Что было потом — невозможно описать. Руслан и Марат Рустамович пытались отодрать кошку от окровавленного лица Розы Альбертовны. Свекровь кричала от ужаса и боли. Кошка отчаянно вопила. И только Дина сидела на своем месте и смеялась.

Наконец, кошку оторвали и швырнули в угол комнаты. На лету она сбила с полки одну из маленьких машинок — роскошный черный «Мерседес-Бенц-Аденауэр», машинка упала на выложенную камнями чашу комнатного фонтана и разлетелась вдребезги.

Дина засмеялась еще громче, но вдруг оборвала смех. Черная разбитая машина, лежащая на мокрых камнях, о чем-то смутно ей напомнила. Дина попыталась вспомнить, о чем именно, но не смогла. Через секунду жутковатое ощущение дежавю улетучилось, но оставило после себя неприятный и тревожный привкус.

Тем временем Марат Рустамович увел рыдающую и истекающую кровью Розу Альбертовну в ванную, а Руслан подскочил к Дине, схватил ее за плечи, сильно встряхнул и заорал:

— Как ты это сделала?!

Дина остановила на нем мутноватый взгляд и тихо проговорила:

— Не понимаю, о чем ты.

Руслан вдруг успокоился.

— Прости. — Он поднес руку ко лбу. — Что-то я не то говорю. Как ты могла заставить кошку прыгнуть на мою маму?

— Никак.

— Да. Никак. Знаешь что… — Он явно сделал над собой усилие. — Ты, наверное, поезжай домой. А я еще побуду с мамой.

— Хорошо, дорогой. Как скажешь.

Она встала из-за стола и направилась в прихожую. Кус-Кус забилась в угол, злобно сверкая глазами. Когда Дина проходила мимо кошки, та, выгнувшись дугой, зашипела на Дину.

— Дура, — сухо сказала ей Дина и прошла в прихожую.

Она быстро обулась и накинула плащ. А когда уже коснулась пальцами дверной ручки, в прихожую вышел Руслан.

— Дина, подожди!

Она остановилась и повернулась к мужу.

— Ну?

Руслан замер в шаге от нее, посмотрел ей в глаза, а потом вскинул правую руку и отвесил ей смачную пощечину. Дина вскрикнула и покачнулась, но сумела устоять на ногах.

— Дома поговорим, — произнес Руслан, повернулся и скрылся в гостиной.

Дина прижала левую руку к пылающей щеке, а правой вытерла с глаз слезы.

— Гад, — тихо бормотала она. — Гад.

Она отняла руку от лица и стала быстро рыться в сумочке. Наконец нашла то, что искала, — маленький картонный прямоугольник с телефонным номером. Затем достала мобильник и, вытирая слезы, набрала номер. Гудок… Еще один…

— Слушаю! — отозвался молодой мужской голос.

— Иван?

— Да.

— Это Дина Васильева, артистка. Помнишь меня?

— Конечно! Рад, что вы позвонили! Дина Борисовна, вы…

— Подожди, не пыли. У меня появилось свободное время. Если хочешь, можем встретиться.

— Встретиться?

— Да. Споешь мне свою песню. — Дина снова вытерла рукою слезы. — Или уже испугался?

— Нет. Я… — Он секунду или две помолчал. — У вас ничего не случилось?

— Нет, — сказала Дина, глотая слезы и стараясь говорить спокойно. — Я в полном порядке. Так ты готов встретиться?

— Конечно. Где вы хотите?

— А где ты обычно репетируешь?

— Вам там не понравится. Это подвал. Мы с ребятами оборудовали его, обшили стены вагонкой, поставили звукоизоляцию…

— Пусть будет подвал. Диктуй адрес, я приеду.

6

— У вас есть еще двадцать минут, Дина Борисовна. Попейте кофе, пока гример займется вашим лицом.

Директор телепрограммы, маленький, подвижный человечек, нагнулся к сидящей перед зеркалом Дине и доверительно спросил:

— Плеснуть вам в кофе немного коньяку?

— Спасибо, не надо, — сказала Дина.

Он пожал плечами:

— Как знаете. Многим помогает преодолеть волнение.

— Я уже преодолела.

Директор ободряюще кивнул и выскользнул из гримерки. Его место занял гример, пожилой, сухой, седовласый.

