— Это ничего не значит, — убеждал ее возлюбленный, — пока вас не сочетали браком, всегда можно отказаться от слова.

О том, что она стала пешкой в бесчестной воровской игре, Мари догадалась только после того, как они с Деметриосом покинули Египет. Пока они плыли на корабле, он попросил ее помочь продать драгоценности. Он говорил, что это его фамильные украшения, но девушке продавать их удобнее, это не вызовет подозрений. Однако по дороге к Марселю в порту Мессины на корабль доставили свежие газеты, и она прочитала, что в Каире была ограблена ювелирная лавка господина Рахмани. Ущерб оказался огромным, что-то около миллиона франков. Еще в газете писалось, что из лавки были украдены брильянты, заказанные Ибрагимом-пашой для свадьбы своего сына Анвара Сидки. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы увязать все события вместе. Сердце у нее упало: она стала соучастницей банального ограбления. Впрочем, если подумать, не такого уж банального. Что делать? Попытаться бежать в ближайшем же порту? Однако она уже заприметила на корабле соглядатая, который издалека присматривал за ней. Очевидно, это был один из сообщников Деметриоса. Если она себя откроет, неизвестно, что сделают с ней эти бандиты.

Не подавая вида, что она обо всем знает и никак не обнаруживая своего страха перед Деметриосом, она продолжала вести себя как ни в чем ни бывало. Однажды вечером она притворилась спящей, а когда Деметриос вышел из каюты, она незаметно последовала за ним на вторую палубу, и ей удалось услышать разговор бандитов между собой. Среди сообщников был один араб, а потому разговор шел по-французски. Благодаря этому она все поняла. Сообщники уговаривали Деметриоса разделаться с ней поскорее, поскольку Мари — единственная ниточка, по которой их могут обнаружить полицейские ищейки. Деметриос, однако, отвечал, что пока они не сбыли ворованное с рук, девушка им нужна как прикрытие. А дальше будет видно…

— И вам не пришло в голову обратиться к капитану корабля? — спросил Загорский недоверчиво.

— Конечно, я думала об этом, — сказала Мари. — Но я была так напугана, мою волю совершенно парализовало. Да и не было у меня никаких доказательств, только слова. Это значило, что до прибытия в порт их никто не стал бы арестовывать, а за это время они бы легко избавились от меня…

— И вот вы прибыли в Марсель, — сказал он.

Она кивнула. Да, они прибыли в Марсель. Деметриос и сообщники все время ее сопровождали, хотя и держались на некотором расстоянии, боясь, что при продаже брильянтов могут заподозрить Мари, а вместе с ней и их.

— На что же вы надеялись? — Загорский глядел на нее с удивлением. — На то, что вы продадите брильянты, и вас оставят в покое?

Она покачала головой и посмотрела на него снизу вверх. В глазах ее стояли слезы.

— Нет, — проговорила она дрогнувшим голосом. — Я надеялась продать брильянты и попросить кого-нибудь из приказчиков или даже самого Леона Блюма вывести меня отсюда черным ходом.

— Однако на вашем пути встал я, и смешал вам все планы, — невесело усмехнулся Загорский. — Впрочем, может быть, это не так уж и плохо. Во всяком случае, у вас сейчас гораздо больше шансов сохранить свою жизнь, чем до нашего знакомства.

Она печально улыбнулась. Жизнь — может быть, но не свободу. Если она скажет, что поучаствовала в ограблении, сама об этом не зная, ей вряд ли поверят, уж слишком многое в этой истории зависело от нее.

— Вы правы, — сказал он, — риск слишком велик. Мне надо немного подумать.

Она умолкла, пораженная его хладнокровием. Впрочем, думал он совсем недолго. Спустя каких-нибудь полминуты он поднял голову и улыбнулся ей. Улыбка его была такой светлой и обаятельной, что она не выдержала и улыбнулась в ответ, хотя и довольно сердито.

— Ну? — сказала она. — Что же вы надумали?

