Антон Чиж

Красный Треугольник

Когда началось?

Да какая разница.

Этот сон всегда приходил незаметно. Сначала появлялась дыра в виде правильного круга, в ней виднелось небо в отсветах, на котором за ошметками туч прятались звезды.

Хватаюсь за металлический прут. Шуршит и отваливается ржавчина, ладоням скользко. Подтягиваюсь, носком ботинка нахожу опору. Поручни дрожат, крошится кирпич. Одолеваю ступеньку. Теперь выше, только выше. Ползу к цели в темноте. Мышцы сводит от страха, нестерпимо чешется нос. Но надо вперед. Туда, где круг в темноте.

Я уже близко. Круг сужается. Задеваю невидимые стенки плечами. Еще усилие — и вот я уже ловлю свежий ветерок. Поручень рвется в кулаке, успеваю вцепиться в сколотый край. Поднажал — и вот я уже наверху.

Ночной город лежит передо мной огненной картой. Улицы залиты лавой машинных фар под гирляндами фонарей. Их отражения пляшут в черной мгле канала.

Перекидываю ногу, чтобы оседлать Башню Вождя. Я точно знаю, что она называется так. Разбитый кирпич колет в пах, шевелиться боюсь, жму стенку коленями, как плохой наездник. Так высоко, что дышать страшно.

Ветер толкает, падаю животом на кирпичи.

Удержаться бы хоть как-то.

Зачем я здесь? Не знаю. Надо сделать что-то важное, настолько важное, что от этого будет зависеть… Что? Не знаю.

Веселый город рядом, рукой достанешь. Но та жизнь недосягаема, как будто отрезанная от меня темной чертой. Я вне её. Я внутри чего-то другого.

Внезапно понимаю, что сижу на горловине печной трубы, такой старой, что кладка может развалиться от крепкого щелбана. И тут накатывает… Нет, не страх спускаться по ржавым сходням, а что-то совсем другое. Как будто лопнула струна. Кристально-чистое отчаяние. Зарыдать бы, завыть, но слез нет, и голоса тоже.

И тут я вспоминаю, что должен сделать. Перекидываю другую ногу и сижу, балансируя на двух кирпичах. Стоит только чуть сильнее нагнуться, совсем немного — и…

В реальность меня возвращает шум из соседней квартиры. Пролетарии встают рано.

Смотрю на будильник — еще остается час-другой сна. Я лежу в постели и не могу разобрать, что же такое приснилось, от чего осталось ощущение тревоги? Что-то видел и забыл. Заворачиваюсь в одеяло и как убитый сплю до звонка будильника…


Так повторялось много ночей.

Я просыпался и забывал.

Но в одно долбаное утро, когда успеваешь продрать глаза, залить в кишки кофе, обдаться свежим шампунем и успеть на офисную каторгу, я вспомнил сон.

Ну, вспомнил — и вспомнил, подумаешь, проблема. Поехал вкалывать.

Если б я знал…

44-й до Эры Резины

Тимур не мог сообразить, где они познакомились. Еще недавно понятия не имел об этом парне, а вот он стал вдруг приятелем, которого можно было хлопнуть по плечу, ткнуть в живот, крепко пожать ладонь и спросить «ну, как ты?» — и обоим станет понятно, о чем идет речь. С Федором оказалось легко: можно и пива выпить, и почесать языками обо всем на свете — как с неразлучным другом, с которым дрался в детском саду, дразнил девчонок в школе и напивался в хлам на первом курсе. В общем, прожил сознательную жизнь. Вроде бы Федор тоже работал в банке.

…Получив обед из трех блюд, Тимур уже открыл рот, чтобы влить в него ложку борща, как вдруг приметил этого самого Федора, который высматривал кого-то среди сидящих за столиками. Бросив ложку в тарелку с борщом, Тимур замахал, привлекая к себе внимание Федора.

Федор бухнулся напротив и, не заказав даже кофе, но, пошутив над хилой закуской клерка, спросил:

— Ты ведь занимаешься закупками?

— Мебель и канцелярия, — кивнул Тимур, снова приступая к остывающему борщу. — В нашем отделе каждый на своей теме, сам понимаешь.

— Случайно нет крупного заказа?

— Как раз формирую начинку нового отделения. А что такое?

— Есть выгодные поставщики.

— Насколько выгодные?

Федор озвучил: процент хороший, просто отличный. Старые поставщики стали прижимисты, пеняли на кризис, жадничали, больше трех процентов отстегивать не хотели, да и то норовили оформить его скидкой. Тяжелые времена требовали новых подходов. Не без интереса Тимур спросил:

— Что за волшебники? В городе и окрестностях я всех знаю.

— Их название тебе ничего не скажет, к тому же они его часто меняют, такие чудаки, — усмехнулся Федор. — Ты погугли и сразу их найдешь, наверняка в первой десятке. Главное, на адрес смотри: на Обводном канале.

— А сам не можешь?

