4

Лодка оказалась жутко узкой и неудобной. Глеба, однако, это не слишком-то беспокоило. Беспокоило и пугало его другое. А именно — странность происходящего.

Теперь у него было время все тщательно обдумать.

Парень с волшебной гнилушкой в руках, мертвый оборотень, голодная тень, разорвавшая оборотня на куски и едва не утащившая Глеба в чащу… Ужас, который испытывал Васька перед ружьем… Ясно лишь одно: в реальности ничего этого быть не может. Не может, и все тут.

«Что происходит?» — в который уже раз спрашивал себя Глеб. На этот вопрос было всего два варианта ответа. Первый — Глеб Орлов, модный журналист, дебошир и бабник, сошел с ума. Значит, все, что он видел и видит, — это никакая не реальность, а всего лишь его галлюцинации.

Второй вариант — все это действительно происходит. И тогда слова профессора Земцова о странных смещениях пространства и времени в аномальной зоне обретают смысл. То есть… Он попал в прошлое.

Но насколько далекое это прошлое?

— Слышь, друг… А какой сейчас год?

— Двадцать пятый, ежели считать от Большого пожара в Белом Яру.

— А если считать от Рождества Христова?

— Как это?

— Не понимаешь? Ты не знаешь, кто такой Иисус Христос?

— А, ты про Иисуса, — понял Васька. — Это бог, в которого верят греки да болгары, и он все время плачет.

— А ты в него веришь?

Васька пожал плечами:

— Да на что он мне? Тетка Яронега сказывала, что Иисус чужой бог. А у нас и своих богов полно.

Глеб нахмурился. Плохо дело. Самые мрачные его догадки подтверждались. Поверить в то, что он реально попал в далекое прошлое, было сложно. Но еще сложнее было поверить в собственное сумасшествие. Галлюцинации не бывают такими яркими и убедительными. Деревья, трава, вода… Все это настоящее. И тварь, которую он убил у межи, тоже настоящая. К тому же он неплохо себя чувствует. Разве больной человек может себя хорошо чувствовать?

— Слышь, Васька? — снова окликнул он парня.

— Чегось? — отозвался тот.

— Я похож на безумца?

— Ты? — Парень вгляделся в лицо Глеба и покачал головой: — Не. Я видал безумцев, они не такие. Был у нас в деревне один безумец, Пузейка Рыжий, так он даже в лютый мороз голым бегал. И тараканов в рот запихивал. Ты не такой.

— Это верно, — согласился Глеб и вздохнул. — До тараканов пока дело не дошло. Послушай-ка, Василий… а в какой стране ты живешь?

— Ась?

— Живешь, говорю, где?

Васька улыбнулся:

— Где и все, в Хлынь-граде.

— Хлынь? — Глеб наморщил лоб, пытаясь припомнить, где он встречал это название. Что-то такое мелькало в подкорке, но толком вспомнить не удалось. Тогда Глеб продолжил допрос: — Васька, а этот твой Хлынь, он большой город?

— Немалый. Тут сам князь живет, посему и княжество наше Хлынским зовется.

— Хлынское княжество, — задумчиво проговорил Глеб. — Что-то я такого не… А какие княжества его окружают?

— Известно какие. Есть Кривичское, есть Радимичское, есть Голядь, а есть махонькое Пригорное… Разные. Иные и на княжества-то не похожи. Так, одно название. А ты почему спрашиваешь?

Глеб снова задумался. Наряду с известными названиями княжеств в Васькином перечне были и совершенно незнакомые. Может быть, Глеб попал в эпоху, когда формирование княжеств только началось?

Орлов вздохнул: черт его знает. Но, как бы то ни было, если он действительно каким-то невероятным образом попал в прошлое, то нужно расценивать это не как беду, а как невероятный шанс, который послала ему судьба.

Ну а если это сумасшествие… что ж, когда-нибудь галлюцинации пройдут, и он увидит перед собой белые халаты врачей. А покуда этого не случилось, нужно верить собственным глазам.

«Пусть будет, что будет», — подумал Глеб. А потом повторил это вслух:

— Пусть будет, что будет.

Эта простая фраза помогла ему успокоиться, но жутковатый осадок в душе остался. Во всем происходящем — будь то психическое расстройство или перемещение во времени, о котором говорил профессор Земцов, — было что-то патологическое, неправильное. И ощущение этой неправильности действовало на Глеба угнетающе.

— Васька! — снова окликнул он.

— Чего?

— Твое имя — оно ведь не славянское?

— Не славянское, — подтвердил парень. — У нас таких много. То еще при дедах наших случилось. Пришли к нам знающие грамоте люди из Македонской Булгарии. Подружились они с нашими властителями, буквам глаголицы их обучили. В их честь наши властители детишек своих нарекли. А там и прочие подхватили. И пошло-поехало. Дурное дело нехитрое, — заключил Васька.

— Погоди… — Глеб напряг память. — Скажи-ка, эти гости были христиане?

— Ну.