— Увы, — отвечал он, — ничего оригинального. Впрочем, здесь оригинальное и не требуется. Вся штука в том, что полиция охотится не за вами, а за брильянтами. И если брильянты вернутся в целости и сохранности, остальное уже никого не будет интересовать. Так вот, я полагаю, что мне нет никакого резона вас ловить, главное — получить брильянты. И если вы мне их оставите, я вас отпущу на все четыре стороны — тем более, что я в вашу историю поверил.

— А что вы скажете полиции?

— Скажу, что вы перехитрили меня и сбежали. А полиции достанутся ваши сообщники. Или, может быть, вы надеялись спасти от тюрьмы этого вашего Деметриоса?

— Не на что я не надеялась, — отвечала она сердито, — этот мерзавец играл моей судьбой, моей свободой и жизнью! Он использовал меня втемную, после чего собирался отправить на тот свет.

— Отлично, — сказал Загорский, — будем считать, что мы пришли к соглашению.

Мадемуазель Мари кивнула.

— В таком случае, каков порядок действий?

— Во-первых, — сказал он, — уберите револьвер.

Она заколебалась, глядя на него. Загорский улыбнулся ей, и она неожиданно заметила, какие удивительные у него глаза — не голубые, не черные, не карие, а какие-то смешанные, каре-зеленые.

— Не бойтесь, — сказал он, — я не воспользуюсь силой.

Они помедлила секунду, но все-таки спрятала револьвер в сумочку.

— Прекрасно, — кивнул он, — теперь брильянты.

Она вытащила из сумочки увесистый мешочек из красного бархата и передала ему.

— Тут все? — спросил он.

— Все, — сказала она и почему-то отвела глаза.

— Хорошо, — сказал молодой человек, — верю вам на слово.

Она топнула ножкой и, что-то чуть слышно бормоча, с досадой сунула руку в сумочку. Вытащила еще один мешочек, поменьше и, не глядя на Загорского, сунула его ему в руки.

— Благодарю, — сказал он. — Я бы с удовольствием оставил их вам, но когда их недосчитаются, решат, что их украл я.

— Ах, довольно, — отмахнулась она, — уговор есть уговор.

— И, наконец, сам побег, — он вытащил ключи из кармана и протянул ей.

Она посмотрела на него с удивлением. Он же сам говорил, что если она попытается выйти, ее задержит полиция. Он кивнул.

— Это если только вы попытаетесь выйти через дверь. Но эти ключи открывают жалюзи на окнах. Вы откроете их, спрыгнете на землю — тут совсем невысоко — и отправитесь, куда вам только захочется.

— А вы? Они же спросят, почему вы меня отпустили?

Загорский пожал плечами.

— Скажу, что вы угрожали мне пистолетом.

Она поморщилась. Нет, этого недостаточно, это неубедительно, это только слова. Нужно что-нибудь вещественное. Предположим, она ударила его пистолетом, он потерял сознание и упал на пол. А она забрала ключи и сбежала.

Загорский неожиданно засмеялся.

— Понимаю, — сказал он, улыбаясь, — я сорвал вам все планы, и вам очень хочется дать мне по физиономии.

— Физиономия здесь не при чем, — неожиданно отвечала она, — я буду бить по затылку.

— Идет, — сказал Загорский. — Только бейте не очень сильно, вскользь — не хочу сделаться инвалидом.

Они открыли и подняли жалюзи, потом Загорский повернулся к ней в профиль, чтобы удобнее было его бить. Несколько секунд она молча смотрела на него.

— Жалко, — сказала она наконец.

— Не жалейте, — отвечал он, — если ударите правильно, будет лишь небольшая ссадина и шишка, которая быстро заживет.

Она покачала головой.

— Я не о том. Жаль, что мы с вами не встретились раньше и при других обстоятельствах.

Он молчал, не глядя на нее. Наконец она вздохнула.

— Ладно, — сказала она, — закрывайте глаза.

Он послушно зажмурился и стал ждать удара. Секунды текли, однако удара все не было. Вместо удара он вдруг почувствовал на щеке слабое трепетание бабочкиных крыльев — это был поцелуй, которого меньше всего ждал он сейчас.

Затем раздался легкий шорох, и когда Загорский открыл глаза, кабинет был уже пуст, только открытое окно зияло, как путь в неведомые миры.

— Вот черт, — вздохнул Загорский. — Видимо, придется бить себя самому…