— У вас хорошее лицо, — проговорил он, разглядывая отражение Дины в зеркале. — Ему почти не требуется грим.

Дина улыбнулась и произнесла:

— Скоро потребуется.

— Не будьте такой пессимисткой, — возразил гример. — Еще лет пятнадцать вы будете выглядеть великолепно.

— А потом?

— Потом? — Он мягко улыбнулся. — Потом просто хорошо.

Гример принялся за работу, и Дина устало прикрыла веки.

…Спустя неделю после «инцидента с Кус-Кус» (так мысленно окрестила его Дина) Шуравин снова ее ударил. Почти без причины, во время какого-то мелкого бытового спора. Дина расплакалась, попыталась сама броситься на мужа, но он перехватил ее руки, прижал ее к себе и зашептал изумленным голосом:

— Извини… Правда, извини. Это просто затмение какое-то… Я не знаю, что на меня нашло.

Нижнее веко под левым глазом Шуравина нервно дернулось. Он поднял руку и погладил веко пальцем, словно успокаивая. Дина оттолкнула его от себя, попятилась к стенке и сказала:

— Так больше не может продолжаться.

Шуравин убрал руку от больного глаза.

— Я же извинился, — глуховато проговорил он. — Я просто немного погорячился. С кем не бывает? Ты ведь знаешь, я бы никогда не смог причинить тебе боль.

— Но ты меня ударил!

— Да, но… — Шуравин поморщился. — Ну, прости меня. Ну, дурак у тебя муж, что уж тут поделаешь. Я ведь не со зла. Я просто…

— Я больше не намерена это терпеть, — отчеканила Дина.

Она чувствовала дыхание мужа — тяжелое, отдающее запахом коньяка, хриплое, словно чья-то сильная рука сжимала ему горло, сдавливала грудь.

— Я изменюсь, — прохрипел Шуравин и снова пригладил пальцем дергающийся глаз. — Вот увидишь. Дай мне еще один шанс. Только один. Ты же знаешь, что я готов измениться. Помнишь того идиота психотерапевта? Я пошел к нему. Ты велела — и я пошел!

Дина убрала ладони от лица и посмотрела мужу в глаза.

— Вчера я была у своего духовника, — тихо, но твердо начала она. — Он сказал, что если ты придешь и поговоришь с ним, то он…

Брови Шуравина удивленно приподнялись, на лбу прорезались глубокие морщины.

— К попу? Ты это серьезно? — Его лицо стало почти веселым. — Но ведь мы уже повенчались. Я вбухал в это дело кучу бабла! Чего еще он хочет?

— Он хочет нам помочь.

Руслан прищурился и пристально посмотрел на Дину.

— Кому? — резко спросил он. — Тебе или мне?

— Нам.

— Значит, этот святоша никак не хочет оставить нас в покое? — Лицо Руслана потемнело от гнева, но он сделал над собой усилие и усмехнулся. — Что ж, если ты настаиваешь… Почему бы и нет?

— Ты правда согласен?

— Да.

Лицо мужа стало спокойным и безмятежным. На мгновение Дине показалось, что в его черных и непроницаемых, как ночь, глазах мелькнуло какое-то странное выражение — хитрое, холодное, злобное. Но прошло мгновение, и взгляд его вновь стал спокойным и приветливым.

— Когда? — осторожно спросила Дина. — Когда мы пойдем к моему духовнику?

Шуравин усмехнулся:

— Да хоть сейчас!

— Тогда я позвоню ему?

— Конечно, звони!

Дина, все еще не веря в успех, поднялась с пола, подошла к тумбочке и сняла телефонную трубку.

— Так я позвоню? — неуверенно переспросила она.

— Давай-давай, жми на кнопки.

Дина набрала номер.

— Алло… Будьте добры отца Михаила… Что?… Нет, я перезвоню. Через десять минут… Спасибо.

Она положила трубку на рычаг.

— Что случилось? — озабоченно поинтересовался Руслан.

— Он вышел.

— Вышел? — Шуравин изобразил на лице печаль. — Ах, какая жалость! И что же нам теперь делать? Как же нам теперь быть без отца-то Михаила? Я как раз собирался сходить в сортир. Если он перезвонит, спроси у него, какой рукой мне подтираться. Без его совета мне никак не обойтись.

Дина поежилась.

— Я полагаю, это не повод для насмешек, — сказала она.