Федор прикрыл глаза пятерней:

— Мы с компьютером не дружим. Да, стыдно, но что поделать. А ты как найдешь — звякни, подброшу тебя к ним в офис в качестве платы за труды, заодно возобновлю знакомство.

Вернувшись в офис, Тимур вошел в Сеть. Поиск выдал четыре адреса, которых он не знал. Одна конторка, ООО «Надежда», действительно располагалась в глухом конце набережной Обводного канала. Путь не близкий, практически другой конец города. Стоило ли напрягаться?

Он принялся обзванивать незнакомые номера. В первом месте намек решительно не поняли, в другом поняли, но цена была такой, что после такого заказа пришлось бы танцевать краковяк перед службой экономической безопасности. Третий телефон молчал.

Осталась «Надежда». Ответил приятный женский голос, не визгливый, с ноткой щекочущей близости, манящий и обещающий. Кроме приятных эмоций, цены в «Надежде» оказались не просто интересными, а какими-то подозрительно выгодными. Притом все товары имелись на складе, и поставка была без предоплаты.

— У нас особые отношения с мебельными фабриками, — объяснила милая девушка, назвавшись Алисой. И напрямик заявила, что их фирма учитывает интересы заказчиков, а новых — особенно. Контора располагалась на территории бывшего завода, снимала офис и склады.

Навар поднимался густой и сладкий. Такое дело нельзя было откладывать. Тимур стремительно подписал бумажки, связался с Федором и через полчаса уже ехал в его новенькой «бомбе».

Федор успел переодеться в кожанку с большими карманами и благородными потертостями, свитер грубой вязки, с воротником, закрывавшим горло, и даже вязаную шапочку с шарфом, как будто на улице была не ранняя осень, а глубокая зима. На заднем сиденье покачивался горный рюкзак, набитый под завязку, из-под брезентового клапана выпирало цевье альпийского топорика.

— Как они называются? — спросил Федор, резко дернув передачу.

— ООО «Надежда»… — ответил Тимур и тревожно спросил: — Это точно не кидалово? Уж больно прайс интересный.

— Надежда, говоришь? — усмехнулся Федор. — Надежда не обманет. Тебе понравится.

— А это зачем? — Тимур покосился на рюкзак.

Но тут под колеса метнулся очередной придурок, игнорирующий пешеходные переходы, а когда обошлось, Федор завел шутливый треп…

Пробивались через гиблые пробки центра города, ожесточенные сумрачной погодой, мокрым асфальтом и желанием каждого переть, как ему вздумается. Объехали остатки двух аварий, свернули с Московского проспекта на Обводный канал, толкаясь в плотном потоке, миновали бывший Варшавский вокзал, ныне прозябающий в роли торгового центра, протащились мимо Балтийского вокзала, с которого население обычно стартует на огороды, и отстояли дежурный затор у моста. Но как только проскочили перекресток, дорогу словно вычистили. Да и кому интересно тут ошиваться: жилых кварталов нет, магазинов нет, развлекухи нет, только старая дорога к торговому порту.

Над набережной возвышалась крепостная стена красного кирпича. Не бетонный сарай, экономичное изделие советской промышленности, а имперская кладка в пять этажей на века. Посредине каменного вала с шеренгами пустых окон громоздилась уступами башенка с плоской крышей, циферблат без стрелок и пара покосившихся букв эпохи социализма. Мертвый завод встречал бастионом павшим, но не сдавшимся.

Не остановившись, проехали вдоль красного здания до угла, где завод прерывался Старо-Петергофским проспектом, лихо развернулись и помчали обратно.

Неожиданно Федор тормознул так, что в Тимура врезался ремень безопасности.

— Приехали!

Припарковались невдалеке от главного входа, у которого не было ворот, а между соседними корпусами перекинулась дуга бетонного виадука, под которой пролез бы крейсер. Каменное коромысло держало перемычку из немытых стеклоблоков. В стене виднелась прорубленная дверь, давно заброшенная, над гнилым косяком торчал обрывок вывески, от которой остались буквы: «…делия».

Федор внимательно огляделся, вдруг снял куртку и свитер, под которым обнаружился скрытый тельняшкой бронежилет, и беззаботно подмигнул:

— Махнемся не глядя?

В этот момент Тимур был уверен, что так и надо поступать, а потому предоставил приятелю любимую курточку кельвинакляйна с пиджаком и рубашкой. Чужой свитер пришелся в пору, но кожанка оказалась великовата.

— Тут недалеко. — Федор застегнул молнию наглухо. — Мимо «лежачего полицейского» свернешь за разваленный домик, увидишь что-то вроде площади, на которую выходят три заводские улицы. Метрах в тридцати будет четырехэтажное здание. Наверняка наткнешься на вывеску «Надежда».

Вытащив с заднего сиденья рюкзак, с виду тяжелый, Федор закинул его на плечо и с грохотом захлопнул дверцу машины: