Аннетт Бродрик

Каникулы в Аризоне

Тебе, Мишель, с любовью, с благодарностью за поддержку в самую трудную минуту

Глава 1

Хок ждал.

При раздаче добродетелей его несколько обделили по части терпения. Он никогда не умел ждать, и сегодняшний день исключением не был. Хок то и дело поглядывал на часы.

Где его носит, этого доктора Уинстона? Закажут самолет, а потом жди их битый час…

Хок стоял, опершись о стойку, в тесной диспетчерской компании «Горизонт-Авиа». Доктор, личность ему незнакомая, собрался лететь во Флагстаф по каким-то экстренным семейным делам. Из пилотов в пределах досягаемости оказался один Хок, и ему пришлось отложить на сколько-то часов свои отпускные планы.

Что ж, не в первый раз он перестраивался на ходу. И если подумать – разве когда-нибудь что-нибудь шло у него по плану?

Конечно, он был не против помочь своему приятелю Рику наладить чартерный сервис в Эль-Пасо, но ведь из-за этого пришлось вернуться в Штаты на год раньше, чем он намеревался! И вот теперь, когда компания «Горизонт-Авиа» окрепла, Хок знал, что ему пора дальше.

Он никогда не застревал подолгу на одном месте. То, что называется перекати-поле, он был непоседлив и жаден до новых впечатлений.

На первый случай – взять отпуск. Многочасовые перелеты – работенка не из легких, и восемнадцать месяцев напряжения свое дело сделали. Хок мечтал пошататься по горам в мексиканской глубинке, насладиться одиночеством и тишиной.

Если добрый доктор не слишком замешкается, через несколько часов мы будем во Флагстафе. Потом хорошенько выспишься – и завтра на заре я, глядишь, уже лечу на юг.

В открытую дверь Хок заметил новенький автомобиль, который остановился напротив, на другой стороне улицы. Молодая женщина отважно выскочила с водительского места на огнедышащий асфальт аэропортовской стоянки. Деловой светлый костюм, хотя и очень шел к ее миниатюрной фигурке, был, пожалуй, строговат для знойного техасского лета.

Она быстро шагнула к багажнику и подняла крышку. Пока она наклонялась, Хок с удовольствием смотрел, как тонкая юбка облепила ее бедра и безупречно стройные ноги. Он медленно выпрямился у стойки. Ей-Богу, недурна.

Вынув из багажника небольшой саквояж, она захлопнула крышку и пошла через дорогу прямо на него, слегка утопая высокими каблуками в размягченном асфальте. А когда подошла поближе, Хок был вынужден переменить свое первое впечатление: женщина была, не то что недурна, она была убийственно хороша собой.

Хок немного удивился – отчего его так пробрало? Что в ней такого? Хрупкий вид? Тонкость черт? Матовая белизна кожи, как у фарфоровой куколки? Она либо гостья в сухой пустыне Эль-Пасо, либо сидит целыми днями взаперти.

Солнце зажигало рыжеватые блики в ее темно-каштановых волосах, изящно подобранных на затылке, колечками спадающих на лоб, и Хоку оставалось только гадать, какого цвета глаза скрыты за солнечными очками.

Он вдруг почти осязаемо почувствовал атлас ее кожи, как будто его ладонь уже знала прикосновение к этой светящейся гладкой щеке. Ладонь налилась жаром.

Что еще такое? – недоумевал Хок. Что он, не видал красивых женщин? К тому же она была не в его вкусе. Такие куколки – обычно особы испорченные, и он от таких держался подальше. Наверное, жара в голову ударила.

Он задумался: что она здесь делает? Искоса взглянул на Рика, который принимал заказ по телефону. Может, завел себе новую подружку и хотел это скрыть от меня? Умора! Боится, что я вторгнусь на его территорию.

Оба приятеля знали, что это исключено. Отношение к женщинам было у Хока совершенно определенное: он их брал и он их бросал. И бросал обычно еще до того, как они успевали завести разговор о соглашении на более постоянной основе.