— Да-да, ты права. Я просто неудачно пошутил. — Руслан взял со столика бутылку коньяка, наполнил стакан и уселся в кресло, держа стакан с коньяком в руке. — Дина, я сделаю все, как ты скажешь, — объявил он. — Скажешь пойти к попу — я пойду. Скажешь спрыгнуть с крыши — спрыгну. Скажешь снять штаны и выйти с голым задом на Тверскую — я и это сделаю. Для меня главное, чтобы ты была счастлива.

Шуравин отхлебнул коньяк.

— Почему ты молчишь? — с усмешкой спросил он. — Все еще на меня дуешься? Брось! Я — твой муж, ты — моя жена. Жизнь хороша!

Дина молчала. Руслан посмотрел на нее поверх стакана с коньяком и прищурился:

— Слушай, золотце, ссора не приведет ни к чему хорошему. У меня идея! Что, если нам заняться чем-нибудь поинтереснее, а? — Он снова отхлебнул коньяка и протянул к ней толстую короткопалую ладонь: — Иди сюда!

Дина отшатнулась, но Руслан схватил ее за руку и грубо привлек к себе. Она упала к нему на колени, но тут же попыталась встать.

— Я должна позвонить отцу Михаилу.

— Через десять минут, — напомнил Шуравин, удерживая ее силой. — Если ты не будешь тянуть резину, мы успеем.

— Мне не хочется! — выкрикнула она и снова попыталась встать.

Шуравин держал крепко. Он провел пальцем по пуговицам блузки и криво усмехнулся.

— Разве жена не должна во всем подчиняться своему мужу? — проговорил он. — Что по этому поводу говорит твой отец Михаил? Давай, солнышко, ублажи муженька. Будь паинькой. А не то я пожалуюсь отцу Михаилу.

— Руслан, я не в том настроении, чтобы…

Руслан швырнул стакан на пол, грубо сгреб Дину и, держа ее на руках, встал с кресла.

— Что ты делаешь! — крикнула она.

— Ношу тебя на руках! Разве это плохо?

Он пронес ее к входной двери, повернул ручку замка и распахнул дверь. С улицы повеяло холодом.

— Руслан, холодно!

— Ничего, привыкнешь.

Он вынес ее на крыльцо, быстро спустился по ступенькам и подошел к собачьему вольеру, где томись два его любимца — доберман Джек и ротвейлер Кончак.

— Руслан! — закричала Дина. — Пусти меня!

— Пустить? Пожалуйста!

Распахнул дверь вольера и с размаху бросил ее на мокрую землю.

— Ты слишком разгорячилась! — сказал он, закрывая вольер на замок. — Тебе нужно немного остыть.

— О господи! Что ты делаешь? Ты сошел с ума!

— Кричи, кричи! Пускай сбегутся люди. Им будет на что посмотреть! Знаменитая артистка Дина Васильева сидит на куче собачьего дерьма! Это будет настоящая сенсация! Бомба! Я бы даже сказал — секс-бомба!

Он повернулся и пошел к дому.

— Руслан! — взмолилась Дина, вскочив на ноги. — Ради бога, выпусти меня отсюда! Мне холодно!

Шуравин обернулся. Посмотрел на нее ледяным взглядом и прищурился.

— Ага, — сказал он, — вспомнила о Руслане. Что же ты не зовешь на помощь отца Михаила? Он ведь такой мудрый, такой добрый. Он сможет тебе помочь.

Дина стояла босиком на мокрой земле, скрючившись от холода и опасливо глядя на собак, которые явно были сбиты с толку.

— Я никогда этого не говорила, — произнесла она.

— «Не говорила», — передразнил Шуравин. — Ну, значит, думала! Какая, к чертям собачьим, разница? Отец Михаил то, отец Михаил се. Может, ты и спишь с ним? Что он делает лучше меня? Трахает тебя кадилом в задницу?

Лицо Дины посерело.

— Ты убиваешь меня, — сказала она, отбивая зубами дробь. — Ты убиваешь меня, Руслан!

Шуравин удивленно посмотрел на нее, затем провел ладонью по лицу, словно смахивал невидимую паутину.

— Ч-черт, — проговорил он голосом человека, вынырнувшего из дурмана. — Что же это я делаю?

Он повернулся, тяжело, словно преодолевая сопротивление воздуха, подошел к вольеру и открыл замок.

