цыкая:
— Потерял эту способность.
— Иди ты! — возмутилась я, натягивая шапку на непослушную копну волос. — Я чуть не поверила!
Он рассмеялся так притягательно, что я даже залюбовалась. Хорош… Надо будет его все же усадить на стул и написать портрет. И не только.
— Ты будешь мне позировать? — спросила я в лифте.
Не хотелось снова закрываться и молчать. Кажется, что пока мы обсуждаем какие-то глупости, нам обоим ничего не грозит.
— Могу попытаться, — серьезно отозвался он. — Но это же сидеть и не двигаться…
— Я могу тебя связать так же, как ты меня, — ляпнула.
— Я не владею мужской техникой шибари.
— Откуда вообще такое умение? — поинтересовалась я, когда мы вышли на улицу.
Стемнело. Воздух пах сыростью и осенью, но дышать было легко.
— У меня была долгая и пустая жизнь, — улыбался он невесело, поглядывая на меня.
— Когда ты начнешь отвечать на вопросы, Тахир?
— Я искал острых ощущений, — нехотя повиновался он. — Недолго. Вышел из этого опыта вот с такими навыками.
— Применяешь их?
— Ну как видишь.
— Почему ты это сделал сегодня со мной?
— А ты как думаешь?
— Не знаю, — отвернулась я.
Раньше эту часть парка я проходила, казалось, за полчаса. Сейчас даже не поняла, как мы оказались на развилке. А Тахир неожиданно предложил руку и повел в сторону узкой плохо освещенной тропы.
— Ну а чувствуешь что?
— Хотелось запинать тебя.
— Но не запинала же.
— Сил не осталось.
— И на что ты их потратила?
— На эмоции. Много всяких эмоций и воспоминаний.
— Хорошо…
— Уверен? Кажется, нам не пошло на пользу.
— Но ты же идешь со мной за руку в какую-то темень. Вряд ли планируешь ногами запинать. А если вдруг да, то забери хотя бы вино у двери.
Я прыснула:
— Ага, так ты мне и дашь себя запинать!
— Я же не знаю твоих возможностей. Ты их как-то вяло демонстрируешь, но, уверен, еще удивишь.
— Мне кажется, ты все время смеешься над моими глупостями! — улыбнулась я шире.
— Нет, мне в последнее время не смешно.
— Но все же. Я для тебя ребенок.
— Нет, ты для меня — моя женщина. А еще ты почему-то думаешь, что тебя никто не воспринимает всерьез. Скажи мне — почему?
Я закусила губу, чувствуя, как взмокли пальцы в его ладони.