Его взгляд вернулся к женщине – она была уже у самой двери. Чем-то она отличалась от всех женщин, которых он знал, чем-то неуловимым. Хок мучительно напрягся – и как будто трещина прошла внутри, предупреждением, что надо взять себя в руки.

Он неторопливо отвернулся от двери и прочно облокотился о стойку. Смотри не перебери с нежными взглядами, напомнил он себе. Когда же этот чертов добрый доктор до нас доберется, если ему так приспичило лететь!

Пейдж толкнула тяжелую стеклянную дверь чартерной компании и, вступив в приятную прохладу, сняла очки. Ей понадобилась минута-другая, чтобы глаза освоились после ослепительного сверкания июльского солнца. Потом она с сомнением оглядела крошечную контору. Когда ее секретарю удалось заказать самолет, она так обрадовалась, что подробности выяснять не стала.

Осмотр привел ее в некоторое уныние. Карты, рекламы и календари почти сплошь покрывали стены. Видавший виды стол и пара не поддающихся описанию стульев помещались на половине, предназначенной для клиентов, а через стойку в пол человеческого роста теснилось в беспорядке разрозненное офисное оборудование.

В диспетчерской было два человека. Один стоял у стойки, другой, за стойкой, говорил по телефону.

Она прикинула, давно ли ждет человек у стойки. Взглянула на часы и решительно двинулась вперед, ожидая, что диспетчер, говорящий по телефону, ее заметит. Ей нужно было вылететь – и сейчас же.

– Вы кого-то ищете?

Пейдж повернула голову к человеку, рядом с которым оказалась. Вблизи он прямо-таки наводил страх. Даже не своими шестью футами роста, а скорее телосложением.

Он был необыкновенно широк в плечах, и его мускулистость подчеркивала рубашка-хаки с закатанными рукавами. Волосы как вороново крыло, высокие скулы и кирпичный загар выдавали индейскую кровь, что, впрочем, не редкость на Юго-Западе. А от его полнозвучного, раскатистого голоса у нее даже зазвенело в ушах. Она принудила себя посмотреть ему в глаза. Про таких говорят – матерый.

Какая силища! И по лицу никак не понять, о чем он думает.

Пейдж решила, что не стоит терять время – а вдруг он ей поможет?

– Вообще-то я заказывала самолет… – начала она.

Он взглянул на нее жестко, с внезапным подозрением.

– Как вас зовут, простите?

– Пейдж Уинстон.

– Доктор Уинстон? – Нотка недоверия прокралась в его голос.

– Совершенно верно.

Она кивнула на человека, говорящего по телефону.

– Вы не знаете, он еще долго будет занят? Человек у стойки пожал плечами.

– Это неважно, я – ваш пилот. Если вы готовы – летим.

– Вы – мой пилот? – опешила она.

– Сколько я понял, вам срочно нужно было во Флагстаф…

В его тоне не было полной уверенности, и это мгновенно привело се в чувство. В конце концов, не все ли ей равно, с кем лететь, лишь бы поскорее добраться.

– Да, да, очень срочно. Мой отец уехал туда в отпуск, и у него прихватило сердце.

Она рассеянно поворошила пальцами завитки на лбу.

– Мне надо скорее к нему в больницу.

Человек кивнул и, нагнувшись, подхватил саквояжик, стоящий у ее ног. Потом указал на дверь, которую она раньше не заметила.

– Сюда.

Солнце полыхнуло ей в глаза, как из топки, волной жара и блеска, и она поспешно схватилась за очки. Темные стекла позволили разглядеть, что пилот – уже на полпути к маленькому самолетишке, присевшему на край взлетной полосы.

У нее ком встал в горле. Вот на этом – лететь? На такой крошке? Она нервно покрутила головой по сторонам, но ничего посолиднее не обнаружила. Пилот обернулся, поджидая ее. Он уже успел надеть свои зеркальные «консервы», и Пейдж увидела в них только себя – чуть живую от зноя и страха перед крошечным самолетом.