— Прости, зая… — В голосе его была растерянность. — Пожалуйста, прости.

* * *

Гример работал споро и умело. За его быстрыми легкими руками приятно было наблюдать.

Дина сидела перед зеркалом и разглядывала свое лицо. Две тонкие морщинки по краям рта, несколько морщинок у глаз. И это в двадцать восемь лет! Нет, все-таки актерский грим — настоящий убийца кожи.

— Скоро мне надо будет делать пластическую операцию, — тихо проговорила Дина.

— Что за мысли, Дина Борисовна? — воскликнул старичок гример. — Вы просто куколка. Посмотрите на свое лицо. Нет, посмотрите-посмотрите!

Дина посмотрела на свое отражение.

— Видите? — продолжал витийствовать гример. — Одри Хепберн приняла бы вас за сестру-блондинку! А Мерилин Монро устыдилась бы и села на диету!

Дина улыбнулась:

— Все-то вы врете.

— Ничуть! Ваши глаза — озера неги и страсти. Сейчас я их чуть-чуть подведу, и в них можно будет утонуть!

Дина улыбнулась и хотела ответить шуткой, но тут с зеркалом произошло что-то странное. Оно вдруг потемнело, и из его мерцающей темноты на Дину глянуло старушечье лицо — морщинистое, темное, страшное.

Дина вскрикнула и отшатнулась.

— Что с вами? — испуганно спросил гример.

Секундное наваждение рассеялось, и Дина снова видела в зеркале помещение гримерки и себя саму — красивую, светловолосую, с выпученными от страха глазами.

— Там… — пробормотала она. Замолчала и облизнула пересохшие от испуга губы.

«Там только что была старуха», — хотела сказать Дина, но не смогла выговорить эти жуткие слова.

— Да что с вами сегодня, голубушка?

Дина натянуто улыбнулась отражению гримера:

— Ничего. Это все от бессонницы. Плохо сплю в последнее время.

— Это вы зря. Знаете правило? Хочешь быть молодым и красивым — побольше спи.

— Да, — тихо отозвалась Дина. — Буду спать.

Дверь гримерки распахнулась, и бодрый голос произнес:

— Дина Борисовна, нам пора на интервью!

— Да, уже иду, — ответила Дина.

Она с опаской взглянула на свое отражение, но, к собственному облегчению, ничего странного там больше не увидела. Никаких старух.

7

Руслан Шуравин откинул край вычурного золотистого гостиничного одеяла и провел рукою по обнаженной груди юной блондинки.

— Такая большая, — восхищенно проговорил он. — Не то что у моей благоверной. И как ты носишь такую большую грудь? Сама-то ведь тонкая, как веточка.

— Все для тебя, милый! — с улыбкой проворковала его юная пассия Вероника.

Шуравин протянул руку к тумбочке и взял из хрустальной вазочки янтарную виноградинку. Бросил ее в рот.

— Милый, — заворковала Вероника, — я хотела тебе сказать…

— Что сказать? — поинтересовался Шуравин, работая массивными челюстями. — О том, что я в постели супермужик?

Вероника хихикнула. Потом нахмурила лоб и произнесла:

— То, что я скажу, тебе не понравится.

— Да ну? Ты меня заинтриговала.

Шуравин выбрал самую крупную виноградинку и отправил ее следом за предыдущей.

— Это про твою жену, — сказала Вероника.

— Что про мою жену? — уточнил Шуравин, разжевывая виноградину.

— Ну, про ее связь. Думала, вдруг ты еще не знаешь.

Шуравин перестал жевать. Он выкатил на Веронику свои выпуклые черные глаза.

— Связь? Ты о чем? Какая связь? С кем?

— Да с этим мальчишкой-музыкантом. — Вероника хихикнула. — Ты знаешь, говорят, что она в него всерьез влюблена!

Несколько секунд Шуравин лежал неподвижно, а потом вдруг крепко выругался, вскочил с кровати и принялся взволнованно ходить по комнате, забыв накинуть халат. Его кряжистая, слегка обрюзгшая фигура с провисшим животом и всем тем, что болталось ниже живота, выглядела комично, и Вероника едва удержалась от смеха.

Шуравин продолжил ходить по комнате.

— Стерва! — рычал Шуравин. — Гадина! И это после всего, что я для нее сделал!