— Если не ошибаюсь, в Болгарии христианство приняли в девятом веке. А на Руси — в десятом. Значит, мы сейчас… где-то посередине? Уф-ф… — Глеб вспотел. — Бред какой-то. Этого не может быть.

— Чего не может-то? — не понял Васька.

— Пару дней назад я пил виски и болтал по телефону с Катькой Корольковой. А сегодня сижу в допотопной лодке с парнем, обутым в дырявые сапоги.

Васька обиженно просопел:

— Теперь тебе и ичиги мои не угодили. Вот погоди, разбогатею — куплю себе десять пар яловых сапог! Вот тогда и посмотришь, каким гоголем Васька Ольха ходить может!

Васька насупленно отвернулся и более на Глеба не смотрел.

5

До Хлынь-града добрались уже в плотных сумерках.

Широченные дубовые створки огромных городских ворот были распахнуты. У ворот стояли ратники, числом не менее пятнадцати, и о чем-то негромко переговаривались. На Ваську Ольху и Глеба они не обратили внимания, как на всякую входящую в город либо покидающую его шушеру.

Васька и Глеб миновали ряды низких, ветхих, похожих на собачьи будки избушек, в которых ютилась беднота. Потом прошли через площадь, мимо тесно громоздящихся дощатых лавок, балаганов, рогожных палаток. Торговцы уже убирали с шестов товары, навешивали на двери тяжелые замки. В калашном ряду, несмотря на сумерки, дымили печки, от них доносился запах пирогов.

На земле, у одной из лавок, сидел нищий. Завидев Глеба и Ваську Ольху, он протянул тощую грязную руку и тихонько и тоненько заблеял:

— Пода-а-айте убогому сиротке… с го-о-олоду помираю.

— Боги подадут, — небрежно сказал ему Васька Ольха.

Глеб чувствовал себя так, словно попал в чей-то сон. Все вокруг было нереально, сумеречно, как бы не по-настоящему. На душе у Глеба было так тоскливо, что он едва сдерживался от слез.

Васька Ольха что-то рассказывал, но Глеб слушал его вполуха. У рогожной палатки стояли, тихо переговариваясь, два бородатых мужика в летних кафтанах. В сумерках их тихие голоса были слышны отчетливо и ясно.

— Плохо стало жить, — с какой-то неизбывной печалью говорил один другому. — Скуднее, тревожнее. То одна беда, то другая. За охрану от оборотней — своя мзда, от волколаков — своя. Последнюю рубаху сыми, а отдай. А кому пожалуешься, кто защитит?

— Верно говоришь, — кивнул второй. — Совсем худо стало. Повез давеча в Яров-град на ярмарку шелку-сырца и зелья огневого. И опасничать не стал — дорогой обходной поехал, а все одно проклятые достали. Две лошади упыри разорвали. Товар пропал. Как сам ушел, ума не приложу.

— Да, дела… — горестно и тихо проговорил другой. — А рыбаки из-за русавок, я слыхал, совсем обнищали. В реку уже не ходят, а разбрелись врозь и нищенствуют… Скоро сами разбойниками станут. Темные времена настают, Главан.

— Темные, Маламир. Ой темные.

Заметив, что Глеб на них смотрит, мужики замолчали и уставились на него в ответ суровыми, неприязненными взглядами. Глеб поспешно отвел глаза.

— Гляди-ка! — сказал вдруг Васька и показал пальцем на большой дом со множеством окон и с большим красным коньком на крыше.

Над дверьми дома был прибит коровий череп. У невысокого крылечка, в грязи, с разбитыми в кровь физиономиями, валялись пьяницы. Некоторые из них были в одних портках.

— Это что? — спросил Глеб.

— Кружало, — объяснил Васька Ольха. — Изба питейная.

— Кабак, что ли?

Васька кивнул:

— Угу.

Глебу вдруг до смерти захотелось выпить. Он понял, что если не пропустит сейчас стаканчик-другой, просто сойдет с ума.

— Зайдем? — предложил он Ваське.

— Можно, — ответил тот. — А у тебя деньги-то есть?

Глеб качнул головой:

— Нет.

— А серебро?

— Откуда?

Васька улыбнулся:

— А на пальце что!

Глеб рассеянно посмотрел на свою левую руку и ответил:

— Кольцо серебряное.

— Ну, так сымай!

— А разве этого хватит?

— А то! На кувшин бражки да на ведро кашки!

Васька довольно засмеялся.

* * *

Распахнув тяжелую, обитую рогожей дверь, они шагнули внутрь кабака. В паре саженей от порога, за высокой деревянной стойкой, стоял толстый широкоплечий мужик.

— Кто это? — с опаской спросил Глеб.

— Озар. Кабацкий целовальник. Он здесь заглавный. С ним не шути, сурьезный мужчина.

Всю большую комнату занимали деревянные столы и такие же лавки. Глебу обстановка кабака, стилизованная под русскую старину, напомнила любимый спортбар «Пивная пена». Не хватало только больших телеэкранов на стенах и смазливых официанток. Да и вони такой, как здесь, там не было.