Хок подал ей руку, Пейдж неуверенно протянула свою, и он подсадил ее на крыло, кивком указав на дверцу величиной с люк.

Пейдж запоздало подумала, что выбрала не самый практичный костюм для путешествия. Но когда она заскочила домой и побросала в саквояж что попало, все ее мысли были сосредоточены только на отце.

Что за приступ его свалил? В каком состоянии она его застанет? Он должен поправиться. Просто обязан. Он всегда был ей не только отцом, но и партнером в деле, и лучшим другом. Без него ей нет жизни!

Пейдж пробалансировала по крылу и, подобрав юбку, втиснулась в кабинку пилота. Глянула на щит управления и оробела от всех этих кнопок и приборов. Умный и послушный маленький механизм был перед ней, и, слава Богу, ей больше ничего не надо о нем знать.

Хок забрался внутрь следом за ней, удостоверился, что она хорошо пристегнула ремень, и, расположившись рядом, перебрал необходимые для полета карты и бумаги. Конечно, он уже сверился с контрольным листом до ее приезда, чтобы не тратить зря время, но счел нелишним пробежать все еще раз. Затем он взял микрофон и запросил у дежурного поста разрешение на взлет. Через несколько минут они уже были в воздухе.

Пейдж наблюдала, как выжженная солнцем, бурая земля Эль-Пасо уходит все дальше вниз. Гора Франклина, как извечный часовой, стояла на карауле над широко раскинувшимся городом.

– Все в порядке?

Пейдж нервно вздрогнула. Отчего у нее такая преувеличенная реакция на этого человека? Вроде бы он вполне вежлив. Дело, наверное, в голосе – почему-то он кажется ей знакомым, хотя она точно знает, что видит этого человека впервые в жизни.

Пейдж бросила на него косой взгляд.

– Да, все в порядке.

Откашлялась.

– Когда вы предполагаете быть на месте? Чуть нахмурясь, он изучающе взглянул на приборы, улыбнулся. Зубы показались ей ослепительно белыми на таком загорелом лице.

– Часам к семи должны добраться. Если не будет осложнений.

– Осложнений? Каких осложнений? – забеспокоилась она.

– С севера идет гроза, я надеюсь ее обойти. Для этого придется взять курс на запад, а потом уже на север. Это может быть подольше, зато поприятней.

У нее упало сердце. Без особой нужды она никогда не летала, даже на больших коммерческих лайнерах. А теперь вот болтается в воздухе Бог весть на чем…

Чтобы отвлечься от своих мыслей, Пейдж защебетала, стараясь придать тону непринужденность:

– Я так рада, что удалось найти самолет без предварительного заказа…

– Да, позвонили бы на час позже, была бы осечка.

– Вы хотите сказать, что улетели бы по другому заказу?

Угол его рта искривила усмешка.

– Нет, мэм. Я улетел бы в отпуск.

– О!

Пейдж не знала – может, он расстроен, что пришлось везти ее? По нему ничего невозможно было понять.

– Мне очень жаль, – сказала она на всякий случай.

– Ничего страшного. Переночую во Флагстафе, а утром отбуду в Мексику.

– У вас там семья?

– Нет, там асьенда у моего друга, в глухом месте. И при ней – посадочная площадка. Хочу закатиться в горы с рюкзаком, порыбачить…

– Один в горах?

Он метнул на нее удивленный взгляд.

– Конечно!

Она не представляла, как можно проводить отпуск в одиночестве. Да еще вдали от цивилизации. Дикая природа была для нес тайной за семью печатями, и ни малейшего желания раскрыть ее она никогда не испытывала.

– Значит, я не нарушила ваши планы?

– Не нарушили, не беспокойтесь.

– А вы вообще-то давно летаете? – бухнула она и сразу же пожалела, что выдала свою тревогу. Но было уже слишком поздно.

Он снова раздвинул губы в улыбке, и ее сердце, и без того беспокойное, заколотилось с утроенной силой. Эта улыбка вспугивала в ней целый рой ощущений, которые не имели ничего общего со слабостью нервов.