— Руслан, — негромко окликнула Вероника. — Не стоит так волноваться. Если подумать, то не так уж это и плохо. Ну, например, мы сможем больше не скрывать наших отношений.

Шуравин остановился посреди комнаты и уставился на нее пылающими от ярости глазами, и взгляд его был так страшен, что теперь уже его широкая голая фигура не казалась Веронике комичной.

— Давно ты об этом знаешь? — гневно спросил он.

— Нет, — соврала Вероника, испуганно глядя на своего пожилого любовника. — Пару дней.

— Почему не сказала раньше?

— Боялась, — тихо ответила Вероника.

Глаза Шуравина снова полыхнули дьявольским огнем, но он смог взять себя в руки и негромко произнес:

— Ладно. — Потом холодно усмехнулся и добавил: — Сама понимаешь, сейчас мне не до развлечений. Иди домой, а вечером я тебе позвоню.

Вероника решила не искушать судьбу. Она быстро поднялась с кровати, подхватила одежду, чмокнула Шуравина в бульдожью щеку и вышла из комнаты.

Руслан сел на кровать и погрузился в тяжелые размышления. Через несколько минут хлопнувшая в прихожей дверь вывела его из задумчивости. Он снова вскочил с кровати, секунду стоял неподвижно и молчал, а потом шагнул к комоду, сгреб с него гостиничную настольную лампу и с размаху швырнул ее об стену.

Стеклянные осколки посыпались на пол. Шуравин шагнул к этой сверкающей груде и изо всех сил пнул ее босой ногой. И тут же вскрикнул от боли и, чертыхаясь, сел на кровать. Подтянул раненую ступню поближе, кровь закапала на край кровати. Из пальца торчал осколок стекла.

— Твою мать! — прорычал Руслан, ухватился пальцами за осколок и выдернул его.

Жгучая боль пронзила палец — да так, что Шуравин вскрикнул, а из глаз его брызнули слезы. Но когда он снова взглянул на ранку, кровь уже не текла, а сам порез выглядел так, словно его прижгли раскаленным железом.

8

Кай-о! Кай-о! Кай-о! Йо!
Не на луне, а на Земле
Стояло капище мое.
Среди кедров онемевших
Стояло капище мое
На четырех ногах, вросших в землю,
Стояло капище мое…

Дремучая старуха шаманка перестала напевать, усмехнулась беззубым ртом и хотела поставить банку с травяным настоем на полку, но слабые пальцы вдруг подвели — банка выскользнула из них и с грохотом упала на пол, разбившись на куски.

— Чтоб тебя! — выругалась старуха по-русски.

Она нагнулась и ухватила темными пальцами один из осколков, но сделала это неудачно — острый осколок резанул ее по подушечке пальца. Старуха зашипела от боли и затрясла рукой. Из разреза на пальце тотчас потекла кровь. Старуха, прихрамывая и бормоча под нос проклятия, подошла к печи, пару секунд помешкала, а затем прижала кровоточащий палец к раскаленной конфорке.

Из приоткрытого рта старухи шаманки вырвался тонкий вой, глаза ее закатились под веки, и старуха рухнула на пол.

Когда она снова открыла глаза, вокруг был серый, подернутый дымкой лес. Она сразу поняла, что попала в нижний мир. Иногда такое с ней случалось — даже без бубна и камлания.

Медведеобразное чудовище стояло под сенью вековой сосны. Плечи и грудь его были увешаны бусами из беличьих черепов.

— Останови это, — жалобно попросила его шаманка.

Чудище покачало головой.

— Останови его! — крикнула старуха в отчаянии. — Я не хочу терять Пакина! Он — все, что у меня осталось!

Чудовище повернулось и побрело в черную гущу сумеречного леса. Шаманка зажмурила глаза и приказала себе очнуться.

Она открыла глаза и поняла, что лежит на грязном полу своей избы. Потом она почувствовала, что поднимается в воздух, но это был не полет. Сильные руки молодого охотника подняли ее с пола и легко, как пушинку, перенесли на кровать.

— Ай-е, ай-е, — тихо проговорила старуха. — Я не смогу это остановить.

Глаза ее были закрыты, но веки так истончились за долгую жизнь, что она была уверена, что давно научилась видеть сквозь них. Не открывая глаз, старуха видела, что Пакин спокойно, внимательно и мягко смотрит на нее. От его взгляда ей и самой стало немного спокойнее.