– Лет двадцать.

– Двадцать?!

Она с недоверием уставилась на него. Если ей тридцать, то он не намного старше.

– Я летаю с шестнадцати лет.

– А разве так рано начинают?

– Может, и нет. Но я был сам себе хозяин с четырнадцати. Свел знакомство с одним летчиком и до тех пор вертелся у него под ногами, пока он не нанял меня на подсобную работу. Он и летать меня начал учить, я думаю, чтобы я отвязался от него со своими «что, да как, да отчего».

Пока он говорил, у Пейдж возникло множество вопросов. Где его семья? Почему он ушел из дому? К тому же она не знала даже его имени.

– Боюсь, мы с вами в неравном положении. Вы знаете, как меня зовут, а как нас зовут, я не знаю.

– Хок.

– Хок?

– Совершенно верно.

Ей захотелось спросить – это имя или прозвище, но она решила, что такая дотошность неуместна, и отвернулась к окну, стараясь не думать про бездну, отделяющую их от земли.

– А вы как решили стать врачом? Густой голос оборвал нить ее тревожных мыслей. Впрочем, в вопросе не было ничего неожиданного. Большую часть жизни она провела в ответах на него, в той или иной форме.

– Тут несколько причин, – сказала она. – Мой отец – врач, педиатр. Сколько я себя помню, я всегда тоже хотела быть врачом; И потом я люблю детей. Я ни разу не пожалела, что пошла по стопам отца. У нас клиника в Эль-Пасо.

– А давно вы практикуете?

– Четыре года.

– Тоже рано начали. Я бы сказал, что вы только недавно получили право голоса.

– Право голоса я получила достаточно давно.

Он усмехнулся ее чопорному тону, взял микрофон и вызвал землю. Когда ответил бесплотный голос, он запросил сводку о движении грозы и сосредоточенно выслушал, что голос отбарабанил про облака, направление ветра и воздушных потоков.

Пейдж ничего не поняла, но она знала, что нечего беспокоиться из-за погоды – пилот безусловно владел ситуацией. Вот только как объяснить это своему паникующему желудку и скачущему пульсу?

– Вы часто летаете?

Его вопрос пришелся как нельзя кстати.

– Ой, что вы!

Пилот улыбнулся ей успокаивающе.

– Оно и видно. Расслабьтесь, откиньте голову назад и закройте глаза. Здорово помогает, вот увидите.

Пейдж согласно кивнула. Глупо было бы утверждать, что она не волнуется, – у нее на коленях лежали клочья бумажного носового платка. Вряд ли он поверит, что это ее новое хобби – рвать бумагу.

Она закрыла глаза с твердым решением расслабиться – и тут же открыла под натиском мыслей об отце. От твоего волнения ему легче не станет, наконец сказала она себе и украдкой взглянула на Хока. Интересный тип лица – такого не было ни у кого из ее знакомых. Надев наушники, он, казалось, забыл о ней. Даже радио Пейдж больше не слышала.

Мало-помалу, незаметно для себя Пейдж размякала. С тех пор как отец уехал в отпуск, в клинике на нее легла двойная нагрузка, и к тому же она знала, что чересчур усердствует. Папа, пожалуйста, не сдавайся! Ее любовь прокладывала путь к отцу через многие километры. Он должен почувствовать, что она думает о нем. Пару часиков – и я буду с тобой. Держись, прошу тебя.

Ее длинные ресницы дрогнули в последний раз и легли на щеки. Пейдж уснула.

Хок заметил это не сразу. Здорово же она устала, если спит в такую качку. Ветер налетал порывами, подхватывал и тряс самолет, как рука великана, вздумавшего побаловаться.

Он нисколько не боялся приближения грозы и был спокоен за свою машину. Все утро он провозился с топливной системой и не сомневался, что нашел и устранил неполадки. Но что же, черт побери, творится с манометром?

Пейдж разбудил грохот и треск. Она выглянула в окно и замерла от ужаса. Вокруг клубились сплошные черные тучи. Она обернулась к Хоку, который с мрачным видом лавировал в воздушном водовороте.

– Это та гроза, о которой вы говорили? Она постаралась не выдать своего ужаса. Хок, не глядя, кивнул.

– Гроза сейчас беспокоит меня меньше всего.

– Что вы имеете в виду?

– С этим ветерком я справлюсь, когда выйду на открытое место. А вот давление масла падает…

Она еще раз взглянула в окно – там были одни только злые черные тучи. Куда подевалось солнце?

– Где мы сейчас?

– Восточная Аризона, – сказал он с нажимом.

Она призвала на помощь свой географический багаж. Что там, в восточной Аризоне?

Кажется, пустыня и кактусы сагваро. Или там Финикс с пригородами?

Хок постепенно снижал высоту, моля Бога поскорее вывести его из туч, чтобы он мог присмотреть место для посадки.

Его молитвы были незамедлительно услышаны. Черные тучи поредели, и в прорехах появились зеленые пятна. Пока все шло хорошо. Он проверил манометр. Стрелка неуклонно падала.

Когда Пейдж увидела землю, сердце ее гулко стукнуло. Горы. Зеленые горы. Найдется ли там хоть сколько-нибудь ровное место, чтобы им сесть?

Она еще раз поглядела на человека, в чьих руках были их жизни. Он поднял на лоб свои «консервы» и сохранял на лице полную невозмутимость, разве что складка пролегла между бровей. Интересно, индейцев учат такому выражению лица или оно у них врожденное? Ее-то страх был написан у нее на лбу большими буквами.

Поздно спрашивать, доверяет ли она этому человеку. Слишком поздно; В конце концов, на карту поставлена и его жизнь, не только ее. Как же она не навела справки о нем, прежде чем заказывать самолет? Ведь она ничего не знала ни о его репутации, ни о профессиональной подготовке.

Ну, а если бы знала – это бы что-нибудь изменило? Ее секретарь перебрал псе варианты, как добраться до Флагстафа, и они остановились на самом быстром – по крайней мере, так им казалось тогда.

Пейдж снова посмотрела вниз и тут же пожалела об этом. Земля приближалась с пугающей быстротой. Она затаила дыхание, когда Хок, снижаясь, чуть не срезал верхушки сосен, усеивавших землю. Пейдж не видела свободного места, где он мог бы посадить самолет.

Хок думал о том же, но панике решительно не поддавался. Ему приходилось бывать в разных переделках. Достаточно вспомнить про вынужденные посадки в Юго-Восточной Азии, в Центральной и Северной Америке, где он ухитрялся посадить свой самолет на крохотных пятачках. Правда, в те разы самолет был в исправности.

Взгляд на манометр подбодрил Хока – стрелка приостановилась. Утечка масла, конечно, есть, но, может быть, все еще не так плохо? Если удастся посадить самолет, не повредив его, то инструментов для ремонта хватит.

Хок мысленно произвел инвентаризацию содержимого своего багажника: походное снаряжение, транзистор и запас провианта, приготовленный для Мексики. Могло быть хуже. Теперь все, что нужно, – приглядеть место.

А вот и оно! Хок возблагодарил Бога. Он приметил лощину с редкими осинками – это не то что огромные сосны, которые мигом положат конец вынужденной посадке. Еще взгляд на манометр – стрелка опять падала.

Выбора больше не оставалось. Надо было садиться.

– Ну вот, садимся.

Его глубокий голос наполнил собой всю тесную кабину. Как ему удавалось сохранять такое спокойствие? Пейдж подумала, не тот ли это момент, когда вся жизнь проносится в мозгу? Если тот, ее мыслям не хватало связности. Собственно, мысль была одна – об отце. Жив ли он? Как она до него доберется? А если не доберется – как он перенесет этот шок? Знать бы, в каком он состоянии.

И, наконец, все оборвалось на последней мысли: Я так много еще хотела сделать в жизни…